Анна Данилова - Бронзовое облако
Натюрморты не успели просохнуть. Я поняла это, когда убирала полотна обратно в сейф. Кто-то сделал копии с наших картин, Герман! Этот Сперанский – очередная цепь моих проколов, неудач, моей глупости и доверчивости. Ты спросишь, почему я так легко пишу об этом? Да потому, что я предчувствовала это. Как предчувствую сейчас и то, что, к чему бы я ни прикоснулась, все будет обращено в прах. Я пустила нас с тобой по миру, Герман. И я не уверена, что ты, вернувшись из командировки, простишь меня…»
20
Отрывок из книги О.З.
«Холодные цветы одиночества»
«Герман, я должна тебе кое в чем признаться. Два натюрморта Ренуара, те, что ты хранил в сейфе, я показала эксперту Ефиму Даниловичу Сперанскому. Пишу полностью это имя на всякий случай, хотя внешне он показался мне довольно-таки порядочным человеком. Не молодым, но молодящимся. У него кожа как у младенца, и это в его-то годы! Вот что делает пластическая хирургия в наши дни. Но все равно это как-то отталкивает. Все-таки это мужчина, а не женщина. И я уверена, что и без пластики он выглядел бы недурно. Думаю, что он голубой. Его манера разговаривать, жесты, движения. Хотя я могу и ошибаться. Он взял Ренуара на оценку. Сказал, что ему потребуется неделя, чтобы найти покупателя.
Прошло десять дней, но от Сперанского нет новостей. Я звоню ему почти каждый день, он отвечает как-то неопределенно, что, мол, кто-то должен позвонить, прийти, посмотреть…
Слава богу, сегодня вечером был Сперанский, без картин. Он продал их! Привез деньги. Мы открыли шампанское, отметили это событие. Он сказал, что полотна были куплены одним олигархом, который долгое время был в отъезде. Я понимаю, конечно, что он нагрел руки на этой сделке, но главное, что у меня теперь есть хотя бы какие-то деньги и я попытаюсь теперь уже сама, без посредников, купить квартиру. Я, быть может, обращусь опять к Ефиму Даниловичу, объясню ему, что никому не доверяю, и попрошу его найти мне хорошего агента. Я уверена, что у него найдутся люди, которые помогут мне вложить эти деньги. Герман, ты прости меня, что я обращаюсь к тебе с такими вот земными проблемами. Но тебя нет, а мне надо как-то жить… Я подумываю о том, чтобы уехать из Москвы. Совсем. Вот куплю квартиру, поселю квартирантов, а сама на оставшиеся деньги куплю дом где-нибудь в Ялте. Или поближе, в Лазаревском. Но тогда зачем мне покупать квартиру в Москве, когда можно купить дом на море и сдавать его? Мне нужно все хорошенько обдумать. И посоветоваться с Ларисой. Она плохого не посоветует. У нее светлая голова.
Сегодня я слушала музыку. Лежала под одеялом и слушала, вспоминала тебя, Герман, и размышляла о том, что музыка и живопись созданы для того, чтобы спасать людей. Сначала это был Шуман, немного нервная и будоражащая музыка, но роскошная, у меня даже настроение поднялось. А потом я слушала фортепьянный концерт Шопена и плакала. У меня вся подушка стала мокрая. Лариса купила мне букет роз, сказала, что они меня успокоят… Я лежала, смотрела на букет, слушала музыку и думала, что хотя бы ради вот таких вот минут и стоит жить. Я словно очищалась, и стало как-то легко, даже хорошо, ты уж прости меня, Герман.
Когда же ты вернешься ко мне?!»
21
Усадьба
– Вот представь себе, приезжает следственная группа… Думаю, это произойдет через день-два, пока кто-нибудь из родных или близких не хватится кого-то из них… Понимаешь, одно дело, когда трупы находятся в доме, в том же положении, в каком они были сразу после выстрелов, и совсем другое, когда они обнаружены в дровяном сарае, ты улавливаешь мою мысль?
Но Герман не улавливал. Мысль о смерти Жени не давала возможность подумать о себе, о своей безопасности. Он становился вялым, сонным прямо на глазах ожившего после звонка Маши Сергея.
– Старик, она умерла… Как же так? Ведь она не могла знать, что меня нет в живых, значит, оставалась надежда… Все-таки я оператор, работаю в Африке, всякое может случиться… Может, меня ранил лев, когда я подобрался к нему совсем близко…
– Между прочим, и мы точно не знаем, жива она или нет. Это по книге Закревской выходит, что она умерла. И с ее же слов тоже. Но могилу никто не видел, никто из знакомых не присутствовал на похоронах. Может, она просто уехала куда-нибудь, чтобы прийти в себя после всего того, что с ней произошло…
– Спасибо, друг, но тебе не очень-то удается меня успокоить… Ее же нет. Ни дома, нигде!
– Подожди, мы отвлеклись. Послушай, что я тебе скажу… А что, если вернуть все эти тела на место? – Сергей даже потряс Германа за плечо, словно пытаясь привести его в чувство. – Ты слышишь меня? Да очнись же ты! С минуты на минуту здесь может появиться милиция…
– Брось, Сергей, они не проедут, и ты это прекрасно знаешь…
– Ладно. Пусть не сейчас, но говорю же – дня через два-три… Так вот, одно дело, когда они…
– Слышал: в дровяном сарае… Что дальше? Ты предлагаешь разложить их на те места, где их настигла пуля?
– Именно! Понимаешь, все должно смотреться естественно. Какой-то маньяк ворвался в усадьбу и всех перестрелял. Все понятно. А вот совсем непонятно будет, если трупы обнаружат в сарае. Спрашивается: как они там оказались? Кому помешали? Да тому, кто находился в доме во все время снегопада. И кто эти люди? Имеют ли они отношение к убийству или нет?
– Если дом оформлен на меня, то все равно меня будут искать, – пожал плечами Герман. – Но я не помню, чтобы покупал дом. Зачем он мне, тем более когда я остался без жены…
– Послушай меня, я тебя очень прошу… Давай разложим тела на места… и уйдем. В три часа мы уже будем на трассе, Маша нас подберет и доставит домой. Все. Нас здесь не было. Не было, понимаешь?
– Нет. Не понимаю. Я ничего не понимаю. Зачем раскладывать трупы? Что ты такое говоришь?
– Надо, чтобы все выглядело естественным. И тогда, вероятно, будет проще вычислить, кто кого и за что убил. А так мы только все испортили…
– Но если бы мы этого не сделали, то тогда они сами испортились, разве не так? Мы спасли трупы от разложения… Сергей, меня уже тошнит от этих разговоров! Я отказываюсь это делать, потому что не вижу в этом никакого смысла.
– Для того чтобы понять, тебе надо успокоиться. Вот сядь, вдохни в себя побольше воздуха и попытайся представить себе, что ты – следователь. Что ты приезжаешь на место и находишь трупы в сарае. Что тебе сразу приходит в голову?
– Трупы завернуты в простыню. Значит, их сначала кто-то убил, а потом уже завернул и сложил в сарае. Причем сложить в сарае их мог как убийца, так и другой человек, не имеющий отношения к убийству. И что дальше?
– А то, что по расположению трупов специалист сможет определить, как действовал убийца, кто с кем танцевал, быть может, кто-то пил или ел, кто-то спускался с лестницы, кто-то в это время находился в спальне с женщиной, с мужчиной, это я так, грубо, схематично… Когда следователь выяснит личности убитых и опросит свидетелей, то станет ясно, в каких отношениях эти люди были друг с другом… А что, если это действительно не ты их убил?! И пригласить их сюда мог не ты, а кто-то другой. И тот факт, что у тебя в кармане оказался этот список, еще ни о чем не говорит. Его могли тебе просто подсунуть.
– Ты, наверное, забыл, что я – единственный, кто остался в живых из этой компании…
– А что, если в доме был кто-то еще… Кому удалось выбраться из дома во время снегопада? Кто-то, физически очень сильный? Прошу тебя, Герман, помоги мне разложить тела по дому так, как они были до моего прихода… Один я не справлюсь.
– А простыни? Куда ты их денешь?
– Сожгу в камине, а пепел выкину в окно.
– Может, ты и прав, хотя я так ничего и не понял… Но только давай выпьем сначала… Я не смогу вот так, на трезвую голову… А ты не видел мои сигареты?
– Видел. Лежали на столе. Куда ты их дел?
– Это была последняя пачка. Мы с тобой выкурили все, что были в доме, что нашли в машинах, в сумочках… Но у меня была почти новая пачка, моя пачка, я нашел ее в своей куртке, ну ты же помнишь…
– И что? Значит, ты ее уже выкурил. Сигареты рано или поздно кончаются, причем в самый неподходящий момент. Попытайся прожить остаток дня без сигарет. Ты прав, надо бы немного выпить. Меня и самого начинает колотить, когда я только представлю, что мы сейчас спустимся в этот сарай… Иди, разливай коньяк, а я принесу закуску…
Сергей вернулся с тарелкой сыра, банкой мясных консервов и большим клином холодного шоколадного торта.
– Я искал ветчину и хлеб – не нашел.
– Съели, наверное, вчера, – равнодушным голосом отозвался Герман.
– Нет, вчера мы, конечно, ели, но я специально оставил большой кусок ветчины и хлеб на сегодня. Подумал, что нам надо будет плотно поесть перед тем, как мы двинемся в путь. Но в холодильнике – лишь остатки салатов, на которые невозможно смотреть… Надо бы выбросить…
– Давай сыр. Вот твоя рюмка. Сергей, когда же все это закончится?! Я не могу больше находиться здесь…
