Николай Зорин - Формула влияния
— Могли быть. Но эту версию мы с тобой тоже отвергли.
— Да, да, я помню, — она нетерпеливо махнула рукой.
— Этим же утром, — продолжал Виктор, — похищают Анну, и, вероятно, в тот момент, когда она собирается зайти к нам в агентство, в процессе борьбы ломается застежка браслета, Мария Ильинична находит его на ступеньках и приносит тебе.
— Ну, это твоя версия, — возразила Полина.
— И она, безусловно, верна, — с шутливым самодовольством сказал Виктор. — Анну увозят в какой-то выселенный дом и тяжело ранят. Все это ты видишь, когда берешь в руки браслет…
— Ничего подобного! — возмутилась Полина. — Я не видела, как ее похищали и увозили в этот выселенный дом, я только…
— Не важно, — снова перебил ее Виктор. — Все это логически вытекает из того, что ты смогла узнать. А кроме того, и это главное — ты видела убийцу Анны. Судя по описанию, это тот самый человек, который выходил из кабинета Хавронина сразу после убийства Ривилиса. Вывод, лежащий на поверхности, — и в Ривилиса, и в Анну стрелял он. Но в твоих видениях возникает странная картина: Анна направляет пистолет на этого самого Наблюдателя-убийцу, которого почему-то принимает за своего возлюбленного. Эта картина из воспоминаний умирающей Анны, а, как ты сама все время повторяешь, лишних воспоминаний у умирающих не бывает. И какая теперь выстраивается версия?
— Да все та же, которую мы до этого опровергли: все четверо были в кабинете, убила Ривилиса Анна, представляя, что стреляет в Наблюдателя. Бред!
— В общем, да. Но в этом бреде есть какое-то рациональное зерно.
— Если ты исходишь из ощущений Анны, то там вообще никакого рационального зерна нет. Да Анна вся нерациональна! Ее воспоминания нельзя рассматривать как какой-то кладезь информации: зашел в ее жизнь, как в Интернет, и получил все нужные сведения.
— Тогда почему ты так упорно стремишься вернуться в ее воспоминания?
— Потому что только Анна и может дать все ответы. Но не прямо. Я должна прожить ее жизнь до конца и понять. Мне кажется, я все время что-то упускаю, какую-то деталь, которая очень важна. Я никак не могу ее поймать. А если мне это удастся, все встанет на свои места. Слушай, не будь занудой, дай мне браслет, — Полина заискивающе улыбнулась.
— Не дам! — сердито сказал Виктор, но по неуловимой интонации она поняла, что он готов сдаться. Ничего больше не прибавив, он поднялся, прошелся по комнате, открыл окно. Запахло дымом — Виктор закурил. Он курил и молчал. Полина тоже не решалась ничего говорить, чтобы не спугнуть назревающую в нем решимость. Потом она услышала, как открывается сейф. С легким стуком на стол перед нею опустился браслет. — Ладно, возьми. Я подумал… Только буду тебя контролировать, сяду рядом и, как только пойдет что-то не так, как только замечу, что тебе стало плохо, все прерву.
— Спасибо, мой милый! — Полина вскочила, подбежала к Виктору, обогнув стол, поцеловала его, вернулась на место и взяла в руку браслет.
Глава 11
Горы подхватили звук выстрела, эхом отдаваясь в моей голове. Все было кончено. Я убила его, разрушила свою любовь. Жуткая боль затопила меня. Но это длилось всего мгновенье — в следующую секунду я поняла, что никакого убийства не было. И тут же, словно дотронулись до вибрирующей струны, успокоилось эхо. Мне просто нужно поскорее вернуться назад и начать все сначала.
Луч заходящего солнца переместился чуть в сторону. Я оторвалась от созерцания скалы и повернулась к окну. Так я всегда делаю, когда глаза устают от работы. Утро окончательно укрепилось, утро просвечивало сквозь плотные шторы. Пора собираться на работу — принимать душ, варить кофе, но сначала… Я посмотрела на компьютерные часы — 7:45. Как хорошо, у меня еще есть время. Нужно все записать, чтобы не повторить ошибки.
Я открыла дневник, который начала вчера после первого несостоявшегося свидания. Не помню, почему мне пришла в голову мысль его завести, раньше я никаких дневников не вела. Ах да, я получила письмо от неизвестного адресата, он-то мне и посоветовал записывать все, что со мной происходит.
А происходило со мной счастье, высшее счастье, любовь, которой я не знала раньше. Я это поняла, как только начала писать. Чувства переполняли меня, пальцы едва поспевали за мыслями, в которые я пыталась все это облечь. Я писала, как сильно его люблю, я описывала все наши необыкновенные свидания, такие наивно-трогательные и при этом пронизанные страстью. Я рассказала всю нашу жизнь, от первой случайной встречи, произошедшей еще в детстве, когда нам было по десять лет, до сегодняшней замечательной прогулки по горному озеру. Получилась целая история любви. Но когда я ее перечитала, с удивлением обнаружила, что посвящена она совсем другому человеку. Федору Ривилису. Ну нет, он здесь совершенно ни при чем! Как вообще он мог просочиться в мой дневник?
Я перечитала свою историю еще раз и поняла, что в ней нет ни слова правды. Не было никогда всех этих удивительных свиданий, не было ничего. А когда писала, мне казалось, что было.
Я закрыла файл и поскорее выключила компьютер. К Федору я испытывала сейчас настоящую ненависть. А тут он мне как раз и позвонил.
— Привет! — каким-то трагическим голосом поздоровался Федя.
— Привет! — ответила я, подавляя в себе раздражение.
— Я, наверное, тебе помешал, — проявил сообразительность Федя, но я почувствовала, что хочет он спросить о чем-то другом, о чем-то для него важном. Ну и спрашивал бы поскорей, мне пора собираться на работу.
Решиться он не мог утомительно долго, сопел в трубку и задавал какие-то идиотские вопросы, потом опять завел свою волынку о конной школе. И когда я уже хотела прервать разговор, вдруг брякнул:
— Ты не одна?
Он так меня удивил, что в первый момент я не нашлась, что ответить. А во второй момент жутко на него разозлилась: как он смеет за мной шпионить? Какое его дело, с кем и как я провожу свои ночи? Я еле-еле сдержалась, чтобы ему не нагрубить.
— Почему ты так решил, Феденька? — лживым голосом ласково спросила я. — Совершенно одна. — И тут спохватилась, что говорю ему чистую правду. Как странно! На какой-то момент у меня возникло ощущение, что эту ночь я провела с любимым мужчиной. Да я до сих пор чувствую вкус его губ, его прикосновения, аромат его тела. Я тряхнула головой, чтобы прогнать наваждение. Этой ночью я его убила. Мы познакомились, когда нам было по десять лет, мы всегда были вместе и всегда любили друг друга, а на последнем свидании…
— Ну ладно, можешь не говорить, но я же знаю, что сегодня у тебя было свидание.
— Что за чушь?! — возмутилась я уже вполне искренне: наваждение прошло, никакого свидания — ни первого, ни последнего, ни счастливого, ни трагического у меня не было. Человек, которого я приняла за любимого, — самый настоящий преступник. Я должна его разыскать — в реальности, а не виртуально — и вывести на чистую воду.
Быстро закончив разговор с Федором, я стала собираться на работу. Мне хотелось сделать еще одну вещь — уничтожить мой лживый дневник, этот непонятный след внезапно охватившего меня безумия, — но включать компьютер, ждать, пока он загрузится, сейчас не было времени. Я и так уже слегка опаздывала.
Душ я устроила себе не просто контрастный, а прямо-таки садистский: почти крутой кипяток перемежала ледяной, как из проруби, водой. Кофе заварила такой крепкий, что едва смогла его допить. Но зато после всех этих издевательств над собой голова стала ясной, готовой к работе, все нездоровые фантазии из нее начисто выветрились. В редакцию я приехала абсолютно трезвой и даже какой-то не в меру энергичной. Моя чрезмерная энергия требовала выхода. И потому когда меня к себе вызвал наш Главный, обрадовалась, предвкушая трудное, интересное задание — на простых он меня почти никогда не использовал.
— Вот что, моя дорогая, срочно отправляйся в парк Пушкина, — без всяких предисловий, с ходу начал редактор. Вид у него был какой-то странный, смотрел в сторону, явно избегая встречаться со мной взглядом.
— А что там, в парке Пушкина? — пытаясь все же поймать его взгляд, спросила я.
— Да, судя по всему, случай массового самоубийства. — Он опять посмотрел в сторону. — Может, секта какая-то. Люди взобрались на крышу художественной галереи. В общем, разберешься на месте. И давай, поторопись.
— Поторопиться присоединиться к ним? — пошутила я, но Главного почему-то моя шутка совсем не развеселила. Он наконец посмотрел на меня, но так испуганно и смущенно, словно в самом деле толкал на какой-то необдуманный шаг. Ему что-то было известно, чего он не хотел мне говорить. Ну и ладно, действительно разберусь на месте.