Сидни Шелдон - Если наступит завтра

– У нас другие сведения, Тони. Поговаривают, будто твой город маленько спятил, потому что его никто не контролирует.

– Я его контролирую!

– Может, он тебе не по зубам? Может, ты перетрудился и тебе пора на покой?

– Это мой город! Его у меня никому не отобрать!

– Ай-ай-ай, Тони! Разве речь о том, чтобы что-то у тебя отбирать? Мы просто хотим помочь. Семьи на востоке собирались на совет и решили подать тебе руку помощи – послать несколько человек. Что тут плохого? Ведь мы старинные друзья!

Энтони Орсатти прошиб озноб. Плохо было то, что рука помощи станет подгребать под себя все больше и больше. И этот снежный ком ему не остановить.

На обед Эрнестина задумала сварить суп из стручков бамии с креветками, и он кипел на медленном огне, пока они с Трейси ждали Эла. Сентябрьская волна жары допекла всех, и как только Эл появился в маленькой квартирке, Эрнестина не выдержала:

– Где, черт побери, тебя носило? Суп давно кипит, и я вместе с ним!

Но радужное настроение Эла не удалось испортить.

– Разнюхивал, где и что. И ты послушай, женщина, что я нарыл! – Он повернулся к Трейси. – Судачат, будто кое-кто решил наложить лапу на собственность Энтони Орсатти. Семья из Нью-Джерси хочет отстранить его от дел. – Эл широко улыбнулся. – Ты все-таки достала этого козла! – Он заглянул Трейси в глаза, и его улыбка угасла. – Ну как, счастлива?

«Счастлива? – подумала Трейси. – Какое странное слово». Она успела забыть его значение. Интересно, сможет ли она когда-нибудь снова испытать счастье, обычные человеческие чувства? Долгое время все мысли Трейси подчинялись одному: как отомстить за то, что сделали с ее матерью и с ней. И теперь, когда расплата почти свершилась, внутри осталась одна пустота.

На следующее утро Трейси зашла в цветочный магазин.

– Я хочу послать цветы Энтони Орсатти. Похоронный венок из белых гвоздик на каркасе с широкой лентой. На ленте пусть будут слова: «Покойся с миром». – Она подписала карточку: «От дочери Дорис Уитни».

КНИГА ТРЕТЬЯ

Настало время заняться Чарлзом Стенхоупом-третьим. Остальные были Трейси чужими, а он – некогда ее любовником и отцом нерожденного ребенка. Но отвернулся от них обоих.

Эрнестина и Эл провожали Трейси в аэропорту Нового Орлеана.

– Я буду скучать по тебе, – сказала чернокожая. – Ты всему городу вправила мозги. Тебе надо быть мэром.

– Что ты собираешься делать в Филадельфии? – спросил Эл.

– Вернусь на прежнюю работу, в банк, – не вполне правдиво ответила Трейси.

Эрнестина и Эл переглянулись.

– А там знают, что ты… э-э… возвращаешься?

– Нет. Но президент банка ценил меня. Думаю, проблем не будет: хороших операторов компьютера заполучить не так легко.

– Ну что ж, удачи. Не теряй с нами связи. И не лезь на рожон.

Через тридцать минут Трейси была уже в воздухе. Самолет взял курс на Филадельфию.

Она зарегистрировалась в отеле «Хилтон» и повесила отпаривать над горячей ванной свое единственное приличное платье. А на следующий день в одиннадцать утра вошла в банк и направилась к секретарше Кларенса Десмонда.

– Привет, Мэй!

Девушка уставилась на Трейси так, словно увидела привидение.

– Трейси? – Она не знала, куда деть глаза. – Я… ты как?

– Нормально. Мистер Десмонд у себя?

– Не… не знаю… Сейчас посмотрю… Извини. – Мэй нервно вскочила с кресла и юркнула в кабинет вице-президента.

Через несколько мгновений она снова появилась в приемной.

– Входи. – Мэй посторонилась, и Трейси шагнула к двери.

«Что это такое с Мэй?» – подумала Трейси.

Вице-президент стоял возле своего стола.

– Добрый день, мистер Десмонд. Можно войти?

– С какой целью? – В его тоне не было и намека на дружелюбие.

Трейси растерялась, но не сдалась.

– Вы говорили, что я лучший оператор компьютера, какого вы только знали. И я подумала…

– Подумали, что я возьму вас на прежнее место?

– Да, сэр. Я ведь не потеряла прежних навыков. И вполне могу…

– Мисс Уитни. – Вице-президент больше не называл ее Трейси. – То, о чем вы просите, абсолютно невозможно. Поймите, наши клиенты не захотят иметь дело с человеком, который отбывал срок за грабеж и покушение на убийство. Это не соответствует нашему безупречному моральному имиджу. Едва ли вас, с вашим прошлым, решится нанять какой-нибудь банк. Советую вам поискать работу, более соответствующую вашим обстоятельствам. Надеюсь, вам ясно, что в моих словах нет ничего личного.

Трейси слушала сначала растерянно, потом в ней закипел гнев. О ней говорили как об изгое, как о прокаженной. А как этот самый человек распинался раньше: «Мы ни за что не хотим вас терять. Вы числитесь среди наших самых ценных сотрудников».

– У вас ко мне что-нибудь еще, мисс Уитни? – Вопрос означал, что пора уходить.

Трейси хотела обсудить сотню разных вещей, но теперь понимала, что все это бесполезно.

– Нет, – ответила она. – Вы сами все сказали. – Трейси повернулась и с горящим лицом направилась к двери. Ей казалось, что все сотрудники банка собрались поглазеть на нее. Мэй успела растрепать: уголовница вернулась. Трейси шла к выходу, высоко держа голову, но внутри обмирая. «Нельзя позволять творить с собой такое, – твердила она себе. – Все, что у меня осталось, – это моя гордость. Уж ее-то у меня никто не отнимет».

Униженная, Трейси целый день не выходила из номера. Как она была наивна, рассчитывая, что ее примут обратно с распростертыми объятиями. Теперь о ней шла дурная слава. Вспомнила слова Чарлза: «О тебе заголовки на первой полосе “Филадельфия ньюс”». Ну и черт с ней, с этой Филадельфией. Здесь у Трейси остались еще дела, но, покончив с ними, она уедет куда-нибудь подальше. Может, в Нью-Йорк, где ее никто не знает. От этого решения Трейси стало немного легче.

Вечером она поужинала в кафе «Ройал». После омерзительного разговора с Кларенсом Десмондом Трейси нуждалась в успокаивающей атмосфере – мягком свете, изящной обстановке, умиротворяющей музыке. Она попросила водку с мартини и, когда официант принес заказ, подняла глаза, и ее сердце екнуло – напротив, в отдельной кабинке, сидел Чарлз с женой. Они ее пока не заметили. Ей захотелось немедленно подняться и уйти. Трейси была не готова встречаться с Чарлзом лицом к лицу. Во всяком случае, не раньше того момента, когда она приведет в действие свой план.

– Вы готовы сделать заказ? – спросил официант.

– Я… я жду… – Трейси не решила, в силах ли она остаться.

Она снова бросила взгляд на Чарлза и – странное дело! – словно увидела незнакомца. Перед ней сидел лысеющий, сутулый мужчина среднего возраста с выражением неподдельной скуки на лице. Даже не верилось, что когда-то она считала, будто любит его, когда-то спала с ним, рассчитывала провести с Чарлзом всю жизнь. Трейси перевела глаза на его жену. У той было такое же скучающее выражение лица, как и у Чарлза. Они производили впечатление людей, которых навечно приговорили прозябать друг подле друга. И перед внутренним взором Трейси открылась бесконечная череда скучных лет, которые им предстояло прожить вместе. Ни любви. Ни радости. «Вот оно, наказание Чарлзу!» – подумала Трейси и ощутила, как в ней внезапно всколыхнулась освобождающая волна и пали цепи глубокой, темной душевной кабалы. Она дала знак официанту:

– Я готова сделать заказ.

Все кончено. Прошлое наконец похоронено.

Только вернувшись вечером в гостиницу, Трейси вспомнила, что ей причитались деньги из фонда сотрудников банка. Она произвела подсчеты, и у нее получилось тысяча триста семьдесят пять долларов и шестьдесят пять центов.

Она написала письмо Кларенсу Десмонду и через два дня получила ответ от Мэй:

«Дорогая мисс Уитни!

В ответ на Ваше письмо мистер Десмонд просил проинформировать Вас, что в русле проводимой этической политики управления финансовым фондом сотрудников Ваша доля перемещена в основной фонд. Вице-президент особо подчеркнул, что не имеет ничего против Вас лично.

Искренне Ваша

секретарь первого вице-президента

Мэй Трентон».

Трейси не поверила собственным глазам: у нее украли деньги и при этом прикрылись желанием блюсти этическую чистоту банка! Разгневанная, она поклялась: «Я им этого не спущу! Больше меня никто не надует!»

На следующее утро Трейси стояла перед знакомым входом в филадельфийский банк «Траст энд фиделити». На ней был парик с черными длинными волосами и толстый слой темного грима с нарисованным на подбородке багровым шрамом. Если что-нибудь пойдет не так, запомнится именно этот шрам. Несмотря на маскировку, Трейси чувствовала себя голой: она пять лет проработала в этом банке, и здесь было полно людей, которые прекрасно знали ее. Следовало соблюдать особую осторожность, чтобы не выдать себя.