Дик Фрэнсис - Торговец забвением
Дерево с плотной структурой было темным от креозота — дверь недавно промазали им, чтоб защитить от грядущей зимней непогоды. Я пригляделся повнимательней к тому месту, куда он указывал, чуть ниже задвижки, в нескольких дюймах от края двери. И увидел вплавленные в дерево, словно ставшие его частью, дюжины крохотных черных шариков. Большинство лежали густо, но некоторые разлетелись и изрыли поверхность отверстиями, словно древесные черви.
— В обычном патроне триста дробинок, — спокойно и нравоучительно произнес Риджер. — В отчете, который мы получили из больницы, сказано, что из вашей правой руки извлекли одиннадцать.
Я еще раз взглянул на смертоносную россыпь мелких черных горошин и вспомнил свой истерический рывок к двери. Подставил им локоть, на какую-то долю секунды…
Наибольшее скопление дробинок в дереве находилось примерно на уровне моей груди.
Глава 11
Миссис Пейлисси с Брайаном явились вовремя и принялись всячески выражать свое возмущение и ужас случившимся. Ничего не попишешь. Я попросил миссис Пейлисси открыть магазин, а Брайану приказал заняться уборкой. Сам же отправился во двор с одной-единственной целью — отсрочить неизбежные ответы на их встревоженные и назойливые расспросы.
Риджер все еще расхаживал там, что-то измерял и записывал в блокнот. И в конце концов наткнулся на темно-красное пятно на грязном бетоне.
И, нахмурившись, спросил:
— Это что? Кровь?
— Нет. Красное вино. Воры уронили здесь коробку с бутылками. Несколько разбилось, вино вылилось и просочилось сквозь картон.
Он огляделся по сторонам.
— А где сейчас эта коробка?
— В ванной, в раковине. Вчера вечером полицейский занес ее в дом.
Он сделал пометку в блокноте.
— Сержант?..
— Да? — Он поднял от блокнота глаза, голова оставалась опущенной.
— А вы… э-э… будете держать меня в курсе событий?
— Каких именно событий?
— Ну, к примеру, нашли вы фургон или нет. Обнаружили ли следы Пола Янга.
Он сумрачно оглядел меня с головы до пят, не решаясь отказать бесповоротно и сразу. Я почти физически ощущал терзавшие его сомнения и понимал их причину. Ответ же был типичным для него, уклончивым.
— Возможно, дадим вам знать позже, когда вы понадобитесь для процедуры опознания.
— Спасибо, — сказал я.
— Я ничего не обещаю, помните, — добавил он и снова уткнулся в блокнот.
— Естественно.
Закончив, он ушел, и тут миссис Пейлисси дала волю эмоциям, всем своим ахам и охам. Следует признать, миссис Пейлисси не была склонна к рыданиям и стенаниям и не нуждалась в нюхательных солях для успокоения. Глаза ее возбужденно и радостно блестели при одной мысли о том, какой потрясающей информацией она теперь располагает и каким захватывающим будет сегодня ее ленч с другом, дорожным патрульным, расцвеченный всеми этими бесконечными: «Ну разве это не ужасно?»
Лицо же Брайана сохраняло обычное озабоченное выражение, с которым он подметал, чистил и тер. А затем осведомился у меня, что делать с коробкой в ванной.
— Вынь целые бутылки, поставь просушиться, — распорядился я, и вскоре он пришел и сообщил, что все выполнено. Я пошел в ванную проверить и увидел их там, все восемь уцелевших бутылок «Сент Эмильона», взятых грабителями из-под стола.
Брайан сжимал в руке клочок бумаги и, похоже, не знал, что с ним делать.
— Что это у тебя? — спросил я.
— Не знаю. Нашел в коробке, — он протянул мне листок. Страничка, вырванная из блокнота, сложенная в центре пополам, довольно затертая и влажная, вся в пятнах от красного вина. Я прочел — сперва с некоторым недоумением, затем со все нарастающим интересом.
На бумаге твердым угловатым почерком было выведено следующее:
«ПЕРВОЕ
Все открытые бутылки вина.
ВТОРОЕ
Все бутылки с названиями:
«Сент Эмильон».
«Сент Эстеф».
«Волней».
«Нюи Сент Жорж».
«Вальполиселла».
«Макон».
ЕСЛИ БУДЕТ ВРЕМЯ
Крепкие спиртные и т. д. Любые.
ТЕМНЕЕТ В 6.30. СВЕТА НЕ ЗАЖИГАТЬ».
— Выбросить ее, мистер Бич? — услужливо осведомился Брайан.
— Можешь взять шесть батончиков «Марса», — сказал я.
Он так и расплылся в широкой ухмылке, так странно искривлявшей его большой рот, и потопал за мной в лавку в предвкушении вознаграждения.
Миссис Пейлисси, все еще пребывающая в радостном возбуждении, уверила, что она вполне справится, если я отлучусь минут на десять, пусть даже покупатель просто валом валит, а на полках, как всегда в понедельник, почти пусто. Я в свою очередь рассыпался в уверениях, сколь высоко ценю ее и прочее, и направился через дорогу к конторе одного знакомого юрисконсульта примерно моего возраста, который частенько покупал у меня вино по вечерам.
Ну конечно, я могу воспользоваться его ксероксом, сказал он. В любое время, сколько угодно.
Я сделал три четкие копии воровского списка, обнаруженного Брайаном, и вернулся в свою маленькую берлогу, размышляя по дороге о том, следует ли позвонить Риджеру немедленно или обождать. И в конце концов решил не звонить вовсе.
Брайан таскал коробки и ящики с виски, джином и шерри из кладовой в магазин, всякий раз на ходу сообщая, что именно несет, и всякий раз попадая в точку. Широкая его физиономия так и светилась гордостью и осознанием собственной значимости. Радость труда в чистом виде. Миссис Пейлисси, не переставая болтать, заполняла полки и стеллажи товаром, пять человек сделали заказы по телефону.
Держать авторучку оказалось неожиданно больно. Пальцы немели, мышцы предплечья ныли. Только тут до меня дошло, что почти все в эти дни я Делал левой рукой, включая поедание цыплят Санг Ли, но вот писать левой оказалось свыше моих сил. Пришлось, тихо чертыхаясь под нос, записывать заказы правой, а когда дело дошло до длиннющего списка для оптовиков, я напечатал его левой рукой На машинке. Никто не говорил мне, сколько понадобится времени на заживление ран. Сколько бы ни понадобилось — все будет долго.
Тем не менее утро мы пережили благополучно, и миссис Пейлисси с видом праведной страдалицы, согласилась объехать оптовиков с Брайаном.
Когда они удалились, я еще раз обошел свои поруганные владения, думая, что смогу настроиться на нужный лад и найти в себе силы позвонить поставщикам, восстановить запасы вина, восстановить окно… восстановить самоуважение, наконец. Ведь угодил я под выстрел только по своей собственной глупости. От этого никуда не деться. И все же в той ситуации мне казалось неестественным удалиться на цыпочках и позволить грабителям дальше заниматься своим черным делом. Так было бы мудрее, конечно. Особенно если оценивать ситуацию сейчас. Но тогда, в тот момент…
Мысли мешались и путались в голове, и я никак не мог понять, что же заставило меня тогда столь импульсивно и бездумно ринуться навстречу опасности, хотя, казалось, этому должно было воспротивиться все мое существо, простой инстинкт самосохранения.
Нет, я ничуть не гордился этим своим поступком. Но и не стыдился его. Я оценивал его как данность, зная, что храбрецом меня все равно никак нельзя назвать. Обидно…
Ладно. Составлю-ка я лучше список исчезнувших вин для страховой компании. Наверное, они скоро совсем озвереют от моих заявлений, как страховщики Кеннета Чартера. Надо бы составить, но делать этого я не стал. Полный упадок сил, ни малейшего желания заниматься этим нудным делом.
Я принял таблетку аспирина.
Зашел покупатель за шестью бутылками портвейна и безжалостно вернул меня к реальности рассказами о бесконечных семейных болячках, малоприятных — У его тестя были проблемы с мочевым пузырем.
Появился Санг Ли, с поклонами преподнес подарок — свежие булочки. Он не собирается брать с меня плату за вчерашний ужин, торжественно заявил он. Ведь я — почетный и постоянный его клиент. И вообще, истинные друзья познаются в беде. Я окажу ему честь, если не стану совать деньги за вчерашнюю трапезу. Мы обменялись поклонами, я принял его дары.
Он никогда не видел Китая, но родители его приехали оттуда и сумели обучить и воспитать в своих традициях. Он был щепетилен и пунктуален до мелочей, а благодаря тому, что бизнес в его заведении, хоть и не защищенный лицензией, процветал, я вечерами продавал больше вина. Когда выдавался случай, я, стараясь не оскорбить чувств Санг Ли, угощал его сигарами, которые он покуривал солнечными деньками, сидя на деревянном стульчике возле кухонной двери.
В три явился сержант Риджер с бумажным пакетом. Извлек из него бутылку, поставил на прилавок. «Сент Эстеф», как я и просил. Раскупоренный, горлышко опечатано липкой лентой. Похоже, к вину никто не прикасался с тех самых пор, как оно покинуло ресторан.
— Я могу взять? — спросил я. Он коротко кивнул.
