Наталия Левитина - Экстремальная Маргарита
— Ты прекрасно знаешь, как она выглядела, — пожала плечами Маргарита. Она взяла полотенце и вытерла лицо. После отчаянной разминки полагался душ, но дебаты с Настасьей никак не прекращались. — Тебя ведь спрашивали о ней оперативники в день… в ту самую субботу. И описывали ее внешность. Фигуристая полуодетая блондинка, ярко накрашенная. Именно ее я видела вдвоем с Никитой.
— Я понимаю. Только я хочу знать твое мнение
— Как ты ее оцениваешь?
— Настасья! Какое это теперь имеет значение!
— Меня мучает вопрос, который преследует всех обманутых жен: чем она лучше меня?
— Она совсем не лучше тебя. Вульгарная, нагловатая девица.
— Да?
— Точно. Несомненно, этим и купила Никиту Андреевича. Мужчины жаждут разнообразия. После знакомства с утонченными шедеврами искусства их тянет на грубую порнографию. Пойдем выпьем кофе. Я еще не завтракала, — вспомнила Маргарита, стараясь уйти от неприятной темы.
— Я тоже. Только я ничего не хочу.
У меня ничего и нет. Кроме кофе, — успокоила Маргарита начальницу, больше похожую на подругу. — Правда, сначала мне надо в душ. Я занималась, когда ты ворвалась ко мне, размахивая граблями.
— Извини, я такая нервная в последнее время
— Сама на себя не похожа.
— Было бы удивительно, если бы ты хранила олимпийское спокойствие, — заметила Маргарита и направилась в душ. — Я быстро, буквально десять минут.
— Можешь особо не торопиться. Потом выпьем кофе и отправимся в контору.
* * *
Каждое утро для Александра начиналось с трудовой повинности: немного сдвинутый на аккуратности, он гладил себе свежую рубашку или футболку. Пульсатилла задумчиво наблюдала за процессом, сидя на табуретке, и ее усы мелко подрагивали, когда утюг с шипением выпускал пар.
— Ты пойми правильно, Пульсатиллочка, — разглагольствовал капитан, лихо орудуя утюгом. — Настасья для меня — субъект оперативно-розыскной деятельности. Да, конечно, она произвела на меня впечатление существа возвышенного, тонкого, интеллигентного, ну, и просто очаровательная женщина — «нежнее нежного лицо твое, белее белого твоя рука, от мира целого ты далека», как сказал поэт, ты его не знаешь, Мандельштам. Но меня привлекает Маргарита, я тебе уже говорил. Короче, Настасья как объект сексуальных домогательств меня совершенно не волнует. Меня волнует один-единственный вопрос — почему из двух молодых людей, с которыми ей довелось общаться, она выбрала не феноменально симпатичного, образованного, вальяжного, потрясающе интересного джентльмена Валдаева, а этого неотесанного чурбана Здоровякина? Ответь мне, Пульсатилла, не отводи в сторону взгляд. Нет, ты пойми, Настасья мне не нужна, мне нужна Маргарита. Но самолюбие-то играет, требует объяснений подобной несправедливости. Думаешь, эта неповоротливая горилла, этот туго соображающий питекантроп, этот простой, как шуруп, парень, напрочь лишенный эротической фантазии, проснулся сегодня утром в собственной постели? Как бы не так! Ставлю двести долларов, которых у меня нет, что сегодня утром он проснулся на огромной кровати в особняке Настасьи. Единственное объяснение, способное родиться в моем изощренном мозгу, заключается в том, что Настасья не устояла перед размерами. Да, как им всем нравятся двухметровые амбалы типа Здоровякина, на фоне которых можно воображать себя крошечной наивной первоклассницей в белых гольфиках и с бантиками. Другого объяснения, Пульсатилла, я не могу тебе предложить.
Пульсатилла смотрела на Сашу золотисто-желтыми глазами и молчала. Кончик пушистого жемчужно-серого хвоста нервно трепетал на гладком пластике табуретки, показывая, что какие-то мысли одолевают и Пульсатиллу тоже.
Когда, напялив идеально отглаженную рубашку, схватив папку, звякнув ключами от машины (сегодня Саша решил отправиться на работу на своей неновой «девятке») и дружески прикоснувшись к спине кошки, Валдаев покинул квартиру, Пульсатилла, оставшись в одиночестве, вздохнула и тоскливо мяукнула. Она была слишком горда, чтобы выразить Александру сожаление по поводу его ухода.
* * *
Бутик «Галерея цветов» располагался в самом центре города, на Дебютной улице. Денег, вложенных в реставрацию помещения и оплату услуг, оказанных армией дизайнеров, хватило бы на несколько лет безбедного существования семьи Кармелиных. Парфюмерный магазин был дорогой игрушкой, подаренной президентом «Пластэка» жене, чтобы избавить ее от приступов скуки. Настасья сначала талантливо руководила ремонтом, вкладывая безумные суммы в отделку, потом упоенно летала первым классом в Европу, перенимая опыт и договариваясь о прямых поставках, затем умело организовывала широкомасштабную рекламную кампанию… Клиентов можно было пересчитать по пальцам. В бутике витали сказочные ароматы, неземное благоухание нежными волнами окатывало посетителей, но цены были недоступны.
Все шло к грустному финалу под названием «Гибель Помпеи».
Настасья и Маргарита прошли в кабинет. Здесь тоже чувствовался размах не ограниченного в средствах человека. Если судить по нагромождению офисной техники, можно было подумать, что Настасья управляла не бутиком с несколькими продавцами, а по крайней мере металлургическим комбинатом.
Следом за владелицей магазина и ее телохранительницей просочилась бухгалтер. Она смотрела на хозяйку сочувственно, помня о том, какую личную драму та недавно пережила, но все же должна была выяснить шкурный вопрос.
— Настюша Сергеевна! Деньги-то будут в этом месяце? — спросила она. — У меня баланс дымит
Даже на зарплату девочкам не хватит.
Настасья и Маргарита переглянулись и дружно сели за компьютеры. Настасья вывела на экран колонки цифр, а Маргарита запустила карточный пасьянс, зная, что утопающей фирме она все равно ничем не может помочь.
— Люся, денег в этом месяце не будет. От «Пластэка» мы больше ничего не дождемся, ты понимаешь. Иди сюда, будем думать, — пригласила Настасья бухгалтера к рабочему столу.
Люся уселась рядом с начальницей, и они напряженно уткнулись в монитор.
Маргарита раскладывала пасьянс и думала о том, что еще пара недель — и она будет свободна от обязательств перед Настасьей. Она уже мечтала о новой работе — опасной, напряженной, рискованной, хотя и не знала, удастся ли что-то найти. Но пресные будни, полностью лишенные интриги и остроты, убийственно влияли на ее здоровье.
Глава 17
Внезапно выдали зарплату, и в обед друзья позволили себе прокатиться на раздолбанной «девятке» Валдаева в сторону ресторанчика «Тбилиси», известного отличным шашлыком, невысокими ценами и душевным обслуживанием.
Сначала, для разминки, Илья уселся на забытый кем-то сотовый телефон.
— Мне нравится, что ты не мелочишься, — заметил Александр. — Если уж на что-то садишься, то это всегда оказывается вещь ценная и полезная в хозяйстве, а не какая-нибудь ерунда типа дырявых перчаток. Помнишь, ты у меня дома сел на мышеловку? Пульсатилла поседела от ужаса, услышав твой рев.
— Шашлычок. Ему три, мне четыре, — сказал Илья официанту, отдавая мобильник. — Вот, возьми
— Хозяин, наверное, сейчас за ним вернется. А какого хрена у тебя мышеловка лежала в кресле? Ты представляешь, куда она могла мне прицепиться?!
— Я собирался ее починить, —г с невинными глазами заявил Валдаев.
Шашлык был подан через минуту в сопровождении овощей и зелени. От вина и пива детективы мужественно отказались, надрывно вздыхая.
— Насколько я понял, она не нуждалась в ремонте, — буркнул Здоровякин, срывая с раскаленного шампура первый кусок пропитанного маринадом мяса. — И потом, мышей должна ловить Пульсатилла.
— Что ты! — возмутился Саша. — Моя нежная девочка! Ее стошнит. Кстати, а как там поживает твоя нежная девочка? Которая прописана по адресу Оранжевый бульвар, 18?
Илья внезапно оглох на оба уха. Он сосредоточенно грыз мясо, не поднимая глаз на друга. Потом признался:
— Чего-то не хватает. К шашлыку.
— Ясно чего, — вздохнул Валдаев. — «Мерзавчика». Но Зуфаралимыч нас не поймет. Унюхает.
— А мы себе не простим.
— Да, ты прав. Ничего нет хуже внутренних противоречий, разрывающих тебя на части. Берем
— Один? Два?
— Один, — решился Здоровякин. — Двух будет уже мало. А один — в самый раз.
Через секунду к ним мчался официант, неся на подносе запотевший шкалик с водкой. Натюрморт на столе приобрел композиционную завершенность, а физиономии оперативников порозовели.
— Я еще не сделал комплимент твоей офигительной рубашечке, — чавкнул приставучий Валдаев. — Подлинный Карден, посмотрите-ка! С каких это пор скромные менты стали одеваться у Кардена? Эй, не слышишь меня? Ты дома-то ночевал?
— Ночевал! — с грозным пафосом ответил Здоровякин. Он сейчас гордился тем, что не оправдывает подозрения друга. Хотя ему удалось провести ночь рядом с женой отнюдь не благодаря собственной моральной устойчивости, а из-за сдержанности Настасьи.
