Наталия Левитина - Экстремальная Маргарита
— Мужик, не гунди, — посоветовал бородатый детина в спортивном костюме «Найк», заезжий коммерсант. Он перегнулся через перила, чтобы увидеть соседа. — Пойдем ко мне, у меня все есть. Вмиг повеселеешь. Номер 450.
За всю историю своих набегов на Россию Маурицио не раз участвовал в глобальных пьянках — бизнес требовал, — и это не вызывало у него особого восторга, так же как и отвращения.
«Рerche no? Почему нет?» — подумал Маурицио. Вернувшись в комнату, он натянул похожий спортивный костюм, только фирмы «Гибок», достал из холодильника припасенную на случай внезапного голода упаковку нарезанной сухой колбасы и отправился в гости. Одиночество становилось невыносимым.
* * *
— Второй раз у вас, и снова жру. Извините, ем, — сокрушенно признался Илья, с трудом открывая набитый рот.
За пару минут, что грелась в микроволновке свиная отбивная, он, тихо смущаясь, смолотил две тарелки салата, три бутерброда с красной рыбой, кусок сыра весом не менее чем в килограмм…
— Опять же икра, — предложила, улыбаясь, Настасья. И, подумав, пододвинула к Илье банку вместе с ложкой.
Она сменила черный костюм на длинное легкое платье без рукавов. У нее были очень красивые плечи, с сияющей загорелой кожей.
Илья чувствовал себя ужасно. Отвратительно. Он не мог объяснить, как так вышло, что он очутился в коттедже Кармелиных. Желание в кои-то веки прилично поужинать конечно же было просто предлогом. Теперь, не в силах понять и простить себе совершенной подлости (отправился в гости к Настасье, забыв о семье!), Здоровякин гремел вилками, наворачивая за троих, — как бы пытаясь оправдать факт своего неуместного пребывания в доме. Усаживаясь в синий «рено» подле Настасьи, заходя в дом, принимая тарелки из рук гостеприимной хозяйки особняка, Илья словно пребывал под властью ее магического (наверное, только для него одного) очарования. Он ощущал на себе колдовские путы, приятно сдавливавшие грудь и лишавшие воли… Или это просто ударило по мозгам французское шампанское, бутылку которого они первым же делом приговорили «за знакомство»?
— Простите меня, — виновато сказала Настасья, будто бы прочитав его мысли. — Мой страх перед одиночеством столь велик, что я бессовестно вторглась в вашу личную жизнь. Наверняка у вас были планы на вечер? А сколько лет детям? — Скоро два года. Близнецы.
— Такие маленькие!
— Порядочные бандиты. Сегодня в половине седьмого утра застал их за интересным занятием. — При упоминании о сыновьях Илья засиял гордостью и умилением. — Один увлеченно засовывал в видеомагнитофон четырнадцатый по счету носок, другой рисовал на стене найденной губной помадой
— У нас, знаете ли, интерьерчик немного отличается от вашего.
Илья огляделся. Огромная столовая, где проходил саммит, была затянута в корсет стеновых панелей, по цвету гармонировавших с дорогой мебелью из натурального дерева. Английский «охотничий» сервиз на столе явно имел антикварную ценность, так же как и серебряная посуда замысловатого дизайна, украшавшая горку.
— Могу себе представить, — кивнула Настасья. — Давайте откроем еще одну бутылку?
— И выпьем наконец-то на брудершафт, — предложил Илья.
«Гулять так гулять», — решил он, дав пинка своей совести, которая вредной надоедливой собакой вертелась рядом, не позволяя всецело отдаться празднику общения с безумно привлекательной молодой женщиной.
— Классное шампанское, — сказал он, принимая из рук Настасьи ледяную бутылку.
— Да. Никита отравился таким же, — очень кстати вспомнила Настасья. Удивительно, как мгновенно могло измениться ее настроение. Только что она улыбалась, и вдруг ее серые глаза наполнились слезами. — Угощал им свою шлюху!
Она отшвырнула в сторону салфетку, которую держала в руке, выскочила из-за стола, с грохотом отодвинув стул, и куда-то умчалась.
Илья в недоумении, смущении и одиночестве просидел добрых шесть минут. Он надеялся, что Настасья так же резво прибежит обратно. Не дождавшись, поставил тяжелую бутылку в ведерко с растаявшим льдом, засунул в рот ложку черной икры и отправился на поиски нервной беглянки.
Настасья была обнаружена в спальне на втором этаже, куда Илья прибыл уже основательно подуставший от экспедиции по бесконечным пустым комнатам. «Эх, мои бы здесь порезвились», — подумал он, представив, с каким восторгом повисли бы его энергичные короеды на тяжелых портьерах из мерцающей в полумраке тафты.
Несчастная валялась на кровати, беззвучно содрогаясь от рыданий. Прическа и макияж приказали долго жить, но Настасью, видимо, совершенно это не волновало. Она бурно выражала обиду на судьбу и мужа, так несправедливо с ней обошедшегося. Илья осторожно присел рядом и потрогал бедняжку за плечо.
— Ненавижу! Ненавижу! — рыдала Настасья. — Какой негодяй! Ладно, завел любовницу! Так еще и позволил себя отравить! А мне как теперь жить?!
Илья успел подумать, что при желании Настасья могла бы жить совсем неплохо — ведь не оставил же Кармелин ее умирать с голоду с маленькими детишками на руках. Но Настасья, безусловно, имела в виду не материальный аспект проблемы, а нравственный. Она страдала, потеряв любимого, а мысль о том, что муж был ей неверен, усугубляла мучения. Сыщик погладил огромной, немного волосатой лапой нервно вздрагивающую спину Настасьи. Потом разлучил ее с влажной подушкой, привлек к себе и стал гладить по голове, как плачущего ребенка. Потом поцеловал прямо в мокрую от слез переносицу, не боясь испачкаться размазанной тушью. Настасья обвила руками могучую шею капитана, всхлипывая.
— А может быть, все-таки не было никакой любовницы? — жалобно спросила она. — А?
— Была, — честно ответил Илья. — Ваша телохранительница ее видела несколько раз.
— Маргарита?! — потрясенно выдохнула обманутая жена. — И ничего мне не сказала!
— Наверное, решила сохранить нейтралитет и не вмешиваться в ваши семейные дела. Да и как бы это выглядело, если бы она начала стучать на Никиту?
— А обо мне она не подумала! — возмутилась Настасья. — Ну, я ей завтра устрою! Она любит попадать в неординарные ситуации, любит опасность и риск. Завтра я порадую ее по полной программе!
— Только не убейте ненароком, — посоветовал Илья.
— Я испортила вам рубашку, — заметила Настасья, наконец отстраняясь от Здоровякина. — Как вы теперь пойдете домой?
И правда, сорочка пребывала в совершенно диком состоянии — словно ее использовали в качестве салфетки для снятия макияжа.
— Постойте, я сейчас.
Настасья отодвинула зеркальную створку гигантского встроенного шкафа и, порывшись на полках, протянула Илье запечатанную в прозрачную пленку рубашку:
— Вот. Купила Никите и не заметила, что дали не тот размер. А вам будет в самый раз. Только цвет другой. Придется придумать легенду для жены. Вы ведь ей наверняка не станете говорить, что провели вечер у меня?
Вопрос риторический, — слегка покраснев, согласился Илья. А в легенде не было никакой необходимости. Во-первых, Маша не видела, в чем он ушел утром на работу, во-вторых, она вообще не помнила, какие рубашки присутствуют в гардеробе мужа, так как никогда их не стирала и не гладила. Илья находился на самообслуживании.
Закрывая шкаф, Настасья увидела себя в зеркале и едва не завопила от ужаса:
— Я, оказывается, в таком виде!!! — и вновь исчезла. Теперь в ванную.
…Скомканный конец вечера, однако, закончился романтичным прощанием в саду. Последнее летнее тепло, наполненное пощелкиванием, потрескиванием и стрекотом всякой микроскопической живности и краткими ариозо птиц, настраивало на интимную волну. Листья деревьев шелестели, перебираемые ветерком, тонко пахло хвоей и влажностью земли. Сюда примешивался аромат яблок, лежавших в траве под яблоней. Разнообразные цветочные запахи с клумбы дополняли восхитительную одорологическую композицию. Хотелось обниматься, целовать друг друга и гулять всю ночь под звездным небом. Но, увы, Здоровякин должен был идти домой.
— Мы так и не выпили на брудершафт, — вспомнила Настасья. Она держала капитана под руку и склонила голову к нему на плечо. Она уже умылась и поэтому не представляла опасности для новой рубашки. — Может быть, перейдем на «ты» без поднятия бокалов?
— Согласен, — кивнул Илья. — Перейдем
Сейчас он находился во власти противоречивых чувств. С одной стороны, он мысленно благодарил Бога за то, что в спальне он и Настасья удержались в рамках приличий и не дошли до крайней степени разврата. Супружеская измена представлялась добропорядочному отцу семейства актом глубочайшей подлости.
С другой стороны, бурное воображение Ильи рисовало ему упущенный финал сцены на кровати: он раздирал на две тряпочки легкое шифоновое платье Настасьи, покрывал страстными поцелуями ее грудь, шею, лицо, настойчивым питоном обвивал прекрасное тело женщины… И далее по тексту. Увы, это были только фантазии…
