Ричард Фримен - Око Озириса
— Прежде чем обсуждать заслушанное вами дело, джентльмены, — сказал он, — я должен сделать некоторые разъяснения.
Если кто-нибудь уезжает или исчезает из дому и из местности своего обычного пребывания надолго, то подтверждение предположенной смерти происходит через семь лет от числа, когда исчезнувшего видели последний раз. Тогда это подтверждение может быть опровергнуто только предъявлением доказательства, что он был жив в этот период. Но, если требуется подтвердить смерть лица, бывшего в отсутствии более короткое время, то необходимо дать такое доказательство, которое вполне убеждало бы в его смерти. И чем короче период отсутствия, тем яснее должно быть доказательство.
Вы должны быть вполне уверены в основаниях вашего решения.
Истец просит признания смерти завещателя для разрешения раздела имущества между наследниками. Такое разрешение накладывает на нас огромную ответственность. Необдуманное решение поведет к несправедливости по отношению к завещателю, которая может быть непоправимой.
Затем, перечислив вкратце неопределенные показания свидетелей, судья продолжал:
— Итак, джентльмены, ваш вердикт должен быть разбит на две части. Во-первых, согласуется ли исчезновение завещателя с его привычками и характером и, во-вторых, существуют ли факты, доказывающие положительным образом, что завещатель умер. Ответ на эти вопросы, вытекая из того, что вы здесь слышали, должен привести вас к правильному вердикту.
Покончив с инструкцией, судья занялся исследованием завещания, заинтересованный им, как профессионал. Из этого занятия вывел его старшина, объявив, что вердикт готов.
Судья выпрямился и посмотрел в сторону присяжных. Когда старшина прочел: «Мы не находим достаточных доказательств, чтобы считать Джона Беллингэма умершим», судья одобрительно кивнул головой; очевидно, таково было и его мнение. Затем он объявил м-ру Лораму, что суд отказывает ему в желаемом разрешении.
Решение суда было большим облегчением для меня, для мисс Беллингэм и ее отца, который был не в силах скрыть торжествующей улыбки и бросился поскорее к выходу, чтобы разочарованный Хёрст не увидел его.
— Итак, — сказала с улыбкой мисс Беллингэм, когда мы выходили, — мы еще не совсем нищие. Есть у нас шансы в рубрике происшествий, и, пожалуй, есть еще шансы и у бедняги дяди Джона.
Косвенные данные
На другой день по заслушании дела я освободился от своих пациентов в четверть одиннадцатого и поспешил к Торндайку, с нетерпением ожидая услышать его мнение. В тот же день я должен был вместе с мисс Беллингэм отправиться в Музей. Тяжелая дубовая дверь квартиры Торндайка была уже открыта. На мой скромный звонок у внутренней двери мне открыл ее сам мой бывший учитель.
— Как хорошо, Барклей, — сказал он, энергично пожав мне руку, — что вы пришли так рано. Я как раз один и просматриваю свидетельские показания на вчерашнем заседании.
Он пододвинул мне кресло и, собрав отпечатанные на машинке листки, отложил их в сторону.
— Вы были удивлены решением? — спросил я.
— Нет, два года — небольшой срок. Но все же решение могло быть и другое. Это очень облегчает мою задачу. Отсрочка дает нам время произвести розыски без лишней торопливости.
— Пригодились вам мои заметки? — спросил я.
— Поультон передал их Хизу, и они оказались очень ценными для перекрестного допроса. Я сам еще не видел их, так как только что получил их назад. Давайте просмотрим их вместе.
Он достал из ящика письменного стола мою записную книжку и внимательно стал читать мои заметки.
— Добрались вы до чего-нибудь важного из свидетельских показаний на следствии? — спросил я.
— Трудно сказать, — отвечал он. — Итог моих выводов основывается исключительно на косвенных данных. Я не имею ни одного факта, о котором я мог бы сказать, что он допускает одно только истолкование. Но все же не надо забывать, что из самых незначительных фактов, если их наберется достаточное количество, слагается очень показательный итог. И моя запись данных мало-помалу растет.
Минуты через две Торндайк направился в Ломбард-стрит, а я — к Феттер-Лейну, невольно думая о назревающих событиях.
Дома я застал только одно приглашение. Я захватил стетоскоп и отправился в Пороховую Аллею, аристократический квартал, где жил мой пациент.
В Невиль-Коурт я поспел к назначенному часу. Но мисс Беллингэм была уже в саду, наполняя вазу цветами, и ждала только меня, чтобы отправиться.
— Вот мы и опять, как раньше, идем вместе в Музей, — сказала она. — И вспоминаются мне таблицы из Тель-Эль-Амарны и ваше милое, самоотверженное сотрудничество. Я думаю, ведь мы сегодня пойдем туда пешком?
— Конечно, — отвечал я. — Я вовсе не намерен пользоваться вашим обществом вместе с простыми смертными, которые ездят в омнибусах. Да и приятнее идти пешком.
— После шума на улицах больше ценишь тишину Музея. Что мы сегодня будем осматривать?
— Решайте вы, — отвечал я. — Вы знаете Музей лучше меня.
Она задумалась и потом вдруг остановилась, смотря вдаль перед собой.
— Вы очень заинтересовались нашим казусом, как выражается д-р Торндайк. Не хотите ли взглянуть на кладбище, где желал быть похороненным дядя Джон? Это немного в стороне, но ведь мы не спешим, не правда ли?
Мы завернули на улицу, ведшую к воротам одного из заброшенных кладбищ, встречающихся в старинных кварталах Лондона. Здесь мертвых бесцеремонно отпихивают к углам, чтобы дать место живым. Некоторые памятники еще стояли, а другие, чтобы очистить место для асфальтовых дорожек и скамеек, выстроились у стены. Надписи на них казались бессмысленными, так как были оторваны от могил. По контрасту с жаркой, пыльной улицей, которой мы шли, здесь было прохладно и приятно, хотя трава была желтая и сухая, а щебетанье птиц на деревьях смешивалось с непрерывным криком школьников, игравших у скамеек, и оставшихся нетронутыми могил.
— Это, значит, место успокоения именитой фамилии Беллингэм? — сказал я.
— Да. Но мы не единственные именитые здесь. Здесь погребена, ни больше, ни меньше, как дочь Ричарда Кромвеля. Ее могила еще цела. Но вы, может быть, бывали здесь?
— Я не помню, чтобы был здесь когда-нибудь, но местность мне кажется почему-то знакомой.
Я осматривался, стараясь уяснить себе, какие смутные воспоминания вызывала во мне эта местность, как вдруг заметил группу строений, окруженных каменной оградой с деревянной решеткой.
— Да, конечно! — воскликнул я. — Вспоминаю. Здесь я никогда не был, но за этой оградой, выходящей с другой стороны на улицу Генриетты, был, а, может быть, и есть еще анатомический театр, который я посещал на первом курсе медицинской школы. Здесь я производил и свое первое вскрытие.
— Самое подходящее место, — заметила мисс Беллингэм. — У вас материал был всегда под рукой. А вот и могила, о которой я говорила вам.
Мы остановились перед простой каменной гробницей, выветрившейся и потертой, но заботливо поддерживаемой. Скромная и вместе гордая надпись гласила, что здесь почивает Анна, шестая дочь Ричарда Кромвеля-Протектора. Это был простой, обыкновенный памятник, отражающий аскетический век. Но он вызывал и представление о беспокойных временах, когда в тенистых аллеях Грэйс-Инн-Лэна раздавались звон оружия и тяжелые шаги вооруженных людей, когда эта нелепая площадка для детских игр была сельским кладбищем среди зеленых полей, а поселяне, проезжая с возами в Лондон, останавливались, чтобы заглянуть через деревянную решетку.
— Наши фамильные памятники вот в том углу, — сказала мисс Беллингэм. — Но там есть кто-то, по-видимому, списывающий надпись. Хорошо, если бы он ушел. Мне хочется показать вам.
Тут я впервые заметил человека с записной книжкой, внимательно рассматривающего надпись на камне. Иногда он даже ощупывал руками стертые буквы.
— Сейчас он копирует памятник моего деда, — сказала мисс Беллингэм.
В эту минуту человек обернулся и уставился на нас. Он был в очках и смотрел на нас пронизывающим взглядом.
У нас одновременно вырвалось восклицание удивления, так как перед нами был м-р Джеллико.
Прощай, Артемидор!
Был ли удивлен м-р Джеллико при виде нас, невозможно было сказать. Прочесть на его физиономии какую-нибудь мысль было так же трудно, как на деревянном лице, изваянном на ручке зонтика.
М-р Джеллико двинулся нам навстречу, держа в руках раскрытую записную книжку и карандаш, чопорно, по-старинному, поклонился, протянул вялым движением руку и предоставил нам начать разговор.
— Вот неожиданное удовольствие, м-р Джеллико! — сказала мисс Беллингэм.
— Вы очень любезны, — отвечал он.
— И какое совпадение: все мы случайно пришли сюда в тот же день.
— Совпадение, конечно, а если бы случилось, что из нас никто не пришел, — что случается часто, — это было бы тоже совпадение.
