Донна Леон - Мера отчаяния
— Вовсе нет, — ответил тот, словно ждал подобного вопроса. — Я бы сказал, что он и сам принял такое решение еще до разговора со мной и хотел только, чтобы юрист подтвердил правильность его мнения.
— Вы можете предположить, почему он выбрал именно вас? — спросил Брунетти.
Человек, менее уверенный в себе, непременно бы промолчал, изобразил удивление, что кто-то смеет задавать ему вопрос, почему его наняли в качестве адвоката. Дзамбино же сказал следующее:
— Нет. У него не было необходимости обращаться к такому юристу, как я.
— Вы имеете в виду, к юристу, занимающемуся в основном делами крупного бизнеса, или к юристу с такой громкой репутацией?
Дзамбино улыбнулся, и Брунетти понравилась эта улыбка, как нравился и сам адвокат.
— Очень искусно построенная фраза, комиссар. Вы не оставляете мне другого выхода, как только начать петь себе самому дифирамбы. — Увидев ответную улыбку Брунетти, он продолжил: — Как я уже сказал, я не имею ни малейшего понятия, почему он нанял именно меня. Возможно, меня порекомендовал ему кто-то из знакомых. А может, он просто выбрал мое имя наугад из телефонной книги. — И, не дожидаясь ответа Брунетти, Дзамбино добавил: — Впрочем, едва ли Dottore Митри был из тех, кто принимает решение подобным образом.
— Выходит, вы провели с ним достаточно времени, чтобы составить мнение о том, каким он был человеком?
Дзамбино долго размышлял над этим вопросом. И наконец объяснил:
— У меня создалось впечатление, что он — очень проницательный человек и талантливый бизнесмен, нацеленный на успех.
— Не показалось ли вам удивительным, что он так легко снял свои обвинения в адрес моей жены? — Немедленного ответа не последовало, и тогда Брунетти пояснил: — Ведь суд однозначно решил бы дело в его пользу. Она признала свою ответственность. — Комиссар намеренно не использовал слово «вина», и его собеседник обратил на это внимание. — Она все рассказала арестовавшему ее офицеру, так что Митри мог потребовать с нее любую сумму за клевету, за причиненные неудобства, да за что угодно — и выиграл бы дело.
— И все же он предпочел этого не делать, — заметил Дзамбино.
— Как вы думаете, почему?
— Возможно, ему не хотелось мести.
— Вам так показалось?
Дзамбино задумался и ответил:
— Честно говоря, мне показалось, что месть доставила бы ему большое удовольствие. Случившееся очень сильно разозлило его. Причем он был зол не только на вашу жену, но еще и на менеджера, которому дал вполне четкие указания — избегать подобного рода туризма.
— Секс-туризма?
— Да. Он показал мне копию письма и контракта, которые отослал синьору Доранди три года назад, недвусмысленно обязав его не ввязываться в подобные предприятия и пообещав в противном случае расторгнуть договор и забрать у него лицензию. Не знаю, насколько обязательным по закону являлось бы это соглашение, если б его стали оспаривать в суде — не я его составлял, — но, думаю, сам факт его существования довольно наглядно показывает, насколько серьезны были намерения Митри в этом отношении.
— Он сделал это по соображениям нравственного характера, как вы думаете?
Дзамбино долго колебался, прежде чем ответить, оценивая, не нарушит ли он обязательств перед покойным клиентом, и сказал:
— Нет. Думаю, он так поступил, поскольку понимал, что подобные авантюры пагубно скажутся на бизнесе. В таком городе, как Венеция, дурная слава может уничтожить туристическое агентство. Нет, едва ли его останавливали преграды морального свойства, это было исключительно деловое решение.
— А вас, адвокат, останавливают «преграды морального свойства»?
— Да, — ответил Дзамбино коротко, не задумываясь.
Брунетти решил перевести разговор на другую тему:
— Известно ли вам, как он намеревался поступить с Доранди?
— Я знаю, что он написал письмо, напомнив тому о контракте и попросив объяснить, что это за туры, которые так глубоко возмутили вашу жену.
— Он отправил Доранди это письмо?
— Да, по факсу и копию по почте, зарегистрировав ее.
Брунетти попытался осмыслить услышанное. Если считать, что идеалы Паолы — достаточная причина для убийства, то угроза расторжения договора об аренде — не менее веское основание.
— Мне по-прежнему неясно, почему он нанял именно вас, адвокат.
— Люди часто совершают странные поступки, комиссар, — улыбнулся Дзамбино. — Особенно когда им приходится иметь дело с законом.
— Простите мою прямоту, но бизнесмены редко тратят деньги, если на то нет необходимости. Ведь в данной ситуации он, кажется, и вовсе не нуждался в адвокате. Ему достаточно было просто заявить о своих условиях вице-квесторе — по телефону или письмом. Никто и не собирался отвергать эти условия. И все же он нанял адвоката.
— Добавлю от себя: потратив на него весьма значительную сумму, — заметил Дзамбино.
— Вот именно. Вы можете это как-то объяснить?
Дзамбино откинулся на спинку кресла, заложив руки за голову; стал виден его довольно большой живот.
— Думаю, тут речь идет о том, что американцы называют overskill, перебор. — По-прежнему глядя в потолок, адвокат пояснил: — Думаю, он хотел, чтобы не оставалось никаких сомнений в том, что его требования будут удовлетворены, ваша жена примет его условия и все дело уладится прямо там, в кабинете вице-квесторе.
— Уладится?
— Да. — Адвокат наклонился вперед, поставил локти на стол и сообщил: — У меня возникло ощущение, скорее даже уверенность в том, что Митри пытался сделать все возможное, лишь бы эта история не доставила ему ненужных хлопот и не вызвала нежелательной антирекламы. Вероятно, второе было даже важнее первого. Я спросил его, как он намерен поступить, если ваша жена, судя по всему, действовавшая из принципиальных соображений, откажется возместить ущерб. Станет ли он тогда возбуждать против нее иск? Он сказал, что не будет. Я объяснил ему, что дело он в любом случае выиграет, но он все равно отрицал для себя возможность судебного разбирательства.
— Значит, если б моя жена отказалась платить, он не стал бы преследовать ее в судебном порядке?
— Именно.
— И вы говорите мне об этом, зная, что она и сейчас может передумать и отказаться платить?
На лице Дзамбино в первый раз изобразилось удивление.
— Конечно.
— А вдруг я сообщу ей о намерениях Митри, и это повлияет на ее решение?
Дзамбино снова улыбнулся:
— Комиссар, полагаю, вы, прежде чем прийти сюда, потратили довольно много времени на то, чтобы собрать информацию обо мне и о моей репутации в городе. — Брунетти не успел подтвердить или опровергнуть это утверждение, а адвокат уже признался: — Я проделал то же самое: так поступил бы любой на моем месте. И то, что я узнал, позволяет мне заключить, что я ничем не рискую: можно не бояться, что вы поделитесь полученными сведениями со своей женой или попытаетесь повлиять на ее решение.
Смущение помешало Брунетти оценить, насколько верны слова адвоката. Он лишь кивнул и продолжил расспросы:
— Вы когда-нибудь спрашивали его, почему для него так важно было избежать дурной славы?
Дзамбино покачал головой:
— Должен признаться, это меня интересовало, но в мои обязанности не входило докапываться до истины. Такого рода информация не могла пригодиться мне как его адвокату, а ведь именно в таком качестве он меня и нанял.
— Но вы пытались найти ответ? — настаивал Брунетти.
— Конечно пытался, комиссар. Подобное поведение не согласовывалось со сложившимся у меня образом Митри: богатый человек, со связями, обладающий определенной властью. Такие люди обычно кому угодно способны заткнуть глотку, замолчать любое зло, хоть как-то связанное с их именем. Кроме того, он ведь не был виноват в том, что случилось, верно?
Брунетти согласно покивал головой, ожидая продолжения этой речи.
— Следовательно, можно сделать вывод: либо он не желал допустить причастности агентства к данному бизнесу по этическим соображениям — а я уже говорил, что такую возможность исключаю, — либо была какая-то другая причина, личного или делового свойства, по которой он стремился избежать нежелательной огласки, чтобы не привлекать к себе излишнего внимания, — высказал свое мнение адвокат.
Брунетти пришел точно к такому же выводу, и тот факт, что человек, хорошо знавший Митри, подтвердил эту догадку, обрадовал его.
— Вы задумывались о том, что это могла быть за причина?
На сей раз Дзамбино открыто рассмеялся, увлекшись предложенной игрой в вопросы и ответы и явно получая от нее удовольствие.
— Если б мы жили в другом веке, я бы сказал, что он опасается за свое доброе имя. Но поскольку сейчас эту безделицу легко купить, полагаю, все дело в том, что из-за повышенного интереса к его персоне на свет могло всплыть некое обстоятельство, которое он хотел скрыть.
