Андрей Анисимов - Тариф на друга
– Дуй за ним. Старайся не раскрываться. – Шепнул Ерожин. Глеб тихо, опасаясь хлопнуть дверцей, выгрузил свой двухметровый организм из тесных «Жигулей» и аршинными шагами отправился выполнять поручение шефа. Не смотря на свой огромный рост, молодой человек двигался совершенно бесшумно. «Следопыт» – Улыбнулся Ерожин и добрался до сока. Пил сыщик долго и с удовольствием. Глеб возвратился минут через пять.
– Черный «Фольксваген Джетта». – Доложил он, усаживаясь в машину. Ерожин молча протянул блокнот. Михеев так же молча взял его и вписал номер машины: – Я его щелкнул. И тачку тоже.
– Молодец. – Похвалил подполковник: – Пить будешь?
Михеев утвердительно кивнул и мигом высосав остаток в пакете шефа, потянулся за вторым. Этого ему тоже показалось мало. Только выхлебав еще половину из литровой бутыли с минералкой, Глеб облегченно вздохнул:
– Порядок. Какие последуют распоряжения…
– Второй час ночи. Давай дремать по-очереди. – Предложил Петр Григорьевич.
– Отдыхайте, я в парке Речного вокзала, пока катер дожидались, выдрыхся.
Ерожин откинул кресло, и устроился спать. Но заснуть не получалось. Шла последняя ночь странного заточения бизнесмена Веселого. – «В пятницу Натану Марковичу пора выходить из подполья. Если в этот момент не схватить его за руку, прощай гонорар». – Петр Григорьевич поелозил в кресле, вздохнул и достал мобильный телефон. Вязов ответил сразу:
– Пока тишь да гладь. Держим башню под контролем. А у вас?
– У нас весело. Но все мимо денег. – Грустно пошутил подполковник: – Пытаюсь поспать. Михеев на вахте.
– Принято. – Ответил Дима: – Спокойной ночи.
– Издеваешься. – Усмехнулся Ерожин и убрал трубку в карман. Сморило его в одно мгновение. Подполковнику начал сниться сон. Он идет по пустыне с ружьем в руке. Вдали слышен страшный рык льва. Зверь все ближе и ближе.
Ерожин замечает хищника, вскидывает ружье и нажимает на курок. Но ружье не стреляет. Лев совсем близко.
«Охотник» в ужасе проснулся и увидел рядом со своим лицом страшную пасть с огромными желтыми клыками. Он отшатнулся от стекла и медленно сообразил, что пасть и клыки принадлежат не льву, а догу Лорду из квартиры на третьем этаже. Женственный молодой человек выпустил пса на ночную прогулку без повадка. Злопамятная зверюга не забыла подозрительного визитера и теперь пыталась его добыть.
– Он мне краску поцарапает. – Недовольно проворчал Михеев, нехотя выбрался из машины и что-то сказал собаке. Лорд сразу смолк и поджав тонкий мышиный хвост, понуро удалился.
– Что ты ему сказал? – Удивленно спросил Ерожин у помощника, когда тот невозмутимо возвратился на место.
– Я его послал на… – Глеб наклонился к уху шефа и шепотом сообщил ему последнее волшебное слово.
– И он понял? – Поразился Петр Григорьевич.
– Раз пошел, значит понял. – Предположил помощник. Подполковник уставился на своего молодого коллегу изумленным изучющим взглядом и покачал головой:
– Ты бы его спросил, что происходит в квартире девицы Груздь. Он должен знать, раз живет над ней.
– Вы шутите? – Не понял Глеб.
– Какие уж тут шутки. – Ответил подполковник и посмотрел на часы: – Уже половина четвертого. Теперь я принимаю вахту, а ты дрыхни.
– Годится. – Ответил Михеев и моментально захрапел.
* * *Анна Яковлевна Табаровская на улицу по-прежнему не выходила. От работы ее освобождал выданный в поликлинике бюллетень, а другой причины для прогулок женщина не искала. Кроме кофе она почти нечего не употребляла, аппетит от волнения пропал, а кофейных запасов в буфете имелось вдоволь. Узнав от Сазонова, что деньги на выкуп Натана собраны, Анна Яковлевна немного успокоилась и даже сумела без снотворного спокойно проспать ночь. Но с середины следующего дня, Табаровской вновь овладело беспокойство. Ей очень хотелось опять позвонить Володе Сазонову, но она стеснялась. Особенно после визита Инны Николаевны, ей казалось, что она не имеет права травмирывать друга юности своим вниманием. Анна Яковлевна женским чутьем ведала, что Володя продолжает относиться к ней не совсем равнодушно.
Анна пыталась себя чем-то отвлечь и включила телевизор. По каналу культуры рассказывали о Лувре. Раньше бы она смотрела подобную передачу затаив дыхание. Табаровская обожала все французское. Язык Вольтера для нее не был простым средством заработка. Переводчица купалась в французской культуре, получая от общением с великими ее представителями физическое удовольствие. Она знала наизусть чуть ли ни всего Верлена, могла часами говорить о Бодлере, и следила за современными парижскими течениями в искусстве не только по газетам и журналам. Каждый год, отказывая себе во всем, Табаровская копила деньги на поездку в Париж. Деньги ей были нужны только на дорогу и карманные расходы. В столице Мира у Анны Яковлевны жил обеспеченный друг, который был готов оплатить ей и самолет, но Таборовская дорожила своей независимостью и пользовалась только крышей его особняка и холодильником его кухни. В Париже она проводила ежегодно не меньше месяца. Пожалуй, две привязанности составляли смысл существования одинокой женщины – Натан и Франция.
На экране телевизора, один за другим возникали залы знаменитого музея. Анна Яковлевна сама исходила его вдоль и поперек. В первое посещение Лувр ее немного разочаровал. По сравнению с питерским Эрмитажем его темные сумеречные залы показались москвичке не ухоженными и запущенными. Она столько слышала об этом удивительном собрании, так мечтала туда попасть, и наконец, когда мечта сбылась, приуныла. Но это чувство довольно быстро ее оставило. Видеть своими глазами, а не на репродукциях великих итальянцев, голландцев и французов, походило на чудо.
Старенький цветной «Рубин» переносил Табаровскую в Париж, но обычного восторга от соприкосновения с Францией Анна Яковлевна сегодня не испытывала. Мешало непроходящее беспокойство за судьбу любимого человека. Страшные картины бандитского плена, возникающие в ее воображении, пугали женщину. Она закрывала глаза и видела Натана со связанными руками, избитого и окровавленного. Как бы она хотела быть сейчас рядом с ним. Пусть и ее бы били и мучили, но она нашла бы как помочь любимому. Она бы сумела убедить бандитов, что этого замечательного человека нельзя обижать.
– Господи, помоги ему дожить до освобождения. – Прошептала Анна и вздрогнула. Звонили в дверь. После визита супруги Сазонова она боялась новых посетителей. Но этот звонок был другим. Он был коротким и робким. Табаровская медленно вышла в прихожую и испуганным голосом поинтересовалась:
– Кто там?
– Анна Яковлевна, это я Лика. – Узнала она голос дочери Натана Марковича.
– Заходи, девочка. – Дрожащими руками Табаровская отперла замок и впустила гостью.
– Я не надолго, извините, если помешала. – Глаза Лики покраснели. Анна Яковлевна предположила худшее и чуть не лишилась чувств:
– С ним плохо?!
– Плохо, Анна Яковлевна. Мама говорит, что он меня обворовал! А я не хочу в это верить….
– Натан тебя? – Изумленно прошептала Анна Яковлевна.
– При чем тут папа? – Растерялась Лика.
– А кто? – Табаровская не могла взять в толк, что кроме Натана, на свете существуют другие люди и другие проблемы. Лика торопливо и не очень связно поведала историю ограбления:
– Я пришла просить совета и помощи. Мама советует обратиться в милицию, а я не решаюсь.
Табаровская провела молодую женщину в комнату, усадила в кресло и подвинув стул, уселась рядом. Она выспросила Лику обо всем подробно и переварив информацию, сделала вывод:
– Ты права, девочка. Володя Сазонов благородный и широкий человек. Его сын не мог вырасти подонком. Я тоже не верю, что это его рук дело. Чем я могу тебе помочь?
Лика смущенно затихла, потом обняла Анну Яковлевну и призналась:
– Я боюсь одна искать Ника Влагина.
– Ты хочешь, чтобы мы пошли к этому мерзавцу вместе? – Лика Кивнула.
– Хорошо, девочка. Подожди, я сейчас оденусь.
Хозяйка направилась к шкафу одеваться, а Лика стала рассматривать фотографии, висящие на стенах.
– Анна Яковлевна, кто этот смешной старик в черной беретке?
Табаровская оглянулась:
– Этот смешной старик мой дед. И он не в беретке, а в ермолке. Дедушка был очень набожным человеком. Набожные евреи всегда ходят с покрытой головой.
– Ваш дед еврей? – Удивилась дочь Натана.
– Да, девочка. Яков Исаевич был очень знаменитым в Москве портным. Сам артист Качалов шил у него фрак. Кроме артистов, дедушка одевал многих советских дипломатов. Ими, как правило, становились пролетарии, попавшие в МИД по призыву партии большевиков. Они никогда раньше не видели смокингов и фраков. Яков Исаевич не только шил им одежду, но и учил в ней ходить. Носить официальные костюмы тоже надо уметь. Ну, вот я и готова. – Табаровская подпудрила свое пожелтевшее от пережеваний личико и погляделась в зеркало: – В гроб краше кладут.
