Екатерина Островская - Мертвая жена и другие неприятности
– Ко мне это не имеет никакого отношения.
– Помнишь тот снимок полароидный, который был у меня, а потом как-то снова у тебя оказался? Так вот. Недавно ко мне зашла… короче, я сам пригласил в гости одну даму. Мы чай пили, и я зачем-то стал показывать альбом со своими старыми фотографиями… Возможно, та дама снимок и прихватила… Хотя зачем ей?
Николай Михайлович оглянулся на свою машину и увидел, что Хакимова, опустив стекло, курит в салоне и внимательно наблюдает за ними.
– Я пойду, пожалуй. – Ладейников сделал шаг в сторону.
– Я по поводу доклада… – напомнил Храпычев. – Ты обещал подумать, но время поджимает. Если сделаешь, то обещаю: верну тебя на факультет, чего бы мне это ни стоило.
– Хорошо, – согласился Валерий Борисович, – напишу. Тем более что параллельно уже занимаюсь похожей темой.
– Постарайся, Валера, – попросил Николай Михайлович. – А я, со своей стороны, все для тебя сделаю.
Храпычев протянул руку, но Валерий Борисович, словно не заметив ее, подхватил свои пакеты с книгами и направился к ожидающему другу. Николай Михайлович все стоял и смотрел, как они удаляются, как выходят со двора, а потом вернулся к своему «Лексусу».
– Вообще-то обед скоро закончится, – напомнила ему Хакимова.
Декан посмотрел в ее наглые глаза, и ему вдруг захотелось буквально разорвать девицу. Но он промолчал, сел за руль, после чего сказал:
– Сейчас поедем к тебе, а заодно и пообедаем.
Николай Михайлович решил пока не возвращаться на факультет. Он хотел подумать. А думалось ему лучше всего, когда ничто не отвлекало: ни телефонные звонки, ни визиты преподавателей, которые заявлялись в кабинет со всякой ерундой, ни перекатывающийся по коридору гул голосов студентов, непонятно что делающих на факультете. Самые ценные мысли приходили всегда в моменты, когда он совсем, казалось, отключал сознание – сжимая в объятиях извивающееся в конвульсиях податливое молодое тело.
То, что произошло пару часов назад, было непонятным и насторожило. Позвонил Осин и поинтересовался, как идет работа над докладом. Николай Михайлович заверил его, что специально отобранные специалисты только этим и занимаются, так как уже получили в качестве аванса неплохие деньги.
– Среди получивших аванс нет ли случайно доцента Ладейникова? – поинтересовался банкир.
– К счастью, нет, – ответил Николай Михайлович. – Я же говорил, что Ладейников деградировал полностью и как специалист, и как личность, а потому уволен мною. Но уверяю вас, что доклад только выиграет от его неучастия в проекте.
Больше Осин ни о чем не спрашивал, пожелал успехов и напомнил о сроках.
И тогда декан понял, что надо спешить, а потому поехал к бывшему другу. Все вроде бы складывалось хорошо: Верблюд о деньгах даже не заикнулся. А между прочим, Храпычев уже готов был предложить ему аванс. Он даже приготовил десять новеньких стодолларовых купюр. И когда сгибал их, чтобы спрятать в бумажнике, вдруг испытал нечто вроде жалости – не жадность, а какое-то сострадание к ним, таким невинным и красивым бумажкам. И теперь они лежали там, куда Николай Михайлович их положил, не напоминая о себе и не прожигая карман.
Может, вообще не возвращаться сегодня на факультет? Позвонить отрабатывающей положенный срок Юле и сказать, что он в мэрии на заседании комитета по инвестициям и экономической политике… И тогда можно подольше побыть у Хакимовой, не растрачивая время и мысли по всяким пустякам.
Сейчас он гнал автомобиль и в один момент едва не проскочил на красный – когда вспомнил, что Осин ничего существенного не сообщил. Ведь если банкир звонил только для того, чтобы поинтересоваться каким-то мелким, ничего не значащим для него Ладейниковым, то это совсем непонятно.
Глава 8
Вечером ненадолго заскочил Кирилл и сообщил, что двоих людей Оганяна его сотрудники взяли сегодня днем. Те долго ломаться не стали и, когда их притащили в подвал со следами крови на стенах, рассказали все, что знали.
По их словам, серьезные люди поручили Оганяну крышевать одну фирму, хозяйкой которой была Варвара Николаевна. Но на фирму никто вроде не наезжал, а офис охраняла вневедомственная охрана, так что работы у пацанов было немного. Причем фирма очень быстро раскрутилась, так как Варвара скоро стала ездить на «Мерседесе», и к ней в кабинет часто заглядывали серьезные люди со своей охраной.
В конце лета начались какие-то заморочки, а у Рубика случились терки с теми, кто его на эту фирму поставил. Оганян потребовал долю, ему отказали в грубой форме, а потом сдали ментам. Кстати, для него не самый плохой вариант, поскольку люди, которые подставили его под этот блудняк, слишком серьезные, чтобы делиться своим куском, и запросто могли закатать Рубика в асфальт. На него в одно и то же время накатали телегу: магазин, автосервис, где занимались разборкой, и две областные заправки, где толкали разбодяженный бензин. Все, словно сговорившись, решили, что лучше работать честно, чем отстегивать Аре Огоньку.
Рубика взяли во время получения денег. При задержании он решил не дергаться, хотя при нем была волына, а в кармане шприцы с герычем. На суде он заявил, что и пистолет, и героин ему подкинули, деньги же он получил в счет старого долга. Однако судья ему не поверил и влепил двенадцать строгача. Из Крестов Огонек иногда звонил своим подручным и просил следить за Варварой, чтобы никуда не соскочила.
Но с ней получилась такая история. Когда пацаны решили ее прижать на предмет доли «Рубикона», она вывела их на какую-то старую бабу, которая, типа, в законе и за которой стоят серьезные московские воры с кавказскими фамилиями. На стрелке та баба сама позвонила по мобиле в Кресты, побазарила с Рубиком и вроде закрыла тему. При этом по фене ботала так, что пацаны не до конца поняли, что им дальше делать. А те, кто от московских присутствовал, тоже не для мебели стояли – объяснили парнишкам, что теперь надо других овец стричь, а к Варваре не приближаться.
Больше к ней никто не подходил, но Варвару потом все равно грохнули. А кто и за что конкретно – ни они, ни даже Рубик не знают. Может, конечно, Рубик был в курсе, но его самого тоже… Правда, незадолго до этого Оганян звонил и сказал, мол, Варвара кинула кого-то на сумасшедшие бабки, так что неплохо было бы с нее получить. А еще сказал, что у нее был муж – доцент, который наверняка в доле. Но, судя по всему, Оганян что-то не догонял, потому что доцент оказался совсем не крутым, а ботаником в натуре, разве что без очков…
Никакой более ценной информации от этих ребят получить не удалось: как оказалось, Оганян никого не посвящал в свои планы. И вообще он мог болтать о чем угодно, но только не о делах, которые приносили прибыль лично ему. Бандитов пришлось отпустить, а потом смывать предварительно разбрызганный по стенам подвала кетчуп.
Про саму же Варвару выяснилось, что в конце девяностых она получила срок за организацию финансовой пирамиды. Странным было только то, что ей на момент ареста не исполнилось еще и девятнадцати. По приговору суда получила она девять лет, что само по себе невероятно – ведь разоривший четверть населения страны создатель «МММ» получил меньше.
– Наверное, украла меньше и не смогла откупиться, – предположил Богомолов.
– Скорее всего, она просто рядом стояла, – уточнил Кирилл, – и ею прикрылись. Деньги так и не были найдены, а имущества, которое могло пойти в счет возмещения нанесенного ущерба, у нее не было. Конфискованные квартира, машина и драгоценности и сотой части ущерба не покрыли. Срок она свой отсидела, Можно было бы думать, что и нынешнее ее предприятие «Фонд взаимной помощи фермерских хозяйств» – тоже мыльный пузырь. Однако это не так. Фонд был организован, еще когда Варвара находилась в исправительно-трудовой колонии, и объединил около сотни фермерских хозяйств в четырех районах области. Занимался реальной деятельностью: кому-то помогли погасить кредиты, кому-то приобрести технику, с кого-то сняли рэкетиров. Часть фермеров, правда, перестали заниматься сельским хозяйством, а некоторые и не начинали, но все люди, решившие завязать с фермерством, передали свои наделы в управление фонду, который их продал, выведя предварительно из состава земель сельхозназначения и переведя в земли поселений, чем увеличил стоимость участков минимум в десять раз. На вырученные деньги и оказывалась помощь выжившим хозяйствам. Но большая часть средств осталась на счетах фонда. А если учесть, что под строительство загородных поселков реализовали почти тысячу гектаров по цене не менее трех тысяч долларов за сотку, то выручка была огромной.
– Триста миллионов? – удивился, быстро прикинув, Валерий Борисович. – Кто бы мог подумать!
Зато на отставного майора названная сумма, казалось, не произвела никакого впечатления.
– Давно пора, мать-перемать, умом Россию понимать, – прокомментировал он.
