Сергей Алексеев - Удар Молнии
- Дай ключ от наручников, - попросил генерал, выслушав Головерова. - Ко мне никого не впускать. Позову сам.
- Не спускай его с цепи, - посоветовал тот. - Он псих, у него с головой не в порядке, Сергей Федорович! Дед Мазай постучал его ладонью в грудь:
- Если бы тебе довелось такое пережить, что он пережил... Врагу не пожелаешь. А это у него - второй провал.
Он вошел в зал, затворил за собой дверь и прислонился к ней спиной. Кархан сидел на корточках возле стены с воздетой и прикованной к трубе рукой. Пережатая металлом кисть отекла и посинела. Он медленно повернул голову на стук двери и замер.
- Аллах акбар, Кархан, - негромко вымолвил генерал, приближаясь к нему вразвалку. - Встань, по твою душу пришел, с того света. Мне нет покоя, и тебе не дам.
Кархан распрямился, взгляд был мутный, утомленный - в самом деле надломлен. Дед Мазай вставил ключ, освободил из "браслета" руку, и она безвольно упала вниз.
- Я поверил в твою смерть, - трудно ворочая языком, проговорил Кархан. На похоронах был...
- Не тебе же одному позволено воскресать. Вот и я воскрес.
Бывший "грушник" потер отекшую руку, болезненно поморщился: у него было нормальное состояние полной подавленности, обычно следующее за приступом буйства. Сейчас он напоминал боксерскую грушу, которую наконец оставили в покое - обвис, оплыл книзу, отяжелел.
- Пришел спросить, где твоя дочь?
- Не спросить, Кархан. Взять свою дочь.
- Надеешься, что отдам?
- Отдашь, - выдохнул генерал. - И плохо, что не сделал этого сам, когда поверил в мою смерть. Но если я теперь пришел - ты отдашь.
Он снова сел на корточки у стены - то ли зэковская, то ли восточная поза, обнял себя за плечи.
- Думаешь, если переиграл меня, значит, раздавил? Не-ет... Я ведь снова встану. В песках живет ящерица, варан. Наступишь - в песок уходит и жива.
- У тебя мозги, кажется, и в России начали разжижаться. Не только от жаркого климата.
Кархан посмотрел на него снизу вверх - во взгляде его в самом деле было что-то от варана...
- Ты со мной ничего не сделаешь, генерал. Сегодня я под твоей подошвой, но победа моя. В этом и есть фокус восточной психологии. Ты мне не можешь причинить вреда. Бить - я боли не боюсь. Пытать? Ты же знаешь, как "духи" умеют пытать. Сам не выдержишь. А убить - рука не поднимется. Твоя дочь у меня вместо ангела... Когда-то давно Восток научил вас разрывать врагов лошадьми. С тех пор вы стали сильной нацией. Но потом бессовестный Запад стал внушать вам идею гуманизма, одновременно сжигая на кострах своих инакомыслящих граждан. Вы ею прониклись и пошли дальше, изобрели интеллигентность. У вас возникла потребность самобичевания. Вы забили себя и ослабели. Вы всегда побеждаете и никогда не можете воспользоваться плодами победы. Сказать откровенно, мне жаль Россию. Вы забьете себя до смерти.
- Печальная перспектива, - медленно проговорил генерал. - Услышал бы раньше, может, и правда похоронили бы меня сегодня. Что же ты, старый боевой товарищ, не приехал ко мне во второй раз на дачу, как условились? Нарисовал бы мне эту картину, глядишь, я бы контракт подписал. А ты меня сразу конями рвать.
- Неужели не понял почему?
- Хоть сейчас объясни!
- Интеллигентность и демагогия стали вещами равнозначными, - со вздохом сожаления сказал Кархан - Мне некогда заниматься словоблудием. Пусть в этом упражняются политики, журналисты. Я человек дела. Ты хоть и генерал, и профессиональный военный, но послушал я тебя в первый раз и понял: в разговорах так все и утонет. У тебя начнется приступ самобичевания, самообличения, и так вплоть до самоубийства. Я тебе кровь взгорячил, заставил думать о жизни, о будущем. А Россия сейчас думает о смерти. Кстати, сегодня на твоих похоронах слушал, о чем люди говорят.
- Интересно, о чем же? Должно быть, обо мне?
- О тебе - меньше всего. Немного - о вдове. А больше о том, как дорого нынче умирать. Каких больших денег стоят похороны. - Кархан неожиданно усмехнулся: - Поверь мне, клянусь! Скоро в России примут закон или издадут указ о бесплатных похоронах. Умирайте на здоровье! И будут умирать миллионами
- Что-то мы сегодня все о смерти! - бодрясь, воскликнул дед Мазай. - Давай о жизни?
- О жизни возможен лишь один разговор. Мне очень понравилось, как сработали сегодня твои ребята, - Кархан встал, ухватившись за трубу с наручниками, слегка обвис - расслаблял, оживлял тело после приступа - Пожалуй, я готов вернуться к нулевому варианту. Сейчас ты поедешь со мной, подпишешь контракт в присутствии... официальных лиц. В их же присутствии встретишь свою дочь и благополучно вернешься домой.
- Неплохой вариант, - одобрил генерал. - Эдакий образчик, как мы не умеем воспользоваться плодами победы.
- Сергей Федорович, у тебя нет другого выхода.
- Выходов больше, чем тебе кажется, но мне нравится только один. Я вот тебя послушал и с некоторыми доводами согласен. Ты - человек авторитетный, Герой Советского Союза. Спорить трудно... Но со многими согласиться решительно не могу, - генерал прогулялся по залу, потрогал тренажерные станки, вернулся к Кархану. - Например, ты помнишь, куда привязывал гранату, когда уходил к душманам? Так у меня сильнейшее желание привязать ее тебе опять к этому месту и выдернуть чеку. Прямо вот здесь!
- Желания и возможности - увы, вещи не равнозначные, - заметил Кархан. Особенно в твоем положении.
- Положение у меня... терпимое. Послушай дальше. Ты, как всегда, прав: желание есть, а возможности нет, потому что рвать тебя гранатой - вещь для меня недостойная, прямо скажем, мерзкая: кровь, клочья мяса, кишки... Говоришь, понравилось, как мои ребята сработали? Ты на похоронах видел, сколько их было? Видел. Даже отснял!.. Так вот они сидят сейчас и ждут, когда я с тобой закончу разговор и дам команду. К завтрашнему утру они Москву на уши поставят и соберут сюда всех "горных орлов". А я лично сам, на твоих глазах, пытать их буду, конской носоверткой, как душманы делают. Не то что мою дочь, ты свою мне отдашь. Ты же в России родился, должен знать, что такое русский бунт. Не знаю в отношении бессмысленности, но беспощадный - это да. Бунт партизанская война, а не просто дебош. Когда бабы супостата на вилы подымают, когда сонных режут, топорами рубят, руками давят. У меня, Кархан, в "Молнии" не бабы - мужики. И ты знаешь, чего они стоят, потому и охоту устроил. Они умеют пользоваться плодами победы. Эти - умеют! Они демагогией не занимаются... Ну, есть у меня возможности?
Кархан что-то взвешивал, готовился ответить, однако генерал не дал ему сказать:
- Успокойся, я и этого делать не стану. Я не партизан - русский офицер, и все мои предки были офицерами, в белых перчатках воевали. Мне нельзя их позорить. Это ведь потом придется в монастырь уходить. и до конца своих дней заниматься самобичеванием. Злодейство, оно и в Африке злодейство... Кстати, там тоже ящериц в песках полно. Действительно, наступишь на нее - она в песок, и хоть бы что. Но схватишь ее за хвост, она его отбрасывает. И бегает потом бесхвостая, приметная такая. Сразу видно, в крепких руках побывала. Так вот, боевой товарищ, я тебе хвост оторву и выпущу. Ты верно сказал: мы у Востока чему-нибудь и когда-нибудь непроизвольно учимся. Журналисты в самом деле демагоги и очень уж падкие на тайны спецслужб. Завтра организую утечку информации. Допустим, в списке награжденных орденами проскочит твоя настоящая фамилия - Муртазин, а в скобочках - Хакимов. Разумеется, в следующем номере будет поправка с извинениями за ошибку. Но журналисты - народ дотошный, начнут копать. А я еще одну утечку, допустим, о сути твоих подвигов разведчика.
- Нет подвигов, - развел руками Кархан. - Были, теперь нет.
- Как же нет? - изумился дед Мазай. - А откуда я знаю о трикотажной фабрике "Гюльчатай"? Кто мне ее личико открыл? Разве не ты? Не ты, рискуя жизнью, снял на видеопленку все ее сокровенные прелести? Новобранцев на складе, ящики на чердаке проходной с любопытными игрушками. Страна должна знать своих героев. В том числе и невидимого фронта. А что делают хвостатые ящерицы с бесхвостыми ты видел... Что же мне о тебя руки марать?
Кархан не успел оправиться после приступа буйства, давным-давно взорванная нервная система не выдерживала нагрузок, которые прежде были привычными и ежедневными. Он старался держаться, стискивал зубы, играл желваками, но взгляд уже гас, глаза становились неподвижными, как у забитой, загнанной лошади.
Кархан присел на корточки, зажал живот руками.
- Позови водителя, - бесцветно выдавил он Генерал велел Головерову привести из сауны наркомана-телохранителя, который тем временем выпросил у Отрубина укол баралгина и теперь спал на полке. Он ни на минуту не сомневался, что попал в руки бандитов, только покруче, чем он сам, и теперь, как всякий слуга, ждал, когда договорятся между собой паханы. Кархан попросил визитку, отнятую у него при обыске, своей рукой написал с обратной стороны адрес и подал водителю:
- Отдай им птичку из клетки.
