Эксперимент S - Джереми Бейтс
Он снова потер шишку и заметил, что Шэз за ним наблюдает.
– Какого черта уставилась? – спросил он ее.
Она быстро вернулась к своей книге.
Чед еще несколько секунд смотрел на нее испепеляющим взглядом, потом повернулся спиной к ней и смотровому окну.
И снова потер шишку на лбу.
* * *
Шэрон хотела сосредоточиться на романе Дина Кунца, лежавшем у нее на коленях, но не могла понять ни слова. Причем уже давно, но она продолжала смотреть в книгу и переворачивать страницы – пусть все, кто шпионит за ней, думают, что у нее все в порядке.
На самом деле никакого порядка не было.
Во-первых, в последнее время ее все время одолевал какой-то жар, будто в лихорадке, во-вторых, сильно болело горло и было больно глотать. Желудок тоже вел себя не лучшим образом. Казалось, он вздут и переполнен, хотя она не помнила, когда в последний раз ела что-то существенное.
В детстве, если она заболевала, мама отпрашивалась с работы, чтобы не оставлять ее одну, готовила ей куриный суп с лапшой и давала ей ледяные банки с отцовским имбирным элем «Канада драй». На ночь укрывала Шэрон одеялом, натирала ей грудь бальзамом от кашля и читала вслух, пока она не засыпала.
Шэрон очень скучала по маме, папе и брату, но знала, что до окончания эксперимента S никого из них не увидит. Просто надо справиться с лихорадкой, болью в горле, вздутым животом и дождаться, когда доктор Уоллис скажет ей – она свободна.
«Ты не пленница, Шэз. Просто скажи ему, что хочешь уйти. Он тебя отпустит. Да, конечно. Вот выйду из лаборатории сна и сразу засну. И кто знает, что он тогда со мной сделает? Вдруг проснусь, и окажется, что я привязана к столу и у меня разрезан живот. Но зачем ему разрезать тебе живот? Посмотреть, что у меня внутри. А что у тебя внутри?»
– Заткнись! – крикнула Шэрон и швырнула роман в мягкой обложке через всю комнату. Потом вскочила с кровати и снова стала мерить комнату шагами.
Кто-то говорил с ней. Индус. Спрашивал, что случилось.
– Отстаньте от меня! – завопила она, схватила из корзины на кухонной стойке авокадо и шмякнула его об пол. Но оно осталось целым. Тогда она раздавила плод каблуком. Зеленая кожура лопнула, и с обеих сторон выдавилась золотистая мякоть, напоминающая комковатую слизь. Косточка покатилась по полу и остановилась у духовки.
От акта разрушения у Шэрон поднялось настроение, она рассмеялась и перестала думать о том, что скучает по семье, о том, что растет у нее внутри, и обо всем остальном, о чем не хотелось думать.
* * *
Через несколько минут она с каменным лицом сидела на полу в кухне – жар и другие симптомы вернулись, как и ощущение, что за ней шпионят, и мрачные мысли.
Все стало еще хуже, чем раньше.
Она разрыдалась.
* * *
Гуру глянул на позолоченные наручные часы «Касио», подаренные ему матерью при поступлении в Калифорнийский университет. 5:45 утра. До конца смены еще пятнадцать минут. Он зевнул. Бодрствовать всю ночь становилось труднее. Ни Чед, ни Шэрон с ним больше не разговаривали. В последнее время они вообще мало чем занимались. Чед сидел на тренажерной скамье или на диване, уставившись куда-то вдаль, а Шэрон сидела на кровати, уставившись в раскрытую на коленях книгу, порой подолгу не перелистывая страницу. Иногда все-таки делали что-то, достойное внимания. Чед вскакивал и начинал репетировать сцену из «Полицейских из Беверли-Хиллз». Шэрон ни с того ни с сего ударялась в смех или в слезы, как утром. Но в основном они просто сидели и ничего не делали, а Гуру, в свою очередь, просто сидел и смотрел, как они ничего не делают.
Долгих восемь часов.
Можно сказать, Гуру и Пенни была отведена роль простых сиделок, но доктор Уоллис продолжал проводить на австралийцах важные когнитивные тесты, добывал новый материал о влиянии стимулирующего газа на людей. Так что Гуру все равно гордился тем, что участвует в эксперименте.
Он услышал шаги. Через минуту дверь в комнату для наблюдений открылась, и на пороге появилась Пенни, одетая в один из своих эксцентричных нарядов в смешанном стиле. Гуру представлял, что так шестилетний ребенок может нарядить куклу Барби. Она улыбалась и явно была в шаловливом настроении.
– Доброе утро, Гуру! – Она погладила его по гладкой голове. – Я хочу новенький «ламборгини».
– А я хочу, чтобы ты перестала меня каждое утро дразнить.
Она подскочила к смотровому окну.
– Как поживают наши крыски?
– К сожалению, у Шэрон опять крыша поехала.
– Нет, правда, – продолжила она, словно не слыша его. – Они же как крысы, правда? Помести человека в комнату на долгое время без всякого дела – он потеряет то, что делает его человеком. Они просто сидят, как тупые крысы. Это мы только думаем, что сильно отличаемся от других видов. А чем?
– Ты говоришь так, будто у тебя экзистенциальный кризис.
Она повернулась к нему.
– Зачем ты так выражаешься?
Он нахмурился.
– Как «так»?
– Всегда каким-то официальным языком. И еще очень быстро. Строчишь как пулемет. Тра-та-та, тра-та-та.
– Даешь мне советы по технике речи? Ты даже мое имя не можешь правильно произнести.
– Гулу?
– Гуру! Гур-ру!
– Я так и сказала. А что за имя такое – Гуру? Разве это не обычное существительное?
– Гуру – это санскритский термин, так называют учителя в какой-то области.
– То есть ты вроде учителя?
– Я не учитель, Пенни. Гуру – это просто мое имя. Например, Лилия или Роза – это женские имена, с цветами никак не связаны.
– Готова спорить, ты гуру по части секса.
Гуру встал.
– Мне пора.
– Но мы еще не передали друг другу смену!
– Ну, если ты на этот раз серьезно…
Пенни плюхнулась в освободившееся кресло.
– На передачу смены мне плевать, – заявила она, положив ноги в кроссовках на стол. – А вот вопросик к тебе имеется.
– Да? – спросил он, неодобрительно глядя на ее ноги.
– Знаешь, где живет профессор?
Гуру моргнул.
– Доктор Уоллис?
– Ну а о ком еще я могу спрашивать?
– Зачем тебе знать, где он живет?
– Просто любопытно.
– Извини. Не знаю.
– Но ты можешь узнать в интернете, разве не так?
– С чего ты взяла?
– Ты индус, а индусы здорово секут в компьютерах и прочих таких делах.
Гуру закатил глаза.
– Ты говоришь как моя мама. Индусы в ИТ разбираются не больше, чем люди других рас. Просто нас
