Лебединая песня мамонта - Елена Ивановна Логунова
Но это оказалась не тетя, хотя с платком я не ошиблась – он определенно принадлежал моей родной старушке.
– Оплошал! – Из складок шелка явилась пристыженная бородатая физиономия.
– Василий, это ты?! – изумилась Ирка. – А почему крадешься за нами, как шпион? И почему в чадре, как Шахерезада?
– Очень метко, – оценила я сравнение. – Вася, тебя тетя Ида подослала? Это же ее самаркандская шаль, она такая одна на весь Питер, не узнать невозможно.
– Я сам подослался. – Кружкин благородно взял всю вину на себя. – А Ираида Львовна просто не стала мне препятствовать. Видно же было: вы что‑то задумали и наверняка опасное, у вас другого и не бывает…
– Любопытство губит кошек, старушек и живописцев, – резюмировала я. – Ладно, сбрось уже чадру, не привлекай к себе внимания. Хочешь идти с нами – нам не жалко.
– А куда вы? – Василий спрятал скомканную шаль в карман ветровки и зашагал с нами третьим.
– Навстречу новым приключениям, – уклончиво ответила я.
– Хотим проникнуть в квартиру Олега, – лаконично объяснила Ирка.
– Поискать наркотики? – Василий уважительно присвистнул, но от комментариев воздержался.
В сосредоточенном молчании мы дошли до нашего ЖК, я открыла калитку, впустила своих спутников (или уже надо говорить подельников?) во двор, завела в подъезд, и в лифте по пути к восемьсот тринадцатой квартире безапелляционно объявила:
– Внутрь пойдут только двое. Кто‑то должен остаться на стреме.
– Если мы ищем наркотики, то я лучше всех разбираюсь в вопросе, значит, должен идти, – быстро сказал Кружкин.
Глаза его заблестели азартом. Видать, обычно богема живет не так интересно.
Ирка посмотрела на меня.
– А я сегодня Холмс, без меня там никак, – ответила я на невысказанный вопрос.
– Почему это ты сегодня Холмс, а не я? – надулась подруга.
Я потрясла ключом:
– Потому что это у меня!
– Ладно, я покараулю снаружи, – неохотно сдалась Ирка. – Стойте! Перчатки вам дать?
– Васе дай, у меня еще есть. – Я достала из сумки вторую пару полиэтиленовых перчаток имени давно уже съеденной корюшки и продемонстрировала ее подруге, радуясь редкой возможности показать себя рачительной хозяюшкой.
Обычно в моей сумке царит, скажем так, творческий беспорядок. Я не говорю, что там черт ногу сломит, но только потому, что он ее, возможно, давно уже сломал. То есть употребить глагол будущего времени было бы грубой ошибкой.
Художника Ирка экипировала из своих запасов – в ее торбе всегда найдется полезная вещь на любой случай, – и из тамбура у лифтов мы выступили уже во всеоружии: мы с Кружкиным в перчатках, я – с ключом на изготовку, Ирка – с кислым выражением лица.
Расклад ролей ей не нравился, но протестовать она не смела. Понимала, что кто‑то должен охранять тылы.
– Как хорошо, что тут квартиры расположены не строго одна напротив другой, как в нашем старом фонде. – Кружкин отметил выгодную особенность современной планировки. – Соседи в глазок не увидят, как мы откроем дверь.
– Они вообще ничего не увидят, если мы с тобой пойдем по коридору, пригнувшись. У нас такие подслеповатые глазки – все, что ниже них, оказывается вне поля зрения, – объяснила я. – Очень неудобно для родителей маленьких детей и владельцев домашних животных.
– Но идеально для злоумышленников, особенно если они карлики, – рассудил Кружкин и вместо того, чтобы пригнуться, как я советовала, присел на корточки и засеменил по коридору, потешно переваливаясь с боку на бок.
Ирка прыснула.
– Тс-с-с! – Я приложила палец к губам. – Нас не увидят, но могут услышать, так что помалкивай тут!
– Иди уже. – Подруга кивнула вслед проворно ковыляющему Кружкину. – Очень интересно увидеть тебя в роли карлицы. Наконец‑то посмотрю на тебя сверху вниз.
Я не стала опускаться на корточки: проходка вприсядку – это традиционная хореография для танцора мужского пола. Просто согнулась буквой Г, точно в приступе радикулита, и таким манером пробежалась до нужной двери.
Заранее приготовленный ключ в моей руке оказался как раз на уровне замка, я с разбегу вонзила его в скважину, провернула и открыла дверь. Кружкин, все еще в роли карлика, ловко шмыгнул за порог, я последовала за ним, закрыла за собой дверь и выдохнула.
Фуххх. Вроде ничего сложного, а сердцебиение ускорилось.
– Стой! Ты куда?
Пока я пыталась отдышаться, мой партнер (или все‑таки подельник?) не задержался в прихожей, а устремился дальше.
– Туда нам не надо! – напомнила я.
– Это тебе не надо, потому что ты тут уже была, а я хочу самолично осмотреться. По пленэрам знаю, какая большая разница бывает между натурой и ее бесталанным изображением, – отговорился художник, проходя в комнату.
– Это мои‑то фотографии бесталанные? – Я хотела обидеться, но передумала.
Вася прав, менее художественные снимки, чем получились у меня, делает только рентгеновский аппарат.
К тому же в тесной прихожей двум людям было не развернуться, так что имело смысл поделить территорию.
– Ладно, осматривайся там, а я проверю коробки в шкафу.
– Позови, если найдешь что‑то интересное.
Я открыла шкаф и стала одну за другой вынимать из него обувные коробки.
Верхняя оказалась пустой, а в остальных было исключительно штатное содержимое – ботинки, туфли, кеды, кроксы. Не новые и недорогие, но безупречно чистые, заботливо набитые чем‑то для сохранения формы и завернутые в бумагу. Я даже позавидовала: вот бы мне такой порядочек в обувнице!
Хранение обуви – это искусство, которое требует особых талантов, включая дар ясновидения. Неоднократно доказано: стоит только отправить на антресоли должным образом подготовленные к летней ссылке теплые сапоги, как установившаяся было прекрасная погода сменится на свою противоположность и внезапное похолодание заставит опять достать зимнюю обувь. А потом ее придется снова мыть, натирать кремом, набивать газетами, запихивать в коробку, а ту – прятать с глаз долой… Столько трудов! Я от них безответственно уклоняюсь. У меня ботинки на меху уходят на антресоли в разгар пляжного сезона, чтобы уж наверняка.
Пожалуй, надо брать пример с Олега.
– И вправду дивно аккуратный парень! – восхитилась я вслух. – Все у него в идеальном порядке!
– Что, наркотики рассортированы по цвету и форме таблеток? – выглянул из комнаты Кружкин.
– А они разного цвета и формы? – удивилась я.
– Конечно! Еще и такие затейливые бывают – например, в виде головы Линкольна, – кивнул он.
– Почему именно Линкольна? – не поняла я. – Потому что он покупал кокаин?
– А он употреблял? – заинтересовался Василий.
– Если верить Гарри Пратту – это американский историк, автор книги «Личные финансы Авраама Линкольна», – сохранились квитанции из аптеки, в которой Линкольн покупал кокаин. Но вроде не для себя, а для жены, которая страдала бессонницей. И дело было еще в девятнадцатом веке,
