Хорошие девочки не умирают - Кристина Генри
Элли взглянула на часы – аналоговые «Таймекс», которые принадлежали ее матери, – и прикинула, скоро ли можно будет отправиться спать. Вытерпит ли она насмешки, упреки, возражения, обвинения в том, что портит всем отдых, напоминания о том, что эта поездка затевалась ради нее?
– Надо развлечься, – объявил Брэд. – Сыграем в какую-нибудь игру.
«Боже, только не это», – подумала Элли. Она не собиралась играть в игры, предлагаемые Брэдом. Элли была уверена, что на уме у него, как обычно, что-то непристойное: «бутылочка», «правда или действие», покер на раздевание. Что-нибудь такое, что даст ему возможность выставить ее на посмешище, унизить. Однажды она всерьез задумалась о том, почему Брэд постоянно пытается подколоть ее, издевается над ней, и поняла: это потому, что она не в восторге от него. Все его знакомые вели себя так, словно он был Солнцем, а они – планетами, вращающимися вокруг него, но Элли с первого дня знакомства терпеть его не могла.
– Я захватила «Уно», – сказала Элли и тут же пожалела об этом.
На мгновение у нее вспыхнула надежда. Может быть, получится отвлечь подруг от идей Брэда? Услышав слова Элли, Кэм оживилась. Элли взмолилась о том, чтобы она согласилась, сказала, что любит «Уно», потому что Кэм действительно любила «Уно». На первом курсе Кэм, Элли и Мэдисон слишком много часов провели за этой игрой вместо того, чтобы заниматься. Но Кэм не поддержала ее предложение. Точнее, Брэд успел первым:
– Только не эта детсадовская чушь. Будем играть в настоящую игру.
– По всем параметрам «Уно» – настоящая игра, – возразила Элли.
– Ладно, настоящая игра, – оскалился Брэд. – Только занудная.
«И-и-и… последняя надежда на то, что мы проведем вечер как нормальные, разумные люди, только что умерла», – подумала Элли.
– Давайте придумаем что-нибудь такое жуткое, – предложил Стив. – Будем рассказывать страшные истории, например.
Замечательно, только тебя еще не слышали, как говорила моя бабушка. У них с Брэдом мысленная связь, что ли?
– Ага, слушайте, здесь самое место для серийного убийцы, – подхватила Мэдисон. – Как в «Техасской резне бензопилой».
– В этом фильме действие происходило не в лесу, – механически поправила ее Элли. – Это было в Техасе, в сельской местности, а там нет таких лесов.
Кэм закатила глаза.
– Ой, прошу прощения, королева крика[15]. Я совсем забыла, что ты у нас профессор хоррорных наук.
– А как ты вообще их друг от друга отличаешь? – удивился Стив. – Все эти киношки одинаковые.
– О нет, – вмешалась Кэм, подняв руку. – Только не начинай, а то Элли до утра не заткнется. А я эту бурду терпеть не могу.
– Не любишь ужастики? – спросил Брэд. – По-моему, вы втроем когда-то жили в одной комнате.
– Ну, жили, и когда Элли включала свои фильмы, я отправлялась в постель. Или в бар. Или в другое место, где не было сумасшедших мужиков с ножами. И вообще, все эти фильмы снимали какие-то женоненавистники.
«Вот они, опасности вводного курса феминизма», – подумала Элли. Кэм всегда критиковала фильмы ужасов за «женоненавистничество», а сама с готовностью уступала любому капризу своего безмозглого бойфренда – включая соответствие его стандартам красоты. Однако Элли не стала указывать Кэм на это противоречие. Она знала, что подруга все равно пропустит ее слова мимо ушей.
«Зачем я дружу с ними? – спросила себя Элли. – Может, это просто привычка? Дурная привычка, от которой я никак не могу избавиться?»
Может быть, если у нее появятся другие друзья, она постепенно отдалится от Кэм и Мэдисон и их дороги разойдутся – никто не в обиде, никаких проблем. Но Элли с трудом сходилась с новыми людьми. В течение трех лет, проведенных в колледже, ей удавалось уклоняться от вступления в клубы и общества, от участия в групповых проектах. Она предпочитала одиночество. Если у нее возникало желание пообщаться, Кэм и Мэдисон всегда были рядом; у них всегда была наготове упаковка пива и какой-нибудь план.
– Женоненавистничество в фильмах ужасов – это, конечно, очень интересно, – сказал Брэд, произнося слово «женоненавистничество» таким тоном, словно не верил в его существование, – но давайте все-таки во что-нибудь сыграем.
– В «бутылочку»! – крикнул Стив.
«Ну вот, приехали», – подумала Элли.
– Нет, – пренебрежительно отмахнулся Брэд. – Мы посреди леса. Надо сыграть во что-нибудь страшное.
– Я же только что сказала, что терпеть не могу эту хрень, – процедила Кэм и, прищурившись, уставилась на Брэда. – Я ненавижу фильмы ужасов, ненавижу дома с привидениями, где из-за угла кто-нибудь выскакивает и начинает за тобой гоняться. Я не буду играть в игры, после которых не смогу уснуть.
– Я буду рядом с тобой всю ночь, – пообещал Брэд и поцеловал ее взасос. – А если ты не сможешь заснуть, ничего страшного. Я знаю, как тебя отвлечь.
После этого он сделал недвусмысленное движение бедрами, и Кэм захихикала.
– Ладно, – сказала она. – Но только если ты будешь со мной.
«Отвратительно», – подумала Элли. Она была не против того, что Кэм завела бойфренда, – раздражало то, что она слушалась Брэда во всем, как робот.
«А ты что, лучше? – прошептал тихий голосок в ее голове. – Разве ты не слушаешься Кэм и Мэдисон, как робот, разве ты не подчиняешься их капризам?»
– Будем играть в… – Брэд сделал эффектную паузу. – В «призраков на кладбище».
Стив и Кэм непонимающе уставились на него. Было ясно, что они никогда не слышали о такой игре. Мэдисон слышала, потому что на ее лице отразилось разочарование. Элли хорошо знала, что это за игра, и не удержалась от презрительного смешка. Брэд вызывающе посмотрел на нее.
– Не нравится мое предложение?
– Ты смеешься над «Уно», называешь ее детсадовской чушью, а сам предлагаешь играть в прятки?
– Это не прятки, – возразил Брэд.
– Именно они, – настаивала Элли. – Только наоборот. В обычных прятках водящий бегает и ищет остальных, а здесь один человек – «призрак» – прячется. Все остальные ищут призрака, и тот, кто его найдет, кричит: «Призрак на кладбище!» и должен добежать до базы прежде, чем призрак его коснется. И точно так же, как в прятках, тот, до кого дотронулись, становится водящим – или «призраком». Вот и все. В этом и состоит игра.
– И в нее играют в темноте, – добавил Брэд, сверкая глазами.
– Ага, и мы играли в нее еще до того, как я в школу пошла, – сказала Элли. – Это игра для маленьких детей.
– У тебя есть идеи получше? – спросил он, и Элли снова услышала зловещие нотки в его голосе. Он терпеть не мог, когда ему возражали, когда его критиковали, когда обсуждали его мнение. Из их компании именно Элли всегда выступала против него.
– Ага. «Уно», – медовым голосом ответила она.
«Пусть делают что хотят, но
