Эйлет Уолдман - Долгий, крепкий сон
Ари потряс головой, словно пытаясь вытряхнуть из нее мои слова.
— Я не… не… Я не то, что вы сказали, — пробормотал он.
— Ари, я вас не осуждаю и я никому не собираюсь вас выдавать. Мне нужно знать, говорили ли вы об этом Фрэйдл.
Несколько секунд он молчал, накручивая на палец прядь волос. Наконец повернулся ко мне.
— Фрэйдл знала все, что должна была знать. Я рассказал ей о своих сомнениях и о… себе. Мы поговорили об этом и решили, что с ее и божьей помощью я справлюсь.
Вот так сюрприз! Я ожидала услышать, что Фрэйдл была в ужасе, что мысль выйти замуж за мужчину, который предпочел бы спать с другим мужчиной, могла заставить ее сбежать из дома. Я не ожидала, что они могли обсудить все открыто и все равно решили пожениться.
— Она согласилась стать вашей женой?
— Не сразу. Сначала она расстроилась, но все же не отказалась. Сказала, что ей нужно подумать.
— А потом?
— Я вернулся в Нью-Йорк, а несколько дней спустя она позвонила и сообщила, что все обдумала и решила выйти за меня замуж.
— Ари, вы сказали об этом ее родителям?
Он покачал головой.
— Нет. Мы решили, что это будет наша тайна.
— Вы уверены, что она ее не выдала?
— Да. Она обещала. Вряд ли она бы нарушила слово.
— Она рассказывала вам что-нибудь о себе и о своих сомнениях по поводу этого брака?
Ари, не отрываясь, смотрел на свои длинные тонкие пальцы, сцепленные на коленях. Он покачал головой.
Меня удивило, что, несмотря на откровенность жениха, Фрэйдл так и не сказала ему о Йосе.
Да, не очень-то мне помогли эти сведения. Если Фрэйдл и Ари обо всем договорились, зачем девушке уходить из дома? По спине пробежал холодок. С первого дня исчезновения Фрэйдл я старалась думать, что она просто ушла из дома. Но я всегда знала, что есть и другая вероятность, и с каждым днем она увеличивается. Вполне возможно, кто-то похитил ее или сделал с ней что-то ужасное. И может быть, этот кто-то сидит рядом со мной под бивнями слона. Или спокойно живет где-нибудь в Бороу-Парк. Или в Лос-Анджелесе. Нужно срочно садиться на самолет и возвращаться. Нужно уговорить Финкельштейнов обратиться в полицию. И если ребе не согласится, я напишу заявление сама.
Тут молодой человек прервал ход моих мыслей:
— Что вы собираетесь делать? — спросил он.
— Не беспокойтесь, Ари. Я никому не стану о вас рассказывать. Я просто хочу найти Фрэйдл.
— Позвоните мне, когда что-нибудь выясните.
— Хорошо. Обещаю. Спасибо, что согласились со мной поговорить.
— Нет, это вам спасибо за то, что вы мне все рассказали. Вы сказали, что вы подруга Фрэйдл?
Он смотрел на меня, явно не понимая, что общего с его будущей женой у меня, нехасидки в брюках?
— Она работала у меня няней.
Я понимала, насколько нелепо это звучит. Не подруга. Не член семьи. Просто девочка, которая одно утро сидела с моим ребенком. Чтобы я могла поспать.
— Да, понятно. До свиданья, — сказал он.
— До свиданья, Ари.
И я пошла туда, где мой отец с детьми рассматривал диораму африканской саванны.
— Смотри, мама, — ткнула пальцем Руби. — Это газель Томпсона.
Я посмотрела на табличку возле экспоната. Не может быть, и впрямь газель Томпсона!
— Откуда ты знаешь, как выглядит газель Томпсона? — ошарашенно спросила я.
— Мне рассказали братья Кратт![42] — выпалила она.
Слава господу, что у нас есть телевидение!
Мы быстренько проскочили остальную часть музея мимо динозавров и гигантского голубого кита. Я хотела поскорее попасть в Нью-Джерси и позвонить в аэропорт. Но судьба отвернулась от меня: мы застряли в пробке на скоростной магистрали Вест-Сайд и медленно ползли на север к мосту Джорджа Вашингтона. Домой мы ехали целых полтора часа. К счастью, битый час проорав на полной громкости, Исаак заснул на заднем сиденье машины.
Когда он задремал, отец посмотрел на меня и прошептал: «В какой-то момент мне показалось, что от него треснет лобовое стекло».
Глава восемнадцатая
Когда наконец мы подъехали к дому, уже стемнело. Пока мы с отцом высаживали детей из машины, я заметила, что у нашего дома припаркован огромный черный «кадиллак». В нашем районе, где, не считая фургонов, «крайслер» моих родителей был единственной американской машиной, он смотрелся как громадный нарыв.
Я устало проковыляла на крыльцо. На руках у меня примостился дремлющий Исаак, а на ноге висела Руби. Перед входной дверью нас ждали мужчины-хасиды в шляпах. Но только двое или трое бородатые. Выглядели они не очень дружелюбно.
— Здравствуйте. Чем могу помочь? — поинтересовалась я.
В это же время отец, поднимавшийся за мной по ступенькам, удивленно спросил:
— Кто все эти люди?
Вперед выступил крупный толстопузый мужчина и ткнул в меня пальцем.
— Вы Джулиет Эпплбаум? — заявил он.
— Кажется, мистер, у вас преимущество. Вы знаете, кто я, но я не знаю, кто вы, — сказала я, не подавая виду, что обеспокоена.
Я быстро прикинула. На крыльце стоят шестеро мужчин. Значит, сделаем вид, что это — визит вежливости.
— Может, зайдете в дом? Здесь холодно, и ребенок может простудиться.
Я обогнула говорившего со мной мужчину и открыла дверь. Отец подошел ко мне и взял Руби за руку.
— Что происходит? — шепотом спросил он, проходя мимо меня в дом.
— Понятия не имею, — громко ответила я.
Я придержала дверь, и все мужчины, один за другим, зашли внутрь. Затем я проследовала в гостиную и все так же с ребенком, уселась на диван.
— Папа, — спокойно сказала я, — иди включи Руби наверху видеомагнитофон.
Он кивнул и увел ее из комнаты. Тем временем мужчины сгрудились небольшой кучкой в центре гостиной, и я смогла их рассмотреть. Двое уже в возрасте — тот, который разговаривал со мной, и еще один, такой же крупный, но с длинной седой бородой. Четверо других выглядят гораздо моложе. Двое примерно моего возраста, еще двое — совсем мальчишки. Один из молодых парней, со светлой стрижкой, коротко подстриженной бородой и широкими плечами, показался мне смутно знакомым. Где-то я его видела.
— Прошу вас, садитесь, — нарушила я молчание.
Все посмотрели на главаря, но он только сердито мотнул головой.
— Мы не задержимся в этом доме. Мы только зашли предупредить вас, Джулиет Эпплбаум. Держитесь подальше от семьи Хирш. Вы там не нужны.
Ага. Дядюшки.
— А вы, наверное, брат Эсфири Хирш. Приятно познакомиться, — с улыбкой ответила я.
Такова уж работа федерального защитника, что через какое-то время страшные люди тебя уже не пугают. Все мои клиенты были страшными. Среди них попадались и бандиты, в наколках с ног до головы, и нервные грабители банков, привыкшие спускать по тысяче долларов в день, и налетчики-угонщики с девятимиллиметровыми пистолетами «Глок». Как адвокат и, зачастую, единственный человек, которому было до них дело, я нередко становилась их исповедником, поверенным и даже другом. Я научилась за каждым преступлением видеть человека. И мужчина, который сейчас стоял передо мной, несмотря на свой грозный и опасный вид, тоже человек. Старик-еврей. Как мой отец, но только в меховой шапке.
— Неважно, кто я! — взревел мой невоспитанный посетитель.
На его крик прибежал отец.
— Папа, иди наверх, посиди с Руби, — отрезала я.
— Но… — попробовал возразить он.
— Папа! Мне нужно, чтобы ты посидел с ней. Я не хочу, чтобы она испугалась.
С явной неохотой отец стал подниматься обратно по лестнице.
Я развернулась к дяде Ари, тычущему пальцем мне в лицо.
— Хватит кричать, — сказала я. — Ребенка разбудите.
Вперед вышел блондин — тот, который показался знакомым.
— Мы пришли попросить вас не вмешиваться в дела Ари Хирша. Вот и все. — Он говорил с легким акцентом.
— Мы не просим! — завопил главарь. — Мы предупреждаем! Не лезь не в свое собачье дело, ты, churva!
В этот момент открылась дверь, и в комнату вошла мать.
— Churva? — возмутилась она. — В моем доме кто-то произнес слово «churva»? Что здесь происходит? — Она посмотрела на меня, потом на мужчин в центре гостиной. — Иосиф? — удивленно проронила она. — Иосиф Петровский, что ты здесь делаешь? И что скажет твоя мать, когда я расскажу ей, как твои друзья называют мою дочь шлюхой?
Глава девятнадцатая
Ругань матери в один момент привела в чувство моего зазнавшегося троюродного племянничка и банду злобных хасидов. Их главарь поднял кулак и прорычал:
— Это предупреждение.
Пожилой седобородый мужчина, который молчал все это время, дернул за руку своего расшумевшегося сообщника. Затем повернулся ко мне и произнес мягким, но от этого почему-то еще более зловещим голосом:
— Мы все одна семья.
Я молчала.
