Кэтрин Нэвилл - Авантюристы

На одной из стен висела небольшая гравюра около фута в диаметре. Темно-серый превосходно проработанный задний план выгодно оттенял изображенное в центре маленькое яблоко, лежавшее на столе, и к нему была прислонена однодолларовая банкнота. Она выглядела так, словно только что вышла из-под печатного пресса, и ее прикрепили к коллажу.

— Это великолепно, — прошептала Джорджиан.

Она вытащила из сумочки долларовую бумажку и сравнила с гравюрой.

— Это и есть фотогравюра, — заметил Кавабата тихим голосом. — На самом деле я сфотографировал доллар, а затем яблоко на столе, и наложил фотографии одна ни другую. Клише изготовлялось отдельно. Если вам интересно, я покажу, как это делается.

Он проводил Джорджиан в комнату, где на массивных деревянных столах стояло множество маленьких ручных прессов и один большой у дальней стены. В центре комнаты с толстых балок, укрепленных под самым потолком, свисала широкоформатная камера, под которой располагался гигантских размеров стол, застланный чистой белой бумагой. Все находилось в идеальном порядке.

— Может, сделаем один отпечаток? — предложил Кавабата. Он нажал на кнопку, и камера со скрежетом поползла вверх. — Чтобы получить превосходные гравюры, нужно пользоваться крупноформатной камерой. Чем крупнее негатив, тем больше деталей можно проработать, совсем как в фотографической печати. Такой порядок воспроизведения деталей требует большого внимания и терпения. Возьмите фотографическую лупу и взгляните на вашу долларовую банкноту.

Джорджиан приняла маленький стеклянный кубик и взглянула через него на свой доллар. Увеличенный во много раз, он словно ожил. Простой светло-зеленый орнамент оказался сложнейшим сплетением мириад линий, спиралей, завитушек, оттененных к тому же более глубоким зеленым фоном.

— Если вы посмотрите на левую половину Большой Печати, той, что с египетской пирамидой, — продолжал Кавабата, — увидите, что парящий над нею магический масонский глаз окружен старческими морщинами! Вот к такому филигранному изображению мы и должны стремиться.

Джорджиан с трудом оторвалась от необыкновенного зрелища, открывшегося ей с помощью лупы.

— Что мы напечатаем? — спросила она.

— Может, вашу долларовую банкноту? — улыбнулся Кавабата, вынимая ее из-под лупы. — Только давайте сделаем нашу задачу еще более интересной. Поскольку это всего лишь упражнение, позволим доллару стать разноцветным, подобно валюте некоторых других стран. — Красным отточенным карандашом Кавабата осторожно подкрасил мистический глаз.

— Мне хотелось бы продемонстрировать вам как можно больше самых сложных приемов фотогравюры. В наши дни молодые люди зачастую бездумно, в спешке стараются ухватить информацию, не думая, как они будут использовать полученные знания. Но искусство гравера не терпит суеты. Гравюра подобна чайной церемонии: в определенный момент делается определенный шаг, и лишь через положенное время — следующий. И только тогда она раскроет свои секреты, словно распустившийся цветок.

Кавабата провел Джорджиан в смежную со студией темную комнату. И там продемонстрировал ей кропотливый процесс постепенного нанесения маски на фотопластинку, покрытия плат для клише фоточувствительной эмульсией, приготовления кислотной ванночки, причем тщательно соблюдая определенное время на каждую операцию.

— Смешивать краску, — пояснял Кавабата, когда они промыли и просушили последнюю плату, — надо тщательно и аккуратно, чтобы, даже создавая просто черный цвет, вы получили действительно черный. Цвет нужно чувствовать душой. А теперь пройдемте в мой кабинет для медитации.

— Медитации? — смутилась Джорджиан.

— Первоклассный гравер перед тем, как составлять краску, всегда должен медитировать, — пояснил Кавабата, — чтобы его душа находилась в гармонии со вселенной.

Джорджиан была так увлечена работой, что потеряла счет времени. Было уже довольно поздно, когда они закончили печатать. Они с Кавабатой сидели в просторной гостиной, напившись чаю. Теперь Джорджиан глотками отпивала превосходный теплый сакэ и вертела в пальцах новенький чудесный красно-зеленый доллар. Ощущение у нее было такое, будто только что получила диплом об окончании десятилетних граверских курсов.

— Мистер Кавабата, — призналась она, размечтавшись после успешно законченной работы и выпитого сакэ, — я не в состоянии объяснить вам, что для меня значит сегодняшний день. Возвратившись домой, я сразу же начну практиковаться во всем, чему вы меня только что научили.

— У вас есть пресс для работы?

— Нет, но надеюсь, что смогу купить. В газетах не печатают объявления о продаже прессов?

— Все новые прессы снабжены автоматическими цветосмесителями. Они пригодны только для выпуска ширпотреба. Но для такого художника, как вы, мне кажется, нужен пресс старой конструкции, чтобы все контролировать руками. На нем вы сможете составлять цвета совершенных оттенков и филигранные детали ваших гравюр.

— Где бы мне найти такой пресс? — спросила Джорджиан.

— У меня есть один, и я мог бы дать вам его на время или даже продать, мисс Хейер. Он старый, но в прекрасном состоянии и совершенно исправен. Как вы будете добираться домой? Мы, наверное, смогли бы дотащить его до мостовой и погрузить в самое большое такси.

Телефон разрывался от звона, и Лелии пришлось перевернуть гору подушек на диване, чтобы его найти. Наконец, сняв трубку, она ответила.

— Алло! Алло! — закричала она. А потом, через минуту, сказала:

— Ох, нет! Ох, мерд! Уи, он здесь. Да, я сейчас же его отправлю к тебе. Но ты — комплетман фу, моя шери.

— Не могу понять, — сказал Тор, выходя из кухни, руки его были в тесте, — почему у тебя изюм такой мягкий, когда ты помещаешь его в штрудель между двумя слоями теста… А что случилось?

Лелия стояла перед ним с вытянутым лицом.

— Это Зорзион, — сказала она, со вздохом кладя трубку на рычаг. — Ты должен поехать и доставить ее сюда.

— Где ее носит? — возмутился он, вытирая руки о полотенце, завязанное вокруг талии. — Уже почти пять часов, и она должна была вернуться после полудня.

— Уи. Она ждет тебя у парома.

— Почему бы ей не добраться сюда на метро? — спросил он.

— Она ждет у парома на той стороне пролива, — уточнила Лелия.

— Так почему она не сядет на паром, а потом в метро?

— Потому что, мон шер ами, не нашлось никого, кто помог бы ей погрузиться и сойти с парома с ее печатным прессом.

КОМПАНЬОНЫ

Деньги не растут сами по себе.

Я не видела ни Джорджиан, ни Тора на протяжении всей недели. Они держали развернутую ими деятельность в строгой секретности, правда, заверили меня в том, что мы непременно встретимся вечером в пятницу, на прощальном обеде перед моим отлетом в Сан-Франциско. А тем временем мне предстояло заняться собственными делами.

Нью-Йорк не страдал от недостатка банков, а мой секретарь Павел, коньком которого были междугородные звонки, скрупулезно обзвонил все эти заведения, обеспечив мне зеленый свет по всему маршруту. Правда, мои посещения здешних служб безопасности имели целью лишь закамуфлировать необходимость повидаться с Тором, который отныне стал моим соперником в заключенном пари. Он больше не являлся моим советчиком, правила игры изменились, как изменились и ее ставки. Но раз уж я попала в Нью-Йорк, не лишним было поинтересоваться работой здешних коллег.

Посещение мистера Пикока из «Юнайтед траст» стояло одним из последних в моем списке, но у него не нашлось ничего нового, что бы он мог мне рассказать, так что пришлось терпеливо выслушивать его болтовню за ленчем. Мне многое нужно было обдумать в одиночестве. Однако, когда я обратилась к последнему пункту своего маршрута, меня ожидал сюрприз.

В Нью-Йорке проживают сотни тысяч человек, которых зовут Гаррисами, и, можете представить мое удивление, когда Гаррис, заведовавший службой безопасности в Сити-Бэнкс, оказался одним из моих старинных знакомцев!

Десять лет назад, когда я виделась с ним в последний раз, это был тощий человек, весь обсыпанный пеплом от сигарет, он никогда не причесывал волосы и носил рубахи навыпуск. Время и достаток хорошо поработали над его внешним видом.

Когда он поднялся мне навстречу из-за своего рабочего стола розового дерева, на котором красовалась коллекция диковинных заморских трубок, в глаза бросились его аккуратно подстриженные серебристые виски, кашемировый блейзер и идеально завязанный репсовый галстук.

— Гаррис! — вскричала я, очутившись в его горячих объятиях. — Как тебе удалось попасть на работу сюда? Ведь на прошлой неделе, когда я говорила с Чарльзом, ты был там, в центре информации…

Гаррис прижал палец к губам и предостерегающе взглянул на окошко в своей двери.