Шарль Эксбрайя - Болонская кадриль
— Но, по-моему, вас ничто не заставляет…
— Увы, досье Фальеро!
— В таком случае, боюсь, вам придется-таки меня пытать…
— Не очень-то это благородно с вашей стороны, Субрэй, но раз вы настаиваете…
Майк вытащил из кармана складной нож.
— Пожалуй, я выколю вам глаза, Субрэй… Это будет ужасно!
— Тем хуже! Но честь превыше всего!
— И вы готовы окриветь?
— Что ж я могу поделать…
Мортон открыл лезвие и склонился над французом.
— Только не кричите слишком громко — у меня слабые нервы!
На висках у Жака выступили капельки пота. Неужели американец пойдет до конца? Лезвие ножа приблизилось к левому глазу. Субрэй с трудом проглотил слюну. Но не успело острие коснуться глазного яблока, как Майк выпрямился.
— Нет, не могу! — забормотал он прерывающимся голосом. — И никогда не мог!.. Это сильнее меня!
Субрэю показалось, будто он возвращается к действительности откуда-то издалека. И ему вдруг стало бесконечно жаль своего победителя.
— Встряхнитесь, Мортон… Все это — неприятные стороны нашего ремесла…
— Признаюсь вам честно, Субрэй… Я воображал, что разрезать кого-нибудь на кусочки — очень просто… Во всех детективах, какие я только читал, герои шутки ради могут поджарить родную маму. Я считал себя таким же крутым парнем — и вот пожалуйста!.. С суперменами-то вышло то же, что и с девками, — ни разу не видал ничего похожего на книжки! Потому я и говорю, что меня бессовестно надули!
— Надеюсь, вы хоть не собираетесь плакать?
— Ну, это уж слишком… вам смешно, да? Десять лет я болтаюсь по всему свету, собираю все шишки, вместо того чтобы раздавать их самому…
— С чего бы это?
— Да просто у меня мягкое сердце… Драться — пожалуйста, но только на кулаках! Это по правилам, слышите, Субрэй, по правилам, и все честно! И никто меня не понимает! Все как один пользуются запрещенными приемами! А тем временем, очень может быть, Мэрион нашла себе другого!
— Мэрион?
— Это моя девочка, Субрэй… Она осталась дома, в Сиу-Сити, и поклялась меня ждать… По-вашему, я могу ей доверять?
— Ну, знаете, женщины…
— Да, конечно…
Забыв о досье Фальеро, оба агента погрузились в свои собственные переживания. Тоска… Мэрион… Обоих глодала одна и та же печаль… и оба чувствовали себя обманутыми, не понимая, ни кем, ни ради чего.
— Так вы думаете, у них не всегда хватает мужества терпеливо ждать? — робко спросил Майк.
— Я получил очень веское подтверждение как раз вчера… Я приехал черт знает откуда вместе с досье, которое вас так интересует… Миссия окончилась удачно, и я был доволен собой, а еще больше тем, что смогу наконец бросить эту дьявольскую работу и жениться на своей Тоске…
— И что же?
— Я приехал как раз вовремя, чтоб полюбоваться, как она выходит замуж за другого!
— Вот оно как… Может, и меня с Мэрион ждет то же самое?
— Не исключено…
— Эх, не очень-то вы стараетесь меня ободрить!
— Просто мне больше не хочется врать…
Мортон вдруг разрыдался, и Субрэй начал его успокаивать:
— Не падайте духом, Майк. Это наша общая судьба. Наша работа не дает жить по-человечески… Такие уж мы неудачники, Мортон.
— Верно… неудачники! Вы мой брат, Субрэй… И я вовсе не собирался портить вам зрение…
— Так я и думал.
— Вы и в самом деле не хотите отдать мне это окаянное досье?
Добравшись до конца сада и не встретив ни единой живой души, сержант решил изменить тактику.
— Вы пойдете направо, Морано, а я — налево. Доберетесь до лесочка, прочешете его и, описав дугу, вернетесь сюда. Ясно?
— Ясно, сержант!
— Тогда исполняйте! Я сделаю то же самое, но с другой стороны. Вперед, Морано! Я смотрю вам вслед…
Как только карабинер исчез из виду, Коррадо свернул влево. Судьбе было угодно, чтобы он наткнулся на дерево, возле которого сидел привязанный Хантер, утешаясь мечтами о карах, ожидающих Мортона, когда они встретятся. Сержант далеко не сразу сообразил, что за ворох тряпья прикрутили к дереву. Подойдя поближе и увидев человека, он тихонько выругался. Зато когда выяснилось, что это бандит, имевший наглость угрожать ему, Карло Коррадо, револьвером, сержант испустил радостный вопль.
— Простите за бестактность, синьор, но могу я осведомиться, что вы тут делаете?
Хантер сейчас не мог воспринимать даже самые невинные шутки.
— Если я вам скажу, что тренируюсь перед олимпийским марафоном, вы мне не поверите, правда?
— Нет, синьор, не поверю… Не обижайтесь, но мы, болонцы, вообще народ довольно недоверчивый… Может, вы и сочтете мое предположение смехотворным, синьор, но, мне кажется, вы привязаны к дереву. Я не ошибаюсь?
— Кажется, это вполне очевидно, нет?
— А можно узнать, каким образом вы оказались в подобной ситуации?
— От скуки… Делать было нечего, и я сам себя связал… а потом стал ждать, пока вы меня освободите… Ведь именно так вы и поступите, не правда ли?
— Непременно, синьор, я вас отвяжу и возьму с собой в Мольо.
— Зачем?
— Чтобы посадить в уютненькую, свежевыкрашенную известкой камеру. Надеюсь, цвет вам понравится.
— Вы хотите посадить меня за решетку только за то, что отвяжете от дерева? Странно. Никогда не пойму итальянцев!
— Нет, синьор, я вас арестую за то, что ночью у вас хватило нахальства угрожать револьвером сержанту карабинеров! И больше — ни слова. Устав запрещает разговаривать с задержанными!
Карло Коррадо, мысленно возблагодарив Небо за такой чудесный реванш, разрезал веревки Хантера.
— А теперь, синьор, протяните мне руки, чтобы я смог застегнуть на них эти красивые браслеты!
— С удовольствием, сержант!
Роналд резко выбросил руки вперед, и улыбка застыла на губах Коррадо — в правой руке англичанина поблескивал пистолет, и его дуло смотрело явно в живот сержанту. Карло поглядел на оружие, потом — на англичанина и снова перевел взгляд на револьвер.
— Ma gue, синьор! — возмутился он. — Неужели вы собираетесь меня прикончить?
— Если понадобится — да!
— Синьор, я женат…
— Ну и что?
— Так не поступают! Нельзя же вот так, за здорово живешь, убить мужа Антонины? И потом я совсем не хочу умирать, э?
— Я тоже, сержант, не горю желанием отнять у вас жизнь, если только вы меня к этому не вынудите.
— Уверяю вас, синьор, и не подумаю!
— В таком случае, будьте любезны, подойдите поближе к дереву, чтобы я мог вас привязать.
— Привязать меня? Но это же бесчестье, синьор!
— Вы предпочитаете умереть?
— По зрелом размышлении — нет, синьор.
Майк так хорошо связал Субрэя, что теперь никак не мог развязать узлы. Устав от бесплодных усилий, он снова вытащил нож.
— Лучше разрезать, так будет гораздо проще…
— Гораздо проще, Мортон, было бы утопить «Мэйфлауэр»[19], тогда мы не получили бы американцев на свою голову!
Мортон обернулся и, увидев Роналда, захохотал.
— У вас есть чувство юмора, Ронни!
— Я запрещаю вам называть меня Ронни после того, что вы со мной сделали!.. И поднимите руки или, клянусь, я с удовольствием всажу в вас пулю-другую!
Мортон повиновался.
— Вы, кажется, и впрямь сердитесь, Ронни?
— Так оно и есть! И не смейте больше называть меня Ронни! Где чемоданчик Субрэя?
— Спросите у него сами!
— Как только приму некоторые меры предосторожности против вас, Майк.
Американец в свою очередь мигом оказался крепко привязанным к стулу, после чего Хантер повернулся к французу:
— А теперь, Субрэй, чем скорее мы с этим покончим, тем лучше для всех. Где досье Фальеро?
— Поищите!
— Нет времени. Куда вы его спрятали?
— Это мой секрет.
— Хотите помучиться, Субрэй?
— Не особенно.
— Тем не менее именно это вас ожидает, если вы немедленно не скажете, где бумаги.
— Я ничего не сказал Мортону, так почему бы не поступить точно так же и с вами?
— Потому что Мортон не умеет раскалывать, а я — да!
— Интересно было бы взглянуть…
— Пожалуйста!
Хантер закурил, высвободил правую ногу Субрэя и, сняв носок, поднес горящую сигарету к его пальцам.
— Вы все еще не хотите говорить?
— Нет.
— Что ж…
Роналд уже собирался прижечь ногу Жака, как вдруг Мортон негодующе крикнул:
— Ронни!
— Отвяжитесь, Майк!
— Ронни… Вы думаете, Дэйзи обрадовалась бы, узнав, что ее муж стал палачом?
— Запрещаю вам упоминать о моей жене!
— По-вашему, Алан и Монтгомери гордились бы своим папой, узнай они, что тот разыгрывает из себя заплечных дел мастера, как какой-нибудь китаец? Я уверен, если бы после этого вы попытались обнять своих мальчиков, они бы сбежали, вопя от ужаса!
Роналд раздраженно отшвырнул ногу Субрэя и подскочил к американцу:
— Слушайте, Майк, агент я секретной службы или нет?
— Вне всякого сомнения, Ронни.
— Тогда не мешайте мне работать! И не смейте называть меня Ронни!
— Это не ваша работа, Ронни… Я знаю, вам будет очень стыдно, что вы пошли на такую мерзость… Вы джентльмен, Ронни…
