Виктор Каннинг - Семейный заговор
— Вы просто взглянули на меня и увидели это? — спросила мисс Рейнберд.
Бланш засмеялась:
— Да, боль окрасила вашу ауру в зелено-фиолетовый цвет. Кроме того, — она почувствовала, что об этом надо непременно сказать, — я и так знала, меня предупредил ваш слуга. Он очень беспокоился о вас и сказал, что вы сегодня не в своей тарелке. Откиньте, пожалуйста, голову на спинку стула.
Мисс Рейнберд сделала, как ей указали. Бланш встала позади нее и начала медленно массировать лоб кончиками пальцев. После нескольких пассов боль начала отступать и вскоре исчезла совсем. Мисс Рейнберд подумала, что мадам Бланш все-таки необыкновенная женщина. Ведь она могла скрыть то, что ей сказал Ситон. Если в ней и было что-то жульническое, то она весьма умело это скрывала. Да, определенно, у нее есть какие-то способности: она будто вытянула боль кончиками пальцев.
Закончив, Бланш села в кресло и спросила:
— Похоже, мисс Рейнберд, с вами никогда ничего подобного не происходило?
— Да, вы правы. У вас замечательный дар.
— Но помочь можно только тем, кто этого хочет.
— А что, разве бывает наоборот?
— Да, некоторые просто обожают свою боль и не хотят с ней расставаться. В таких случаях я бессильна. Несчастные цепляются за свою боль, и приходится тратить массу времени и сил, чтобы хоть как-то помочь им. Позвольте мне дать вам один совет: в следующий раз, как только у вас появится головная боль, сядьте в кресло, закройте глаза и представьте, что массирую ваш лоб. Если образ будет достаточно четким, то боль пройдет. Теперь давайте послушаем, что сегодня скажут Генри и ваши близкие.
Мисс Рейнберд наблюдала за уже привычными приготовлениями мадам Бланш, за всеми превращениями, что происходили с ней. Без тени сомнения и даже с нетерпением ожидала мисс Рейнберд встречи с Генри, Хэриет и Шолто. Ее вера или неверие уже не имели значения. Хотя иногда кое-что во время сеанса ее раздражало, к примеру неточности в рассказах с той стороны, она ощущала удовольствие от общения. Мисс Рейнберд чувствовала себя маленькой девочкой, у которой есть своя тайна. Она была благодарна мадам Бланш, ведь раньше она считала, что в ее возрасте уже нельзя испытать ничего нового.
Через несколько минут Генри вышел на связь. Его голос, звучащий из уст мадам Бланш, казался бодрым и жизнерадостным. Сегодня, как заметила мисс Рейнберд, Генри было не до поэтических изысков.
— Скажи своей приятельнице, что ее брат и сестра пока не могут прийти. Может быть, немного позже.
— Но почему? — спросила мисс Рейнберд. Она уже настолько привыкла, что не нервничала, общаясь с Генри.
— Дело в том, что… Ну, здесь, можно сказать, принципиальный вопрос. Мы называем это «двойная нить доброты».
— Сие нам ни о чем не говорит, Генри, — заметила Бланш.
— Что ж, пока вам придется довольствоваться этим. Суд Верховной Доброты скоро вынесет свое решение. Вашей приятельнице не стоит расстраиваться. У меня есть для нее информация, и она может получить ответы на некоторые мучающие ее вопросы.
Мадам Бланш, расслабившись, полулежала в кресле. Глаза ее были закрыты, а нижняя челюсть сильно отвисла.
— У вас есть вопросы, мисс Рейнберд?
— Да, мы знаем, что этот Шубридж…
— Не надо так грубо, — резко отозвался Генри.
— Извините. Мы уже знаем, что мистер Рональд Шубридж принял на воспитание мальчика и переехал в город Вестон-супер-Мар, где успешно занимался авторемонтным бизнесом. Но куда эта семья переехала потом?
К удивлению мисс Рейнберд, Генри ответил:
— То место мне очень хорошо знакомо. Как-то раз мы с Сэмми проводили там отпуск.
— Сэмми? — переспросила мадам Бланш.
— Брюнель. Изамбард Брюнель. Я звал его Сэмми. Итак, они отправились в Брайтон. Я смотрю сквозь пелену времени и вижу этот город, сначала таким, каким мы с Сэмми знали его, а потом — каким увидела его семья Шубриджей… Я вижу большое здание на берегу моря. Это отель. На фронтоне большие серебряные буквы названия — «Аргента».
— Вы уверены? — спросила мисс Рейнберд.
— Что за странный вопрос? — сухо заметил Генри. — То, о чем я говорю, — всегда правда, только отеля больше нет.
— Итак, у Шубриджей был отель. А что случилось потом, Генри? Его продали? — спросила Бланш.
— Да, продали. А позже, много лет спустя, снесли. Рональд Шубридж был хорошим человеком, добрым отцом и честным бизнесменом, получавшим доходы от своего нелегкого труда.
На мгновенье мисс Рейнберд показалось, что на Генри опять нашло поэтическое настроение. Она уже жалела, что задала этот вопрос.
— Мне бы хотелось узнать больше о мальчике. Его звали Эдвард. Как он жил в Брайтоне?
— Учился в колледже.
— В каком колледже? — спросила мадам Бланш. — Если бы мы знали, это значительно облегчило бы наши поиски.
— До тех пор, пока Суд Верховной Доброты не вынесет своего решения, его поиски абсолютно исключены, — грустно заметил Генри. — Но название колледжа я могу вам назвать: Лэнсинг-колледж. Находится он недалеко, на побережье. Там он учился, рос и стал настоящим мужчиной.
— Не могли бы вы любезно объяснить нам, что такое Суд Верховной Доброты и какое отношение он имеет к нашему мальчику? — спросила мисс Рейнберд.
Генри усмехнулся:
— Суд Верховной Доброты заключен в каждом человеческом сердце, но только после Великого Перехода его Мудрость раскрывается во всей полноте. Доброта в сердце человека — лишь зерно, которое прорастает после того, как человек покидает этот бренный мир.
«Типичный ответ в стиле Генри», — подумала мисс Рейнберд. Эта мысль была лишена какой-либо эмоциональной окраски, чтобы не задеть Генри, который легко снимал с нее информацию.
— Твоя приятельница привержена классической логики, — продолжал Генри, — она поверяет жизнь математическими формулами. И я тоже когда-то был таким, как и мой лучший друг Брюнель. Сейчас-то мы знаем, что это неверно.
Неожиданно для самой себя мисс Рейнберд спросила:
— А как вы познакомились с Брюнелем?
— Ему в то время было двадцать пять, и он работал над проектом подвесного моста через ущелье реки Эйвон неподалеку от Бристоля. Я принимал участие в разработке этого проекта. Это был выдающийся человек, намного выше меня, как в земной жизни, так и сейчас. Он перешел в Круг Света.
Тут он замолчал, а потом спросил:
— Ты видишь ее, Бланш?
Мадам Бланш ничего не ответила, лишь немного вздохнула. Мисс Рейнберд увидела, как ее тело слегка изогнулось, будто что-то причинило ей боль.
— Ты видишь ее, Бланш? — снова спросил Генри.
Мадам Бланш еще раз вздохнула:
— Да, да, я вижу ее. Но вокруг нее такой яркий Свет. Моим глазам больно. О!
Мадам Бланш вскрикнула, и сильная судорога пробежала по ее телу. Мисс Рейнберд испугалась — раньше такого не происходило. Но тревога и беспокойство исчезли тотчас, как она услышала голос Хэриет.
— Типпи, Типпи, ты слышишь меня? Это Флэппи. Я здесь, дорогая. Нет, не нужно ничего говорить. Послушай меня, Типпи, будь поласковее с мадам Бланш.
Благодаря ей ты обретешь душевное спокойствие, которого так жаждешь. Прошу тебя, относись хорошо к мадам Бланш, ибо она стремится исполнить заветное желание.
Голос Хэриет постепенно затих. Еще несколько минут мадам Бланш оставалась неподвижной. Потом она шевельнулась и открыла глаза.
Несколько мгновений она смотрела на мисс Рейнберд, не произнося ни слова. Потом улыбнулась и, прикоснувшись к ожерелью, сказала:
— Я удовлетворена. Уверена, что произошло нечто хорошее. Рассказывайте!
— Так вы ничего не помните?
— Абсолютно ничего. Но у меня такое чувство… Как бы это лучше объяснить… умиротворенности и покоя.
Мисс Рейнберд поднялась и налила две рюмки хересу. Неожиданно мелькнула мысль: «А не сходить ли мне к психиатру?» Она рассказала Бланш обо всем, что произошло на сеансе, за исключением монолога Хэриет. Ей показалось, что он предназначался только ей, и Бланш не обязательно знать об этом.
— Я не очень поняла, что такое Суд Верховной Доброты и чем он занимается, — заметила мисс Рейнберд.
Бланш молча потягивала херес. Она была слегка расстроена, что совсем ничего не запомнила. Генри слишком часто стал отключать ей память во время сеансов. Это ее раздражало, потому что она хотела знать абсолютно все. В противном случае ей трудно выполнять роль пастыря. Разумеется, мисс Рейнберд старалась дать подробное описание происшедшего, но она вполне могла пропустить что-то очень важное.
— Понять это не так трудно, — ответила мадам Бланш. — Вполне вероятно, что один из Шубриджей умер, а может быть, и оба. В следующий раз спросим Генри. Если это так, они знают, где находится Эдвард Шубридж. Дело в том, что тут возможен конфликт: ваша сестра хочет найти и вернуть его в семью, но приемные родители, зная его нынешнюю ситуацию, могут считать это нецелесообразным.
