Анна Данилова - Красное на голубом
– Вы сказали – Беленков?
– Петр. Да, погибла Оля Погодина, его бывшая секретарша. Он был очень привязан к этой женщине и собирался на ней жениться. Но знаете, как это бывает…
Марк не знал. Он так любил Риту, что никакие силы не смогли бы ему помешать. Даже если бы у него было десять детей.
– Погибла еще одна женщина, Ирина Овсянникова.
– Это подруга Коли Перекалина. С ней все было сложнее, потому что она тоже была замужем, как и Коля – женат.
– А ее муж? Он что-нибудь знал?
– Об этом вам лучше спросить его самого. Но вчера мы собрались все вместе, в ресторане. Мы пили, поминали наших женщин. И это было ужасно. В такое просто невозможно поверить!
– Давайте вернемся к посылкам. Где они? По-прежнему у Беленкова и Перекалина?
– А где же им еще быть? Не могли же они их взять и выбросить? Уверен, что они надежно спрятаны у них дома или на работе.
– Посылки – это серьезная улика, – оживился Марк. – Скажите, в этих свертках, помимо носильных вещей женщин, были драгоценности?
– Да. Были. Мы потом все проанализировали и поняли, что ограблением там и не пахнет. Все на месте – золото, бриллианты. Получается, что больно хотели сделать или им (хотя за что?), или же нам, троим мужикам.
– Быть может, у вас есть какой-нибудь общий друг, приятель?
– Да я же вам об этом и говорю! Словно кто-то, кому мы все трое в разное время причинили какое-то зло. Быть может, не нарочно, а случайно. Мы все занимаем определенное положение в обществе, у нас есть пусть небольшая, но все же власть. Говорю же, мы вчера думали над этим весь вечер, как идиоты, но так ничего и не придумали.
– Значит, вы предполагаете, что это могла быть месть?
– А что еще, если это не ограбление? Предположим, моя жена решила меня наказать, так сказать, убив мою любовницу. Но, во-первых, девушек задушили, а это требует наличия физической силы. Пусть даже одна из наших жен это сделала. Но почему тогда она не ограничилась своей личной, так сказать, соперницей, а убила всех? И к чему весь этот цирк? Эти посылки?
– Мотив – это самое важное, – размышлял вслух Марк. – Но если это не жена одного из вас, а другая женщина, мстившая не вам, мужчинам, а именно вашим девушкам?
– Я думал об этом. Марина, к примеру, вела себя таким образом, чтобы ее подруги не знали меня даже в лицо! Конечно, среди студенток, ее подружек, наверняка были те, кто ей завидовал. Но для убийства нужен очень серьезный мотив. Предположим, я раньше встречался с кем-то из ее подруг, а потом переметнулся к Марине. Возникла бы ревность – жгучая, невероятная, до спазмов. Я говорю это так, потому что сам ужасно ревнив. Но убили же всех троих женщин! Хотя я бы назвал их девушками. Все они были молоды, слишком молоды. И это – невероятная трагедия. Все мы – и я, и Перекалин, и Беленков – чувствуем себя виновными. Что не уберегли, не уследили. Но мы так вчера ни до чего и не додумались. Предположим, убийца совершил преступление: убил. Все, человека больше нет. Цель, казалось бы, достигнута. Но зачем отправлять вещи нам, да еще и на работу?! Какой в этом смысл? И почему, скажем, не домой? Преступник мог бы, к примеру, отправить посылки на домашние адреса, чтобы наши жены все узнали, ведь так? Что он хотел этим сказать? Что эта смерть имеет отношение к нашей службе, к работе? Но это же полная чушь!
– Я думаю, вещи девушек были отправлены не к вам домой, а на работу для того, чтобы их получили именно вы, лично, понимаете? И жены здесь, получается, ни при чем. Чтобы ваша секретарша принесла пакет в ваш в кабинет и сказала: вот, вам посылка. И вы остаетесь один на один с этим свертком. Если же он пришел бы на ваш домашний адрес, его увидели бы ваши близкие. А это не входило в планы преступника. Получается, что больно хотели сделать вам лично, я имею в виду, вам, Валентин, и двум вашим друзьям. И, возможно, это на самом деле тот, кого вы или сильно обидели – все трое, или же этот человек, предположим, какой-нибудь ваш одноклассник или однокурсник, у которого не сложилась жизнь.
– Не сложилась жизнь, говорите? Да. Есть такой. Женька Фролов. Мы же, все трое, учились в свое время в юридическом. И дружили, всегда были вместе. Правда, потом жизнь нас раскидала, а теперь мы снова вместе, помогаем друг другу, хотя не так часто видимся, как бы хотелось. Так вот, у нас был один товарищ, Женька Фролов, ужасно способный парень, «шахматист», как мы его между собой называли. Да, у него что-то не сложилось, хотя, повторяю, парень башковитый, способный, талантище! Он в свое время даже судьей работал где-то на Севере, но потом вернулся и увлекся шахматами, всерьез. Квартиру продал, машину, все, что у него было, чтобы только иметь возможность ездить на турниры, соревнования. Мы часто помогали ему, давали деньги, и он даже выигрывал! Но потом снова куда-то ездил, тратил эти деньги, играл – выигрывал, проигрывал. И, что удивительно, он не пьет. Очень экономный, живет в коммунальной квартире и практически умирает с голоду.
– Но вы же помогаете ему?
– Но мы не можем постоянно думать о Женьке Фролове! Если он позвонит, объявится, тогда и даем ему деньги, а так… Он же еще довольно молодой мужик, здоровый (если не считать его болезненного пристрастия к шахматам), выигрывает солидные суммы.
– Вы можете дать мне его адрес?
– Конечно! Записывайте: улица Рахова.
Марк пометил у себя в блокноте: Перекалина, Беленкова, Бурова – поговорить с женами; встретиться с Фроловым.
– Но не думаю, что Женька способен на такое. Он парень добрый, мягкий. Разве что у него крыша поехала. Да, он мог сойти с ума.
– Вы недолюбливаете его, – заметил Марк.
– Это правда. Все мы как-то отдалились от него. И знаете почему? От него просто веет болезнью. Он превратился в скелет. Ничего не ест, почти не спит. Ходит и постоянно записывает в блокнот какие-то шахматные комбинации. У него мозги вообще не отдыхают. С ним стало неинтересно, да и вообще, чувствуешь себя рядом с ним разжиревшей и пресытившейся свиньей.
– А как у него с женщинами?
– Вот что удивительно! Они просто липнут к нему, он же красивый мужик, интересный, но он так им и говорит – что, мол, у меня денег нет. Был он в свое время увлечен одной девушкой, совсем молоденькой. Думаю даже – несовершеннолетней. Но чем закончилась эта история – не знаю. Никто из нас троих не знает. Мы давно не видели Женьку.
– Вот вы говорите, что он красивый мужик, женщины к нему липнут. Тогда какой ему смысл, спрашивается, убивать ваших любовниц?
– А разве в этих убийствах вообще есть какой-нибудь смысл? – Буров с силой раздавил в пепельнице сигарету.
29
– Петр, это я, Буров.
– Валя? Привет.
– Ты где?
– Дома.
– Ты можешь говорить?
– Да, я в кабинете, меня никто не слышит. А что случилось? Ты что-нибудь узнал?
– У меня сегодня был Садовников, Марк. Ну, ты его знаешь, он следователь. Он занимается как раз нашими… делами.
– Я его знаю, да. И что? Что-нибудь выяснилось?
– Да что там может выясниться? Ничего. Он меня расспрашивал о Марине, о нас всех. Понимаешь, он предположил, что их мог убить Женька Фролов. Ну, вроде он – неудачник.
– Я и сам об этом размышлял. Конечно, плохо так думать о своем товарище, к тому же о таком классном шахматисте. Ты знаешь, он же в Ульяновск ездил, на Храмцовский турнир, потом в Воронеж. Всегда попадал в лидирующую группу.
– Но это же не Карповский фестиваль! Думаю, зря я Марку о нем рассказал. Теперь он поедет к Женьке домой, будет соседей расспрашивать.
– Ну и пусть, а тебе-то что? А вдруг у нашего Жени крыша поехала? Хотя говорю вот сейчас с тобой и ловлю себя на мысли, что все это – ложный след, это не он. Говорят, интуиции верить нельзя, но я чувствую, что это не он, это вообще не из той оперы.
– А из какой? Слушай, Петя, я что звоню-то. Помнишь, ты подарил Оле золотую пирамидку, брелок?
– Да, конечно. Это слиток чистого золота. Оля еще не поверила тогда. И что?
– Ты же получил посылку с ее вещами, так?
– Да, – он уже понял, какой вопрос последует за этим. – Знаешь, когда я у нее дома был, помните, я рассказывал вам, как застал эту сучку, соседку, которая хотела ограбить Олю после ее смерти? Так вот, я спросил ее о пирамидке, и она сказала, что ничего не видела и не брала. А когда я получил эти вещи, я был в таком состоянии. Словом, я о брелке даже и не вспомнил. Может, она и была среди ее вещей, украшений. Может, в кармане брюк или в сумке? У меня в памяти этого не осталось. А что?
– Ты только не пугайся. Но я видел сегодня утром твоего сына, Костю. Он был неподалеку от моего офиса, стоял, разговаривая с кем-то, и вертел в руках ключи от машины. И там была эта пирамидка, точно тебе говорю! Это была она! У тебя же не могло их быть две, одинаковых? Ты не дарил Косте такую же?
– Нет. Она была одна… – На Петра Андреевича вдруг навалилась такая тоска, сильно заболело в груди и стало так трудно дышать, что он схватился за сердце. – Валя, а ты не мог ничего перепутать?
– Нет. Я, собственно, поэтому и звоню тебе. Как-то все это странно. Я подумал. Твой Костя – словно не от мира сего. Как ангел. Может, он решил порядок навести?
