Владимир Сверкунов - Тело призрака
Утром он уже сожалел о намеченной с незнакомцем встрече и нервно переворачивал лежавшие перед ним бумаги с тезисами будущего выступления, не в силах сосредоточиться. В назначенное время дверь отворилась, и в кабинете обозначились не один, а два гостя. Оба были вполне приличного вида, без каких-либо признаков безумия. Более того, невысокий человек в черной, из плащевой ткани, куртке и такого же цвета кепке показался ему поразительно знакомым. Его искрящиеся глаза словно сопровождали Ивана Михайловича с самого детства.
— Вы Матвей Павлович? — спросил Носов, обращаясь к этому человеку.
— Нет, я — Владимир Ильич.
Носова будто пронзило током, он все понял: последние события, прогремевшие на всю страну, и сегодняшний визит имели прямую связь. Гость, между тем, снял кепку, под которой оказалась густая шапка русых волнистых волос. Но это уже не могло сбить с толку: было понятно, что тот надел парик, чтобы не быть узнанным по дороге в штаб антиглобалистов.
— Надеюсь, вы догадались, кого я к вам привел? — мягким голосом поинтересовался второй человек — элегантный мужчина выше среднего роста с гладко зачесанными волосами.
В голове Носова теснились противоречивые мысли. С одной стороны, что-то кричало в нем: "Этого не может быть!", но с другой, — велик был соблазн воспользоваться ситуацией: "Сейчас именно такой лидер и нужен!"
— Конечно, — медленно произнес Носов, выдерживая паузу, чтобы определиться. — Я в курсе последних событий, но, честно говоря, не очень-то верю в это, как пишут, чудесное воскресение.
— А вам и не надо верить! — горячо промолвил Матвей Павлович. — По крайней мере, сейчас. Самое главное, что наши цели совпадают!
Иван Михайлович внимательно посмотрел на него, потом перевел взгляд на Ленина и спросил его, как бы заранее извиняясь:
— Можно мне вас потрогать?
Ленин широко улыбнулся и великодушно сказал:
— Батенька, раз вы по-другому не можете поверить в мое существование, что ж, валяйте, трогайте!
Носов сначала робко прикоснулся к его правой руке, затем взял ладонь в свою руку и крепко сжал.
— Рад вас приветствовать, Владимир Ильич, кем бы вы не были! — произнес он с легкой патетикой.
— Не сомневайтесь, я — это я!
Наконец, Носов догадался предложить посетителям стулья. Он и гости сели за небольшой круглый стол, за которым в кабинете часто велись конфиденциальные переговоры.
— Итак, давайте определимся, в чем мы сходимся, — предложил Матвей Павлович. — Мы читали материалы ваших конференций, статьи идеологов движения и считаем, что вы идете в правильном направлении. Современный мир с кучкой транснациональных корпораций, ограбивших природные ресурсы планеты, а людей превративших в бездумных и бездушных потребителей всякой чепухи, катится в бездну. И нам нравится, что вы хотите остановить падение. Но вашему движению недостает харизматического вождя и пророка. Именно он смог бы освятить дело, которым вы занимаетесь.
— Вы совершенно правы, — согласился Иван Михайлович. — Но поможет ли нам в этом Ленин, хоть бы даже он и восстал из мертвых? Ведь отношение и к революции, и к гражданской войне, да и к самому построению социализма и коммунизма у людей неоднозначное. Но сомнения возрастают многократно, когда вы делаете его христианским Спасителем. Чего стоит знаменитый ленинский материализм — как его совместить с Богом? Или взять послереволюционные гонения на церковь! Да и в конце концов, неудача с созданием то ли рая, то ли нового Иерусалима в отдельно взятой стране — как ее объяснить?
Ленин снова улыбнулся и по-отечески сказал:
— Иван Михайлович, а какое самое главное определение вы дали бы Богу?
Носов ответил не сразу — этот вопрос он никогда себе не задавал, поэтому ответ пытался нащупать интуитивно.
— Наверное, всемогущий, — наконец, произнес он.
— А теперь подумайте над тем, что скажу вам я, — предложил Владимир Ильич. — Бог — вездесущий! Он везде, в том числе и в материи, которая тоже является Господом. Вы помните мою фразу: электрон так же неисчерпаем, как и атом?
— Хорошо помню, она была, кажется, в работе "Материализм и эмпириокритицизм", — отозвался глава антиглобалистов.
— А в чем, по-вашему, смысл?
— Это свидетельство бесконечности материи, — отчеканил Носов. — Что и подтвердили исследования физиков.
— А можно ли им верить? — продолжил Владимир Ильич. — Действительно ли существуют все открытые ими элементарные частицы? Не кажется ли вам, что с учеными просто-напросто кто-то играет? Ведь сначала все эти мельчайшие кирпичики мироздания появляются только в теории. Ну, хочется физику, чтобы был какой-нибудь пи-мезон! И Бог награждает его, давая возможность обнаружить конкретную частицу уже экспериментально и заявить всему миру о ее существовании. Именно по воле божьей законы физики не остаются незыблемыми, а постепенно трансформируются, чтобы человечество можно было вести по пути познания истины. И, заметьте, очень многие физики это уже понимают, и большинство их верит в Бога. Так что все философские споры бессмысленны. Материализм нам понадобился для того, чтобы остановить всяческие попытки опасного богоискательства, о чем я недвусмысленно писал в своих философских трудах. Представьте себе, что группа детей играет в прятки, а водящему надо найти спрятавшегося Бога. Что они делают, если уподобить их нашим философам? Находят первого попавшегося и объявляют, что он и есть Господь. Так не лучше ли, пока люди не найдут подлинную дорогу к Богу, вообще заявить, что его нет и перестать искать там, где его нет?!
— Хорошо, — согласился Носов, — в ваших словах что-то есть. Но зачем нужны были репрессии против православной церкви?
— А вы посмотрите, как далеко она отошла от Бога! — воскликнул Ленин. — Ее служители поступили точно так же, как иудейские первосвященники, не признавшие Мессию. И когда мы начали строить общество, основанное на христианских началах, они встали на сторону наших противников — тех, кто, узурпировав власть, держал простой народ в бедности, подвергая его унижениям. И разве не они первыми приветствовали возврат России к той алчности, которая сейчас разъедает души людей?!
— Надеюсь, вы с этим согласны? — обратился к Носову Матвей Павлович.
— Да, мы тоже так думаем, — тихо отозвался Иван Михайлович. — Но сможете ли вы объяснить, почему опыт построения бесклассового справедливого общества оказался неудачным?
— Конечно, — сказал Ленин, — но нам потребуется обратиться к Откровению Иоанна Богослова. — Надеюсь, вы читали его?
— Несколько раз, — ответил Носов, — но не скажу, что все понял.
— Просто у вас не было ключа, как, впрочем, у всех других, в том числе и церковнослужителей, — объяснил Ленин. — Все становится ясным, когда описываемые в Апокалипсисе события накладывать на то, что произошло в России во время и после Октябрьской революции. Если помните, там, например, говорится о жене: она облечена в солнце, под ногами ее луна и на главе ее венец из двенадцати звезд. Вам это ни о чем не говорит?
— Если честно, то нет, — признался Носов.
— А вы подумайте, — предложил Ленин, — а я дам подсказку: сколько республик было в составе Советского Союза до Великой отечественной войны?
— Одиннадцать, — почти машинально произнес Иван Михайлович. — Пятнадцать минус Молдавия и прибалтийские страны.
— Нет, батенька, — возразил Владимир Ильич. — Вы забываете о том, что существовала еще Карело-Финская ССР. Так что получается ровно двенадцать! К тому же, как вы знаете, в герб СССР органично входило солнце. Так что жена — и есть Советский Союз. Но теперь давайте посмотрим, а что же случилось дальше? Жену начал преследовать дракон, олицетворяющий алчность, власть денег, стремление к наживе. Имя его — дьявол. И недаром говорится, что одна из его голов была смертельно ранена, замечу, именно Октябрьской революцией. Второй зверь, который действует с ним заодно, — так называемое общество потребления, обольщающее людей. А теперь отвечу на ваш вопрос: почему не удалось создать рай на земле или, другими словами, построить коммунизм? В Откровении сказано: "Кто имеет ум, тот сочти число зверя, ибо число это человеческое; число его шестьсот шестьдесят шесть". Как вы знаете, многие пытались разгадать сию тайну, приписывая трем шестеркам мистический смысл. А, между тем, никакой тайны здесь нет. Ведь речь идет именно о числе, или количестве, а не наборе цифр. Попробуйте вычислить две трети от тысячи. Вы получите сплошные шестерки — вот вам и число шестьсот шестьдесят шесть! Таким образом, можно говорить о том, что две трети живущих людей подвержены влиянию дьявола. И так было во все времена. Можно ли рассчитывать на то, что эти люди будут стремиться к созданию справедливого общества, основанного на равенстве и самоотречении от разного рода излишеств?
