Вера Каспари - Воскресшая жертва
Мистер Карпентер: У меня в голове была только одна мысль: безопасность человека, чья жизнь мне была дороже, чем моя собственная.
Лейтенант Макферсон: В субботу утром, когда наши люди наведались в отель «Фрэмингем», чтобы сообщить вам, что Лора мертва, вы показались им искренне шокированным.
Мистер Карпентер: Должен признаться, я не был готов к такому толкованию событий.
Лейтенант Макферсон: Но у вас было заготовлено алиби, и независимо от того, кто был мертв, вы придерживались своей версии.
Мистер Карпентер: Если бы я оказался замешанным в эту историю, под подозрение, возможно, попал бы кто-то еще. А этого я надеялся избежать. Вы должны понять, что мое горе было искренним как в отношении Лоры, так и этого другого лица. Думаю, я не проспал и двух часов после того, как все это произошло. Я не склонен обманывать и гораздо лучше себя чувствую, когда могу быть абсолютно откровенным перед самим собой и перед всем миром.
Лейтенант Макферсон: Хотя вы знали, что Лора не погибла, вы, по-видимому, не предпринимали попыток связаться с ней. Почему?
Мистер Карпентер: Не лучше ли было дать ей возможность действовать по-своему? Я полагал, если она будет во мне нуждаться, она мне сама позвонит, зная, что я останусь рядом с ней до конца.
Лейтенант Макферсон: Почему же вы уехали и остались в доме тетки Лоры?
Мистер Карпентер: Раз я был почти членом семьи, то это был как бы мой долг — присутствовать при неприятных событиях. Должен признать, миссис Тридуэлл была очень мила и высказала предположение, что мне невыносимо пребывание в отеле из-за любопытства окружающих. В конце концов, это было для меня время траура.
Лейтенант Макферсон: И вы позволили, чтобы Дайяне похоронили или кремировали как Лору Хант?
Мистер Карпентер: Не могу вам передать, что я пережил за эти ужасные четыре дня.
Лейтенант Макферсон: В тот вечер, когда вернулась Лора, она позвонила вам в отель «Фрэмингем», верно? А вы велели не давать ваш номер телефона…
Мистер Карпентер: Репортеры очень донимали меня. Я подумал, что лучше не давать номер телефона тетушки. Когда мне позвонили вечером в среду — или это было утром в четверг, — я все сразу понял. И хотя я не хотел бы выглядеть неблагодарным по отношению к моей хозяйке, я знал, что миссис Тридуэлл — любопытная женщина. Поскольку услышать голос человека, на похоронах которого она недавно присутствовала, было бы для нее большим потрясением, я вышел на улицу, чтобы позвонить мисс Хант из телефонной будки.
Лейтенант Макферсон: Воспроизведите ваш разговор настолько подробно, насколько вам позволяет память.
Мистер Карпентер: Она сказала: «Шелби?» И я ответил: «Здравствуй, дорогая». Она спросила: «Шелби, ты тоже думаешь, что я мертва?» Я поинтересовался, как она себя чувствует.
Лейтенант Макферсон: Сказали ли вы, что считаете ее мертвой?
Мистер Карпентер: Я спросил, все ли у нее в порядке. Она ответила, что ужасно переживает за бедную Дайяне, и спросила, знаю ли я кого-нибудь, кто хотел бы ее смерти. Тогда я понял, что мисс Хант не хочет полностью довериться мне. А по телефону я не мог разговаривать с ней откровенно. Но я знал, что есть одна деталь, которая может оказаться ошеломляющей и даже опасной, и я решил спасать ее по мере возможности.
Лейтенант Макферсон: Что это за деталь?
Мистер Карпентер: Она находится прямо перед вами, на вашем столе, Макферсон.
Лейтенант Макферсон: Знали ли вы, что у нее есть дробовик?
Мистер Карпентер: Я ей его дал. Она часто оставалась одна в загородном доме. Инициалы на обрезе моей матери — Дилайла Шелби Карпентер.
Лейтенант Макферсон: Поэтому вы взяли машину миссис Тридуэлл и поехали в Уилтон?
Мистер Карпентер: Да, это так. Но так как ваш человек преследовал меня на машине, я не осмелился зайти в дом. Я постоял немного в саду, во власти нахлынувших на меня чувств; я раньше и не предполагал, что значат для нас этот маленький дом и сад. Когда я вернулся в город и обнаружил вас у миссис Тридуэлл, я, конечно, солгал, сказав, что это было сентиментальное путешествие. В этот же день, но позднее вы попросили меня зайти на квартиру Лоры. Предполагалось, что я должен был изумиться, обнаружив мисс Хант живой, а раз вы намеревались проверить мою реакцию, Макферсон, я решил изобразить то, что вы от меня ожидали, потому что все еще верил, что есть шанс спасти ситуацию.
Лейтенант Макферсон: Но после того как я ушел, вы обо всем переговорили с Лорой. Вы ей ясно сказали, что вы об этом думаете?
Мистер Карпентер: Мисс Хант ни в чем не призналась.
Мистер Солсбери: Лейтенант Макферсон, мой клиент очень переживал и рисковал собственной безопасностью ради спасения другого лица. Он не обязан отвечать на какие бы то ни было вопросы, которые бы переносили вину на это лицо.
Лейтенант Макферсон: Хорошо, я понял. Я свяжусь с вами, Карпентер, если возникнет необходимость. Но не выезжайте из города.
Мистер Карпентер: Спасибо вам, Макферсон, за ваше понимание.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
ГЛАВА I
На прошлой неделе, когда я полагала, что выхожу замуж, я сожгла за собой мосты к своему девичеству. И решила никогда больше не вести дневника. Но прошлой ночью, когда я вернулась домой и обнаружила Марка Макферсона в своей квартире, более ко мне расположенного, чем все мои старые друзья, первым делом я ощутила облегчение от того, что уничтожила те постыдные для меня страницы. Какой же непоследовательной посчитал бы он меня, если бы прочел их! Я никогда не умела по-настоящему вести дневник, оставлять записи о своей жизни в виде ежедневной строки; мне всегда казалось, что нельзя придавать такое же значение завтраку шестнадцатого числа, как внезапной влюбленности семнадцатого. Всегда, когда я отправляюсь в длительное путешествие, или встречаю восхитительного человека на своем пути, или берусь за новую работу, я должна провести несколько часов наедине со своими безумными мыслями. Предположение о том, что я умная женщина, — чистая выдумка. Я не могу воспринимать нечто абстрактное, если не пропущу это через свои чувства, и прежде чем приступить к обдумыванию какого-то факта, я должна увидеть этот факт изложенным на бумаге.
На работе, когда я планирую рекламную кампанию в пользу пудры фирмы «Леди Лилит» или мыльных хлопьев фирмы «Джикс», мысли у меня в порядке. Я составляю текст и подтверждаю его логичными, связными и убедительными аргументами. Но когда я думаю о себе, мысли кружатся, как карусель. Все лошадки, светлые и темные, пляшут вокруг сияющей, отражающей самое себя оси, а ослепительные ее лучи и веселая музыка не дают сосредоточиться. Пытаюсь четко подумать обо всем, что произошло за последние дни, вспомнить факты, усадить их на лошадки и послать на красивый парад, подобно аргументам, которые я использую, когда убеждаю людей в пользе мыльных хлопьев фирмы «Джикс» или продукции фирмы «Леди Лилит». Они не слушаются, кружат и танцуют под музыку, и все, что я помню, так это того человека, который, услышав, что меня обвиняют в убийстве, выразил беспокойство, что я недостаточно много сплю.
— Поспите, — сказал он мне, — поспите немного.
Как будто сон — это то, что можно купить в магазине безделушек «Пять и десять центов». Он ушел на короткое время, а потом вернулся с пакетом из аптеки Суортса. Он принес снотворное, чтобы заставить меня спать, но оставил мне только две таблетки, потому что знал, как я боялась и нервничала.
— Неужели вы верите, что я убила Дайяне? — спросила я его.
— Неважно, что я думаю. — Его голос раздражал слух. — Думать — не мое дело, я хочу знать только факты, только факты.
Шелби вел наблюдение. Он больше чем когда-либо походил на красивого кота, готового к прыжку.
— Будь осторожна, Лора, — сказал Шелби. — Не доверяй ему.
— Да, — подхватил он, — я полицейский, вы не должны мне доверять. Все, что вы скажете, может быть использовано против вас. — Он крепко сжал губы и говорил, почти не открывая рта.
— Вы собираетесь меня арестовать? — спросила я.
Шелби чувствовал себя хозяином, защитником хрупких женщин. Все это было позой, а его смелость так же прозрачна, как папиросная бумага, внутри у него все дрожало. Шелби употреблял такие выражения, как «противозаконный арест» и «косвенные улики», он, казалось, гордился техническими знаниями, подобно тому, как он объяснял правила фехтования или игры в трик-трак. Тетушка Сью однажды сказала мне, что я скоро устану от ребенка ростом в шесть футов. И еще она сказала, что если женщина таким именно образом чувствует потребность в мужчине, ей необходимо родить ребенка. Я продолжала размышлять о замечании тетушки Сью, а Шелби продолжал говорить о косвенных уликах. Марк ходил и ходил по комнате, разглядывая вещи, расписанный автографами бейсбольный мяч, мой мексиканский поднос и полку, на которой стояли мои самые любимые книги.
