Анна Литвиновы - Наш маленький Грааль
Но все-таки, когда ты в декрете и постоянно поешь ребенку глупейшие детские песенки, слегка тупеешь и сама. И начинаешь почти искренне верить в сказки и волшебные палочки.
«В конце концов, что я теряю? Ну, потрачу три часа времени. Выпью чашечку кофе в родной квартире, поваляюсь на своей бывшей кровати. И Никитку развлеку, а то он в своем манеже совсем зачах, даже обои уже не обдирает – видно, надоело…»
– Мы идем гу-лять, – сообщила она сыну.
Распихала по карманам дубленки соски, бутылочку с водой и, какие поместились, игрушки. Утеплила Никитку. Помазала ему под носом оксолиновой мазью – вряд ли, конечно, это поможет, но все-таки… Посадила малыша в сумку-кенгуру. И отправилась в путешествие.
Пока шла к метро, думала: как изменилась ее жизнь! Ведь раньше, до замужества и декрета, она постоянно куда-то ездила. В дома отдыха, на дачи к друзьям, на море, на экскурсии. И еще переживала, что никак не удается на заграничную поездку накопить. А что сейчас? Выйти в ближайшую аптеку – событие. Сходить в продуктовый магазин – развлечение. А выбраться в родительскую квартиру – и вовсе праздник. Тем более что Никитка в своей кенгуриной сумке ведет себя идеально: не вопит, ногами не дрыгает, только головой из стороны в сторону вертит, и в глазах столько любопытства! Какая-то проходящая мимо бабка остановилась, начала с ним сюсюкать – какой, мол, замечательный мальчик! – а Никитка ее за нос схватил, пришлось отцеплять и долго извиняться. Прав, видно, Мишка: плохо она сына воспитывает. Можно только догадываться, какой разгром он в родительской квартире устроит! А никого, кто мог бы помочь, ни родителей, ни Маши с Максом, дома нет, Ася специально такое время выбрала, когда никого не будет, а то стыдно при народе в хороводе волшебной палочке желания загадывать…
Но Никитка, на удивление, громить родительскую квартиру не стал – удалось откупиться папиным глобусом и маминым набором фломастеров. Пока сын, высунув кончик языка, упоенно украшал территорию Китая красными зигзагами, Ася заварила себе кофе и вытащила из серванта дедову чашу.
Ничего, если присмотреться, в ней волшебного нет – обычная железка, довольно пыльная, но с чьими-то отпечатками пальцев, Макса, наверно. Только умирающая от монотонности жизни молодая мама и может на полном серьезе верить, что подобная вещица способна исполнять желания. Тем более столь невыполнимые.
Но раз уж она приехала…
– Милая чаша, – серьезно сказала Ася. – Сделай, пожалуйста, так, чтобы Никитка перестал постоянно плакать ночами. Я понимаю, конечно, что все маленькие дети капризные, но у меня просто сил больше нет. Ведь ему уже девять месяцев, а я еще ни разу дольше двух часов подряд не спала. За что такое наказание?! Меня уже ничто не радует: ни муж, ни солнце за окном, ничего…
Она с удивлением почувствовала, как в ее голосе зазвенели слезы. Никитка, чуткий мальчик, тут же бросил глобус и, громко стуча ладонями и коленками по паркету, стремглав пополз к маме. Ткнулся, как щеночек, носом в ногу, заскулил…
Ася подхватила сына на руки, прижала к себе, поцеловала в макушку. От Никитки пахло молоком и морозцем, и такой он был трогательный, перемазанный фломастерами, лупоглазенький…
– Наказание ты мое! – расхохоталась Ася, прижимая к себе сына еще крепче.
Равнодушно, одной рукой, подняла с пола дедов подарок и засунула его в сервант. Хватит, развлеклась. Невозможно же думать всерьез, что чаша ей поможет.
Маша
На собеседование я приехала одной из последних, к пяти вечера. Перед дверью, ведущей в американскую мечту , все оказалось точно как в моем сне. Прохаживались запуганные, пропахшие табаком от бесконечных перекуров соискатели. И даже девица с англо-русским словарем имелась, перелистывала страницы, лихорадочно бормотала себе под нос: «Консолидация, консолидация… как это будет?…»
– Consolidation, – ехидно подсказала я.
И грешным делом подумала: «Эх, если б все мои конкуренты оказались такими простушками!»
Весь день накануне и половину дня сегодняшнего я старательно создавала себе имидж преуспевающей дамы и отрабатывала уверенный вид. Позвонила парочке однокурсниц из числа новоявленных бизнес-леди и арендовала у них дорогую, с золотым пером, ручку и даже еженедельник с изысканной монограммой – только странички в него свои вставила. Накрахмалила блузку, нагладила костюм, отполировала туфли – не в сапожищах же, они у меня из серии «Прощай, молодость!» – на собеседование являться!
Посетила дорогущий салон и с дрожью в сердце выложила изрядную сумму на прическу и маникюр (от педикюра, который мне навязывала администраторша, решительно отказалась: его американцы не увидят). Ну, а уверенный вид особо и тренировать не пришлось: я все-таки преподаватель. Умею, если нужно, прикинуться настоящей стервой.
И теперь с удовольствием ловила на себе завистливые взгляды. Что приятно, ими меня одаривали не только прочие соискатели, но и секретарша, из американок, которая то и дело выскакивала из аудитории и, ужасно коверкая фамилии, вызывала на ковер очередную жертву.
…Моя очередь подошла только к шести. Самоуверенности к этому времени у меня слегка поубавилось, потому как несколько девчонок после собеседования вышли в слезах, да и панические настроения коллег по очереди достигли своего пика.
Но когда я услышала свою фамилию, спину не ссутулила. И в аудиторию вплыла королевой: походка от бедра, кожаный портфель нежно ласкает юбку из чистой шерсти, десятисантиметровые каблуки лихо цокают по паркету…
С удовольствием увидела: во главе комиссии восседает не противная тетка, как в прошлом году, а вполне элегантный – совсем не по-американски! – мужчина. Лет сорок пять, ухоженная бородка, и даже, кажется, ногти покрыты бесцветным лаком. Мы бы шикарно, абсолютно в одном стиле, смотрелись рядом. Известный профессор и талантливая ассистентка. Ура, со своим имиджем я, кажется, угадала!
И вопрос мужчина – он представился Николасом Бейли – тоже задал абсолютно человеческий, совсем не чета тем помоям, что выливала на меня прошлогодняя комиссия:
– Скажите, Masha, каковы ваши научные интересы?
Сказка. Когда вчера я тренировалась перед зеркалом «в уверенном виде» – именно на этот вопрос и отвечала. Следила за мимикой, подбирала наиболее емкие и выигрышные фразы…
Сегодня оставалось только повторить.
Я рассказала про свою диссертацию, про спецсеминары, что веду на нашей кафедре, прорисовала пунктиром, чем собираюсь заниматься в Америке…
Мой вдохновенный, минут на десять, монолог американцев явно впечатлил. Профессор – или кто он там – Бейли ласково кивал головой, прочие члены комиссии тоже слушали с интересом. Только секретарша, особа моих лет, облаченная в бесформенные джинсы и вся в мелких прыщиках, поглядывала сердито. До чего же приятно, когда тебе жители преуспевающих стран завидуют!
– Что ж, исчерпывающе, – похвалил господин Бейли, когда я наконец выдохлась. – Ваши научные изыскания, безусловно, будут очень интересны самому широкому кругу людей.
Его подчиненные верноподданнически закивали головами, а профессор задал новый вопрос:
– Напомните, с какими результатами вы сдали экзамены…
– GRE – 710, [11]TOEFL – 270, [12]– отбарабанила я. И тонко улыбнулась: – Не максимальный, конечно, балл, но…
– В прошлом году ваши результаты были гораздо хуже, – вдруг подквакнула вредная секретарша.
И попала точно в молоко. Потому что профессор Бейли широко улыбнулся и похвалил:
– Большой прогресс, Маша. Проделали за этот год огромную работу. Вы молодец.
Я еле удержалась, чтоб не показать секретутке язык, и смущенно пролепетала, обращаясь к профессору:
– Спасибо.
– У меня все, – просиял ответной улыбкой он. И приказал подчиненным: – Спрашивайте вы.
В нашем институте на кафедре, если заведующий доволен, то и подчиненные молчат. Но американцы – не из таковских. Тут же зашевелились, зашуршали бумагами… И вопросы посыпались градом, особенно тетки старались:
– Вы живете в Москве?
– Да.
– С кем?
– С родителями и братом.
– Вы снимаете квартиру или это собственное жилье вашей семьи?
– Собственное.
– Сколько вам лет, Маша?
– Двадцать восемь.
– Скажите, вы собираетесь замуж?
– Собираюсь. Только не сейчас.
– А когда же?
– Лет в тридцать пять. Этот возраст мне кажется самым оптимальным.
– В таком случае вы вряд ли успеете родить детей. Вы их не хотите?
– Хочу. Но современная медицина позволяет рожать как минимум лет до пятидесяти.
– В Америке – да. Но не в России.
Ага. Пошли подколки.
Защищать Россию нельзя – я уже в прошлом году на этом погорела. А скажешь, что в Америке буду рожать, еще хуже. Подумают, что я к ним собираюсь не на учебу, а эмигрировать, они этого как огня боятся. Придется выкручиваться…
