Мария Жукова-Гладкова - Ненависть начинается с любви
Певец кивнул.
– Вы уже сказали про детей?
– Ну зачем же? Просто обещал сенсацию.
– Роды – это лотерея, – опять не смогла сдержаться я. – Тем более ваша суррогатная мать беременна двойней.
– А вас, милочка, сюда для чего нанимали? – зашипел Бардашевич. – Вам Роман Борисович такие дифирамбы пел. Надо было мне своего врача брать.
– А на самом деле у вас есть запасной вариант? – серьезно спросила Ксения, к которой, как я поняла, Бардашевич все-таки относился с уважением, а не как к обслуживающему персоналу, и ответами удостаивал. В любом случае Ксения никому не позволила бы с собой обращаться как с сенной девушкой. А я… еще не изжила свои комплексы. Да и уважение к Бардашевичу оставалось – за бесспорный талант, за то, что способен петь вживую, в отличие от большинства современных «звезд», и за то, что столько лет смог продержаться. И ведь старые песни на самом деле были хорошие. – Ну мало ли что…
– Объявлю, что расхожусь с Максом, потому что он решил остаться в Африке. У него в предках есть какой-то известный путешественник. Все данные у моего пресс-секретаря. Можно быстренько эту версию запустить – в смысле гены взяли свое, генетическая память проснулась и все в таком роде. Или еще что-нибудь придумаю. И вообще, зачем придумывать? Чартер отменю, и все. Поэтому мне и надо, чтобы эта родила не позже чем за два дня до окончания круиза. – Бардашевич снова повернулся ко мне и процедил ледяным тоном: – Делайте, что хотите. Стимулируйте роды. Режьте ее. Я ясно выражаюсь?
Я кивнула, хотя мне хотелось сказать этому постаревшему кумиру миллионов, что поклонников бы у него резко поубавилось, если бы они, например, услышали наш разговор.
Бардашевич ушел, Ксения посмотрела на меня.
– Лучше на самом деле стимулируйте роды – если не хотите себе дополнительных проблем. Он может их вам создать.
Я ничего не ответила и пошла вниз, к каюте, где жили Тоня и Лана. Я хотела проверить Тоню и задать несколько вопросов Лане из чисто женского любопытства – если она там, конечно.
Ланы в каюте не оказалось, только Тоня, которая сидела на своей койке и тихо плакала. Иллюминатор был открыт, в каюте было довольно свежо, и Тоню, насколько я поняла, больше не тошнило.
– Вы ели? Вам приносили ужин или мне принести?
– Приносили. Все вкусно. Ребята очень старались меня развеселить…
– Ну так и в чем проблема?
Я села на койку рядом с Тоней и взяла ее руки в свои – и чтобы ее успокоить, и чтобы узнать, о чем она думает. Тоне хотелось только побыстрее родить – и домой, к мужу и сыну. И еще муж, наверное, толком уроки у сына не проверяет, а тот допоздна на улице болтается, потому что проследить некому. В новый дом переехали без бабушек и без дедушек, а родители все с утра до ночи на работе…
– Вы можете ускорить мне роды? – спросила Тоня. – Пожалуйста!
И эта про то же… И уже не первый раз.
– Давайте все-таки попробуем дождаться естественного разрешения от бремени. Кстати, вы знаете, где ваша соседка?
– Она сказала, что идет на ужин. Оделась, накрасилась… Пока не возвращалась.
Интересно, где же она? И где Ангелина? А не прогуляться ли мне по яхте?
Я пожелала Тоне спокойной ночи, опять велела вызывать меня в любое время и пошла к себе в каюту переодеваться. В вечернем платье и туфлях гулять по палубам будет не очень удобно. Возможно, стоило переодеться еще до похода к Тоне.
Я зашла в свою каюту и поняла, что в ней в мое отсутствие кто-то был. Нет, не финский гастарбайтер с уборкой, а кто-то совсем другой. И этот другой желал мне зла.
Я достала свою сумку из-под койки и поняла, что в ней кто-то рылся. Проверили все мои вещи, причем проверили аккуратно – это не был демонстративный обыск. Я не должна была заметить его следов. Но я и не заметила, а почувствовала. Я проверила деньги – все осталось на месте (хотя наличных у меня с собой было совсем немного), как, впрочем, и карточки. А ведь дверь в каюту была заперта… Значит, у того, кто здесь был, есть универсальный ключ… Или он знает, как нужно запрограммировать ключ для моей каюты – они же тут электронные.
Я поставила все вещи на место, села на свою койку и постаралась сосредоточиться. Я не знала, получится ли у меня вызвать в воображении образ того, кто приходил, как-то считать информацию из пространства. Этому баба Лида меня не учила, я просто подумала, что, может быть, смогу это сделать.
Но не смогла – как ни напрягалась. Я взяла в руки вещи, к которым явно притрагивался этот человек, – и тоже не сумела считать с них информацию. Таких способностей у меня не было, а жаль… Значит, я могу считывать информацию только при тактильном контакте с человеком и приложив определенные усилия. Или тут дело в огромном количестве электромагнитных устройств, которые работают на яхте?
Но почему у меня проводили обыск? И почему сейчас, а не раньше? Если это делал кто-то из команды, то у них было достаточно времени… Хотя это точно кто-то из команды, остальные-то были на ужине. И именно поэтому и проводили во время ужина, на котором я тоже присуствовала. В другие дни я могла вернуться в каюту в любое время. А тут я надолго зависла в салоне…
Или кто-то успел после ужина, пока я общалась с Бардашевичем и ходила к Тоне?
Что у меня могли искать? Деньги не взяли. И не думаю, что искали деньги.
Самолет. Слово будто загорелось огнем у меня в сознании. Это отголоски того крушения. Все началось с него. И еще не закончилось.
В самолете что-то везли. Из-за этого груза и произошел взрыв. Или взрыв произошел случайно. И почему я не узнала его причину? Ведь явно же было расследование причин крушения и гибели людей.
Но кто-то ищет груз. И почему-то считает, что груз должен быть у меня, раз я одна выжила. Что могло вообще сохраниться после того крушения? Там же огонь полыхал!
С кем бы мне посоветоваться? На ум приходил один Володя. И вообще я хотела его увидеть.
Я переоделась в брючки-капри, блузочку с коротким рукавом и отправилась в бар, где надеялась застать Володю. Не пьющим – собирающим информацию. И я займусь тем же самым. Наверное, яхту нам будет лучше осмотреть вместе. По крайней мере, мне в компании с ним будет спокойнее.
Глава 20
В баре сидел совершенно пьяный Макс Байкалов и жаловался отцу Иоанну на свою тяжкую жизнь. Кто бы знал, каково это – быть significant other звездного старца! Хотя, по-моему, старцем Олега Ивановича назвать было никак нельзя. И в сравнении с Максом тоже – у них разница в возрасте двадцать с чем-то лет. Отец Иоанн тоже был весьма и весьма нетрезв, жаловался на баб вообще, которые его никогда не понимали, обдирали как липку, обманывали в ответ на искренние чувства Ивана. Их разговор становился все громче и громче, и мне показалось, что каждый уже говорит только о своем, наболевшем, и не слушает другого. Отец Иоанн пил пиво, Макс Байкалов – какие-то коктейли.
Владимира Сумрачного в баре не было. Кроме двоих гостей Галтовского, в помещении находился лишь бармен, который широко улыбнулся при виде меня.
– Давайте сделаю вам коктейльчик, – предложил он. – Вам послаще?
Я покачала головой и попросила сок.
– Вы не употребляете алкоголь?
– Стараюсь пить как можно меньше. Всегда. И здесь я на работе.
– Ну, я же не предлагаю вам напиваться!
Я не стала объяснять, что от алкоголя у меня ослабевает восприятие (и это типично для всех людей, обладающих экстрасенсорными способностями), просто сказала, что привыкла быть готовой к вызову в любое время дня и ночи, да и просто не люблю спиртное. Бармен кивнул и выжал мне апельсиновый сок.
Я знала, что его зовут Стас, но не знала полное имя. Мне показалось, что у него прибалтийский акцент, хотя по-русски он говорил без ошибок, но он совершенно не походил на прибалта внешне. Во внешности у него было что-то восточное. Но мужчина был красив…
– Вы из Прибалтики? – спросила я.
– Родился в Москве, но гражданин Литвы. Отец у меня литовец, мать – чеченка.
Я удивленно посмотрела на Стаса. Если бы отец был чеченцем, а мать – литовкой, я не удивилась бы, но наоборот… Вроде бы восточные женщины выходят только за своих.
– Они вместе учились в Москве. Кстати, оба врачи. Потом уехали на родину к отцу. Семья матери была совсем не рада такому родству. Но у моих родителей был счастливый брак. Ее подруга вышла замуж за украинца. Там обе семьи их не приняли. Но была любовь, а любовь может преодолеть все преграды. Если она настоящая, конечно.
– Вы так никогда и не виделись со своими чеченскими родственниками?
– Почему же? Виделся. Но уже взрослым. А вы надолго на яхту?
– Вообще-то речь шла только про этот круиз.
– А дальнейшие планы у вас есть? Будете продолжать работать на Галтовского?
