Алла Полянская - Тайны виртуальной жизни
– Давай второе почитаем. – Норд осторожно разворачивает пожелтевший листок. – Я так понимаю, она кому-то их передавала, и этот человек привозил их сюда и уже здесь отсылал второй сестре или передавал, а конверты эта Лиза не сохранила, может быть потому, что они были подписаны чужой рукой.
«Здравствуй, милая Лиза! Спешу поделиться с тобой нашей радостью – я снова беременна, осенью у тебя родится еще один племянник или племянница. Николай и мальчики очень рады, мама, когда приходит в себя, тоже радуется, но минуты просветления случаются с ней все реже, и я думаю, что этот год она вряд ли переживет. А потому сразу же прошу тебя: приезжай, ты должна увидеть маму, пока она жива. Тем более что она скучает по тебе. Она часто не понимает, где находится, и все спрашивает: а где же Лиза, отчего не вышла к завтраку, не захворала ли? А иной раз начинает бормотать, что обязательно нужно было мебель забрать, и все поминает свое трюмо и секретер, что взяла она из отцовского дома, вышедши замуж за нашего папеньку.
В остальном у нас все замечательно. Оказывается, кое-что мама все-таки припрятала, да так ловко, что сама забыла, от горячки тогда разум у нее помутился, так и не отошла она, разве минутами, а в Рождество были мы в церкви, и вдруг случилось чудо, за обедом стало ей получше, разум снова осветил ее душу, и она тут же бросилась искать платье, в котором приехала. А мы его в сундуке хранили, каким-то чудом не выбросили, носить его больше невозможно было, до того поистрепалось. И в подоле, представляешь, были зашиты бриллианты! Ее бриллианты, что за ней дали в приданое, продав две деревни от всего имения, ума не приложу, как она это смогла сделать, а она говорит – в последнюю ночь перед погромом вместе с Грушей зашивали. Ты помнишь няню Грушу, конечно. Как жаль, что мы не смогли взять ее с собой, что теперь стало с ней, я и помыслить боюсь. И вот благодаря тому, что Господь ненадолго вернул разум нашей маме, теперь мы купили хороший дом, и Николаю нет больше нужды работать, конечно, да только он пристрастился, и тут уж я ничего не могу поделать, и когда он сидит за своими чертежами, меня просто скука одолевает.
Лиза, ты должна меня послушать. Я теперь совершенно точно знаю, что все слухи об ужасах, творящихся на нашей многострадальной земле, правдивы и власть Антихриста пришла воочию. Подумай о маме, каково ей умереть на чужбине и тебя не увидеть напоследок. Решайся, сестра. Николай говорит, что у него есть знакомый, который все организует. Подумай о том, что нужно быть с семьей, а Михаил не стоит твоей жертвы, он всегда был испорченный, дрянной и жестокий мальчишка, и помяни мое слово: он предаст и тебя, и кровные узы, если сочтет это выгодным.
Надеюсь, что письмо мое доберется к тебе и ты сможешь принять верное решение.
Дорогая Лиза, я не знаю, как долго еще будет возможность передавать тебе письма, а потому решайся поскорее и свое решение сообщи человеку, который приходил к тебе с посылкой.
Всегда твоя – любящая тебя сестра Полина Радловская.
26 апреля 1923 года».
– Значит, братец их был тот еще гад. – Норд покачал головой. – И ты права, письма ей передавали. И судя по ним, где-то есть мебель, в которой, возможно, упрятаны сокровища, если я правильно понял. Вряд ли полоумная старушка стала бы просто так говорить о каких-то шкафах – видимо, бриллианты в подол зашила, а остальное припрятала.
– Да где ты теперь что найдешь, сто лет прошло… – Не надо, чтобы Норд думал в этом направлении. – Смотри, вот еще письмо от сестры, а дальше письма от кого-то другого.
– Дай-ка. – Норд развернул старый лист. – Почерк видала какой?
– Не то слово. Читай, что там.
«Здравствуй, милая Лизонька. Надеюсь, что это письмо дойдет до тебя, как и прежние. Скоро уже подходит срок мне рожать, и предчувствия гнетут меня, но это, конечно, просто страх. Страшно рожать дитя среди чужих людей, тошно мне среди них, знала бы ты, до чего тошно! Да только назад дороги нет, ради детей нужно терпеть.
Николай взялся за большое дело – стройку моста, его почти не бывает дома. Мама по-прежнему мало помнит себя, еще меньше – нас и уже с трудом поднимается с постели, все реже у нас хорошие дни, когда разум ее просветляется хотя бы на несколько минут, и тогда она спрашивает о тебе и ждет увидеться. Иногда мне кажется, что она спряталась от горестных воспоминаний куда-то глубоко в себя и не хочет выходить, потому что в минуты просветления мыслит она совершенно ясно и была немало утешена твоим письмом, которое я ей прочитала. Это хорошо, что ты сохранила за собой флигель няни, но подумать ужасно, как тебе – видеть чернь, живущую в нашем доме, в наших комнатах, где мы росли. Отчего-то мама очень тревожится, и все по пустякам, вот подавай ей трюмо, что досталось ей от матери, и старый прабабушкин немецкий секретер, уж не знаю, на что они ей, но она радовалась, когда ты сообщила, что сохранила их и забрала с собой во флигель, а она все пытается что-то вспомнить и расстраивается, что не может, и снова разум гаснет в ней. Мама очень плоха уже.
Ты пишешь, что Михаил устроился при новой власти весьма недурно и вы вместе занимаете наш флигель. Лиза, Михаил – страшный человек, и служба его – это служба палача, мне это доподлинно известно, и ты спроси любого, только вчуже, кто такой Михаил Грабовский. Тот человек, что приносит тебе посылки, служит при посольстве, и он знает о Михаиле, по нашей просьбе наводил справки. Лизонька, подумай еще, нужно ли тебе быть рядом с таким человеком, даже если он брат. Ведь случись что, он и тебя не пожалеет. Прошу тебя, заклинаю: приезжай к нам, тебя переправят через границу, а здесь, возможно, найдешь достойного человека и выйдешь замуж, это вполне возможно.
Остаюсь вечно преданной тебе – твоя сестра Полина Радловская.
14 сентября 1923 года».
Больше в пачке нет писем, написанных этим почерком. Видимо, у сестер был свой канал общения, кто-то помогал им, и Полина даже передавала Елизавете посылки с этим человеком. Но потом что-то случилось.
– Вот, смотри. – Норд открыл сложенный гладкий лист бумаги с каким-то логотипом наверху. – Это фирменная бумага, с водяными знаками, очень дорогая. И пишет уже не сестра, а ее муж, я так понимаю.
«Дорогая сестра, с прискорбием сообщаю Вам, что 27 сентября сего года родами умерла Ваша сестра, а моя возлюбленная жена Полина, оставив меня вдовцом, а троих наших детей – сиротами. Новорожденную девочку крестили Елизаветой, как и хотела моя супруга, но от постигшей нас утраты горю нашему нет предела.
Ваша мать, Степанида Федоровна Грабовская, пребывает в расстроенном положении ума и осознать свою потерю не в состоянии, и я думаю, это для нее к лучшему.
А потому прошу Вас, сестрица, решиться наконец на переезд – человек, который доставит Вам мое письмо, переправит Вас через границу. Просьба моя продиктована тем, что Ваша племянница совершенно не может быть без матери, а кто заменит ей мать, как не Вы, таково было последнее желание моей дорогой жены, и я передаю Вам его в надежде, что Вы исполните последнюю волю умершей. И мои сыновья, Ваши племянники, тоже слезно просят Вас о приезде. Вещей не берите, незачем – мы всем обеспечены, и Вы ни в чем не будете знать нужды.
Искренне Ваш – Николай Радловский.
28 сентября 1923 года».
– Он не стал медлить, на второй день написал письмо свояченице. – Норд вздохнул: – Да, тогда умирали при родах многие, и даже в Европе.
– И сейчас случается, а что о том времени говорить. Слушай, это вот как Форум читать – столько узнали о них! Люди, что давно умерли, как живые на этих страницах, никуда не делись. И уже переживаем за них, а прошло сто лет. Интересно, те, кто через сто лет почитает наш Форум, – они тоже будут проникаться к нам симпатиями или антипатией?
– Думаешь, Форум столько проживет?
– Надеюсь. Иначе куда мы пойдем, если не станет Форума? – Я беру следующее письмо. – Мы все намертво завязаны на Форуме, мы без него уже не те. Я скучаю по нашим юзерам, мне жаль, что я не могу сейчас зайти и поболтать, и…
– Создай клона и болтай.
– Это не то. Смотри, вот письмо, написанное похожим почерком, что и те, первые.
«Дорогой Миша! Я нарочно ничего не стала объяснять сразу, но сейчас пишу к тебе в надежде, что ты поймешь и простишь меня. Как ты видишь из писем нашей Полюшки и из письма Николая, выбора у меня не было. Крохотная девочка, чья жизнь только началась, и уже с такой непоправимой потери, нуждалась во мне, как и оба наших племянника, и наша мама, которая умрет на чужбине, но глаза ей закроют не чужие руки. Последней воли нашей дорогой покойной сестры я не могла нарушить.
Миша, не держи зла на Полину за ее слова о тебе, она многого не понимала. Но кое-что из написанного ею является правдой, и мы оба это знаем. Я прошу тебя, дорогой брат, остановись. Подумай о своей бессмертной душе, подумай о тех, кого ты любил и кто любит тебя, и отринь от себя зло.
