Александр Бушков - Антиквар
– Привет, – сказал Смолин.
– Василий Яклич… – от тридцатилетнего гения остро несло двумя насквозь профессиональными ароматами, то бишь красками и водкою. – С вас процентик, я к вам продавца притартал, интересные вещички…
– Посмотрим, – сказал Смолин, приятно улыбаясь. – Ты тут пока девушку пофантазируй, только в рамках, а я посмотрю…
Он бочком пробрался сквозь узкий проход за прилавок, вошел в служебные помещения и прислушался. Уловив голоса, направился в свой кабинет.
Там наличествовали Шварц с Котом Ученым, трезвые и умытые, а третий, как раз что-то им увлеченно вкручивавший, завидев Смолина, вскочил и с превеликим энтузиазмом протянул руку:
– Очень приятно, Василий Яковлевич, наслышан… Максим. Рад познакомиться…
– Аналогично, – сказал Смолин, пожал протянутую вяловатую руку и уселся на свое место. – Костя говорил, вы нас собрались несказанными редкостями удивить…
Перед ним был типичный московский хлюст: напористость вкупе с расхлябанностью и в словах и во всей фигуре, свой в доску, видывал виды, но к дремучим таежным жителям снисходителен настолько, что временами готов их признать чуть ли не ровней себе, апломба на четверых – а глаза, что характерно, честные-пречестные, и физиономия, пожалуй что, глуповатая, мы, мол, пороха не выдумаем, мы простецкие…
С прибауточками столичный гость принялся развязывать длинный сверток, тщательно упакованный в мешковину посредством клейкой ленты – по внешнему виду о содержимом ни за что не догадаешься… На стол перед Смолиным легли казацкая шашка в ножнах («царских времен» – значительно прокомментировал Максим), японский син-гунто идеальной сохранности и японский же клинок, но гораздо более старый и интересный – кю-гунто, то есть армейский меч образца тысяча восемьсот восемьдесят шестого года – причем, судя по накладке рукоятки, сплошь покрытой узорами из листьев и японской вишни, принадлежал он не сопливому лейтенантику, а офицеру чином не ниже майора.
Казачья шашка
Вытащив один за другим клинки из ножен, осмотрев их так и сяк, Смолин аккуратно разложил их на столе, эфесами к себе, наконечниками ножен к гостю, сказал спокойно:
– Интересно. Но Костя говорил, что у вас и что-то еще более редкое имеется…
Без прибауточек, но со значительной улыбочкой столичный гость извлек из кармана нечто завернутое в носовой платок, развернул, явив взорам футляр из коричневого кожзаменителя, а уж из него достал серебряный портсигар и положил перед Смолиным с гордым, триумфальным, чванливым видом сорвавшего нешуточный банк игрока – этакий лейб-гвардеец, завернувший перекинуться в картишки в деревенский трактирчик, где более серебряного рублишки отродясь не ставили, и с превеликой помпою выложивший на грязную столешницу, отроду не знавшую скатерти, пригоршню золотых империалов…
– Интересно, – повторил Смолин, вертя в руках портсигар, но пока что не открывая. – Что же мы тут имеем… Имеем мы тут не самый заковыристый сюжет – человек единоборствует с… пожалуй, это все же не тигр, а барс какой-нибудь, а? Уж не Мцыри ли? Ну, что я вам скажу, Максим… Портсигарчики такие у меня в магазине лежат самое большее баксов по пятьсот… Да и то для постоянных и хороших клиентов – скидка.
– Такие? – Максим смотрел на него именно тем взглядом, какого в данной ситуации следовало ожидать: несказанное превосходство белого сахиба над дикарями. – Да уж вряд ли… Вы на клеймо посмотрите…
Открыв портсигар, Смолин небрежно кинул взгляд… и старательно изобразил, будто остолбенел от несказанного изумления. Выждав некоторое время – притворившись, будто у него в зобу дыханье сперло, – едва ли не пролепетал:
– Хотите сказать… Фаберже?
– Хочу сказать, – триумфально возвестил Максим. – Карл Фаберже, поставщик двора его императорского величества… Вещичка для «Сотби».
– Ни черта не понимаю, – протянул Смолин с видом законченного деревенского вахлака. – Что ж вы такую ценность в Москву не повезли продавать?
– Ох, Василий Яковлевич, как вы безмятежно на жизнь смотрите… Ну понятно, у вас таких тонкостей не знают… Я, да будет вам известно, надежных ходов в антикварный бизнес не имею. А без них в столице продавать такую вещь – дело рискованное. Хорошо еще, если заплатят пустячок – а могут и по затылку в переулке приложить…
– Да неужели? – притворно изумился Смолин.
– Будьте уверены…
– Черт знает что. У нас тут гораздо спокойнее все же…
– Вот то-то и оно, – сказал москвич с той же покровительственной развальцой. – А поэтому мне гораздо проще и спокойнее продать вещичку здесь за умеренную цену, чем рисковать в столице. Я же не торговец, случайно в руки попало…
– Это как? – с видом полного простодушия поинтересовался Смолин.
И выслушал занятную историю про дядю во Владивостоке, про фамильные реликвии, принадлежавшие той ветви Максимова рода, что отпочковалась еще при царе на Дальний Восток в лице капитана второго ранга с некоего броненосца, про нежелание дяди возиться с презренной торговлей (интеллигент, доктор наук, морской биолог)…
История, в общем, была вполне убедительная, изобиловала деталями, позволявшими с ходу определить, что сей молодой человек и книжки кое-какие почитывает, и в истории императорской России нахватан. Самое смешное – что иные подобные истории и в самом деле оказывались чистейшей правдой: вроде этюда Рубенса в захолустном райцентре, подлинного подстаканника Фаберже, принесенного в «Эльдорадо» не знающей ему настоящей цены бабусей-пенсионеркой… Да мало ли… Масса интересных, стопроцентно подлинных вещичек до сих пор всплывает там и сям на необъятных все еще просторах России-матушки. Так что рассказанная Максимом история при других обстоятельствах могла бы и прокатить… не будь кое-каких решительно опошляющих ее подробностей.
– Начинаю понимать, – сказал Смолин. – Японские мечи дедушка вашего дяди прихватил в сорок пятом в Маньчжурии…
– Только не дедушка, а отец.
– Ну, это детали… Главное, я правильно угадал.
– Ну да. Вот откуда шашка, я вам точно не скажу, она у них в доме валялась испокон веков…
– Черт знает что… – протянул Смолин, завороженно созерцая клеймо внутри портсигара. – Надо же, какая вещица…
– Бывает, – спокойно сказал Максим, лучась самодовольством и уверенностью в себе. – Я тут пролистал местную газетку… у вас в какой-то развалюхе нашли чернильницу Санкт-Петербургского охранного отделения…
– Быть не может! – изумился Смолин.
– Точно!
– А мы-то тут сидим, как в берлоге, ничего не знаем, что под самым носом творится… – сказал Смолин, старательно избегая иронии в голосе, для которой было еще не время. – Ну хорошо, это лирика, перейдем к грубой прозе… Что же вы хотите, Максим, за эти уникумы?
– Портсигар – десять штук евро. Нормально, по-моему. Вы же антикварщик, вы-то его сможете со временем продать и подороже.
– Пожалуй… А баксы, значит, не берете?
– Ну, если только по курсу… Ненадежен нынче бакс.
– Да, засада какая-то… – озабоченно сказал Смолин. – А клиночки?
– Ну, если все три… За пятерку.
– Евро, конечно?
– Да уж конечно…
– Соблазнительно, черт… – сказал Смолин. – А времени насчет подумать – никак?
– Ну, это ж бизнес, Василий Яковлевич, – улыбнулся Максим открыто и честно. – Вы в этом городе не один антиквар, я уже, признаюсь откровенно, еще два предложения имею… Решайтесь. Или как?
– Заманчиво… – повторил Смолин. – Деньги, в общем, найдутся… А вот как насчет подлинности?
– Василий Яковлевич! – воззвал Максим с неприкрытой укоризной. – Да это ж сразу видно! Это ж на поверхности! Да такая сделка раз в жизни бывает…
Ах, как честно он таращился! Как был чист, наивен, открыт и белоснежно-пушист! Даже неловко было оскорблять тенью подозрений столь порядочного и обаятельного молодого человека…
– А! – с ухарским видом махнул рукой Смолин. – Действительно, раз в жизни такое бывает… Но у меня только долларами…
– Нет проблем! – просиявший Максим проворно извлек плосконький калькулятор, моментально произвел нехитрые вычисления и показал Смолину узенький экранчик с рядком черных цифирок. – По курсу, мне лишнего не надо…
– Голуба моя, – повернулся Смолин к Шварцу. – Мы тут будем деньги считать, а ты пока что Ашотиком займись, он наверняка заждался…
– Понял, – с бесстрастным видом кивнул Шварц и проворно улетучился за дверь.
Вздыхая, кряхтя, мотая головой, Смолин открыл сейф, извлек пачку портретов покойных президентов и принялся их сосредоточенно считать. Закончив, придвинул к Максиму горку бумажек:
