Мишка Миронова - Максим Константинович Сонин
– Нет, – сказала Мишка и тут же повторила громче, чтобы все услышали: – Нет!
– Мишка, – сказал Борис Александрович, – Мишка.
Но Мишка не собиралась его слушать.
– Вон! – крикнула она. Еле хватило сил дойти до дверей гостиной и крикнуть снова: – Вон!!! ВСЕ ВОН!
– Ты что… – начал дядя Саша, но увидел Мишкино выражение лица и замолчал. В коридоре произошло какое-то движение – краем глаза Мишка заметила, что дядя Сережа не пускает Бориса Александровича в квартиру.
– Пожалуйста, все уходите, – сказала Мишка тише. Это подействовало. Дядя Саша поднял с пола Марию, которая тряслась и что-то бормотала. Катенька, прижимавшая к груди Маришу, потащила ее к дверям. Мишка отошла в сторону и дождалась, пока все гости покинут квартиру. Только дядя Сережа задержался в коридоре.
– Мишка, – сказал он, – тебе нельзя оставаться одной. Ты еще маленькая, и тебе сейчас будет очень плохо.
– Сейчас всем будет очень плохо, – сказала Мишка. – Уйдите, пожалуйста.
– Мишка, я не могу оставить тебя одну. – Дядя Сережа виновато развел руками.
– Можете. Я вызову кого-то из друзей. Пожалуйста, уходите. – Мишка оперлась о косяк, достала из кармана телефон.
– Мишка… – Дядя Сережа стоял в нерешительности. – Я не могу оставить тебя одну.
– Уходите. – Мишка собралась. – Пожалуйста. Я буду писать. Я скажу, если мне что-то нужно, только, пожалуйста, уйдите. Мне нужно остаться одной.
– Ты еще маленькая. – Дядя Сережа отступил назад и теперь стоял за порогом.
– Я уже взрослая, – сказала Мишка. – Вы сами так не раз говорили.
– Сейчас плохое время, чтобы быть взрослой, – сказал дядя Сережа. – Сейчас тебе нужна твоя семья.
– Нет. – Мишка шагнула к двери и сказала: – Уберите руку, или я прищемлю вам пальцы.
Дядя Сережа медленно убрал руку с косяка. Мишка рывком захлопнула дверь, заперлась и медленно, пытаясь вдохнуть, сползла на пол.
Соня смотрела на извивающегося на полу Артема с любопытством. Ей редко приходилось видеть людей, принявших Двоицу, со стороны, потому что она обыкновенно ложилась рядом с ними. Процесс это был сложный, любые прикосновения или действия с телом могли отразиться в сознании кошмаром. Обычно, закинувшись, человек ложился в кровать. Артема же Вершик оставил на полу, на холодной плитке. Ему хотелось, чтобы художник запомнил этот вечер на всю оставшуюся жизнь.
Соне полагалось следить за Артемом, пока Вершик не вернется, и иногда поливать тело водой. Это должно было сделать переживания еще ярче.
Графин Соня давно поставила на стол, мучить Артема ей не хотелось. Вместо этого она пыталась понять по его движениям, что ему видится.
Дурак, надо было сбежать куда-нибудь. А вместо этого сам пришел, по первому зову. Наверное, надеялся, что ему все объяснят и окажется, что бояться нечего. Зря. Соня хорошо понимала, что обращается в первую очередь к самой себе. Артем в это мгновение ничего не слышал. Конечно, Соне было не плевать на Артема, потому что плевать на людей, даже из мира, было нельзя. К тому же вскоре ей самой предстояло жить в мире, а значит, надо было привыкать к обычным, ненастоящим, нехорошим чувствам. Вот только оставалась пара дел перед исходом в мир. Прощения у Бога Соня уже попросила. Теперь пора было попросить прощения у близких.
Телефон в кармане повибрировал, успокоился. Мишка сжалась в комок и попыталась заснуть, просто чтобы больше не думать. Из гостиной пахнуло шампанским и чем-то сладким.
Господи, успокой мысли и укроти страдание, дай передышку. Дай телу отдых, дай отдых вечной душе, дай отдых мне всей, целиком. Чтобы не болела голова, чтобы сердце перестало биться так часто и чтобы кожа перестала ходить мурашками. Выключи телефон.
Мишка задремала, закрыв лицо руками, и даже во сне чувствовала, как резко работает сердце и как на пол капают слезы. Пальцы сжимали виски, будто пытаясь вырвать глаза из черепа. Где-то совсем рядом раздался звон. Мишка сжалась сильнее, попыталась втянуть ноги, прячась от нестерпимого холода.
– Господи, прости меня, прости, прости, прости, – зашептала Мишка. Звон усилился. Завибрировал телефон. – Прости, прости, прости. – Мишка перекатилась по полу, попыталась заткнуть уши, спрятаться. Кто-то звонил в дверь снизу, с улицы. – Прости, прости… – Мишка попыталась подняться, упала, ударилась головой об пол и так и осталась лежать. – Прости… – В голове что-то разорвалось, и Мишка перестала слышать звон. Ее собственное дыхание будто растворилось. Если кто-то все еще звонил в дверь, Мишка больше этого не слышала – она снова впала в забытье.
Ее разбудила тишина. Не было дыхания. Не было стука сердца. Не было звона в ушах. Мишка поднялась с пола, подошла к двери, увидела мигающий значок возле трубки домофона.
– Кто там? – спросила Мишка. На той стороне что-то ответили. – Вас не слышно, – сказала Мишка. От злости она даже стукнула кулаком по стене. – Вас не слышно!
– Это Нина, – прошуршал домофон. – Нина Суворова, пожалуйста, пустите.
– Что? Сколько сейчас времени? – Мишка огляделась, увидела себя в зеркале, дернулась отвернуться.
– Пожалуйста, мне нужно с вами поговорить, – сказала Нина.
– Завтра, – сказала Мишка, чувствуя, что скоро снова упадет на пол.
– Нет. Прямо сейчас. – Нинин голос задрожал. – Я вам все расскажу, только пустите.
– Что расскажете? – спросила Мишка. Она все еще не понимала, с кем говорит.
– Про телефон, – сказала Нина, и Мишка вдруг поняла, что та сильно пьяна.
– Уходите, – сказала Мишка. – Я не буду с вами разговаривать.
– Пожа… – Нинин голос оборвался на середине слова. Из трубки донесся хрип, за которым последовали гудки.
Мишка бросила трубку, подошла к зеркалу, не узнала себя. Словно во сне она прошла в ванную, включила воду. Десять минут спустя она уже умылась и спускалась по лестнице, потому что ни о чем, кроме странного разговора, думать все равно не получалось. У двери с домофоном Мишка замерла, прислушиваясь. Снаружи не донеслось ни звука. Осторожно, готовясь отпрыгнуть в любой момент, Мишка нажала на кнопку в стене и открыла дверь.
На улице было темно, но подход к подъезду был освещен одиноким фонарем. На земле, сбоку, лежала какая-то черная куча. Мишка сделала осторожный шаг и увидела залитое кровью лицо Нины Суворовой. Почти сразу слева метнулась тень, но Мишка дернула на себя дверь, и что-то железное ударилось о створку, с противным звоном отскочило в темноту. Мишка рванулась вверх по лестнице, перепрыгивая ступеньки. Слезы на щеках совсем высохли, сердце выпрыгивало из груди. Мишка вкатилась в квартиру, захлопнула за собой дверь, повернула замок два раза до упора. Пора было звонить дяде Сереже.
Перед смертью Нина ничего не видела. Она все сделала правильно, как сказал Рим: если ей есть что рассказать, то нужно пойти к этой Мишке и все ей выложить.
Вот только адреса у Нины не было. И она решила ничего не говорить, а потом напилась и передумала. Подумаешь, брала телефон, ничего больше она не делала. Написала Арту, соврала, что Ивану нужен адрес Мишки, чтобы дать одному чуваку, который может пробить ее по полицейским базам данных. Арт прислал адрес. И откуда только он его знал?
Нина лежала под фонарем. Вокруг что-то шумело и переливалось. Наверное, это вершиковские ангелы приехали, чтобы забрать ее в рай. Если бы она была жива, то рассмеялась бы.
Мишка, уже давшая показания сначала прибывшему патрульному, а потом повторившая их дяде Сереже, сидела на кухне и пила молочный улун, уныло разглядывая выключенный экран телефона.
Дважды, пока она лежала на полу в прихожей, кто-то пытался до нее дозвониться. Мишка подозревала, что это была Нина, но для уверенности нужно было связаться с кем-то из ее друзей. Именно эту проблему Мишка и пыталась
