Красивая женщина умирает дважды - Анна и Сергей Литвиновы
– У погибшей москвички вроде бы в последние месяцы появились доходы. Довольно существенные. Тысяч сто в месяц, по моей оценке.
– На маслах такие деньжищи не заработать, – авторитетно сказал Василий, – тем более, когда ты на начальном уровне.
– А на чем можно?
– Знал бы – сам зарабатывал, – усмехнулся тот.
– Но раз вы решили привлекать в свою розничную сеть беременных, значит, и еще кто-то мог додуматься?
– Да дурацкая эта идея, ненадежные они люди. – Но вдруг задумался. Сказал неуверенно: —Хотя Люська мне говорила, да… К ней подходил однажды мужик. Тоже возле женской консультации. Предлагал подработку с достойной оплатой. Она вечно без денег, сперва загорелась. Но когда узнала, что делать нужно, – послала его.
– А что было нужно?!
– Она отказалась, значит, и говорить не о чем.
Журналист сурово сдвинул брови, и Василий вздохнул:
– Ох, дурак я, что вообще сказал! Теперь не отцепитесь. Ладно. Только узнали не от меня, иначе взовьется, и без того злится. «Закладки» оставлять ей предлагали. С наркотой. Беременность, я так понимаю, для этого дела неплохое прикрытие. Мы когда познакомились, – усмехнулся, – она на меня первым делом и наехала: «Ты, что ли, тоже драгдилер?» Пришлось доказывать, что не верблюд.
– Ничего себе! – заинтересовался журналист. – А когда это было?
– Мы с Люсей месяца три работаем. Значит, примерно осенью. В сентябре – октябре.
– Она не рассказывала, как этот человек выглядел? Еще что-то о нем?
– Да нет. Сказала только: «Типа тебя. Тоже деловой, на иномарке подкатил. Думал: раз беременная – значит, дура совсем».
У журналиста загорелись глаза:
– Но кто-то мог и согласиться!
– Мог, – кивнул Василий. – Беременным материально тяжело. А на закладках, несомненно, заработаешь больше, чем на маслах. Правда, и рискуешь очень многим.
* * *
Надя с Люсей больше на прогулки не ходили. Полуянов категорически настаивал: если без него, то только до ближайшего магазина и в светлое время суток. Митрофанова ворчала, обзывала сердечного друга перестраховщиком, но в целом почти радовалась: раз беспокоится – значит, она ему действительно дорога.
Всегда бойкая Люся после нападения на даче расхворалась. Малыш в животе скачет, как сумасшедший, у самой давление сто сорок, ноги отекли. Черемисина настаивала: надо в больницу, и там ждать родов. Но Люське медицинские учреждения еще хуже, чем тирания мамочки, поэтому от госпитализации написала решительный отказ. Обещала, что честно будет дома лежать.
Наде Черемисина после пережитого стресса тоже продлила больничный.
Так что она – как требовал Дима, в светлое время суток – перебиралась в Люсину квартиру (пешком всего два квартала) и подругу с удовольствием опекала.
Люсина маман (хотя родная дочка описывала ее истинным монстром) к Митрофановой благоволила и вообще оказалась довольно милой.
– Ты подлиза, – ворчала Люська, – специально с ней говоришь про всяких Верди-шмерди, Достоевских-хреневских!
Надя защищалась:
– Но я действительно очень люблю «Травиату»! И «Подростка» целых три раза читала!
На самом деле просто многолетний опыт работы в библиотеке сказывался. У них в зале добрая половина читательниц – типаж, как и Люсина мама. Одинокие, начитанные, целомудренные, требовательные к себе и к другим. Ясное дело, что Люся для матери сплошное разочарование. Пьянки, гулянки, мотоциклы, ребенок неизвестно от кого. Зато Надю женщина обожала, восклицала бестактно:
– Ах, почему ты не моя дочка!
– Смотри, подруга, – хохотала Люська, – квартиру у меня не отожми!
Митрофанова давно привыкла к ее шуточкам, так что не обижалась.
ПДР (то есть предполагаемая дата родов) у Люси стоял 14 февраля. Но сама она была уверена: наследник явится на свет раньше.
– А вдруг прямо четырнадцатого? В День всех влюбленных? – спорила Надя.
Люся в ответ усмехалась:
– Это вам бы с Димой подошло. А я – одинокая волчица. Да и чувствую: он готов. Раньше выберется. Ну и прекрасно. Мне надо в себя прийти до того момента, как снег сойдет. Куплю мотоцикл, буду гонять.
Сама Надя планировала заключать на роды контракт, но Люся этим не озаботилась:
– Еще чего, многие тыщи на ветер! Я на свой транспорт коплю. Рожу как-нибудь и бесплатно.
Но удивительное дело (или то гормоны чудили): всю беременность скакала, веселилась, вела себя, скорее, как парень-подросток. А чем ближе к часу икс, тем более женственным, мягким становилось лицо, исчезали порывистость, бойкость, даже словечек жаргонных поубавилось.
Седьмого февраля Надя пришла, как обычно, в десять.
– Валяется до сих пор, – сообщила в коридоре Люсина мама.
Но подругу Надя застала полностью одетой. Шарфик (чудеса!) обвязала вокруг горла.
– Ты куда собралась? – опешила.
– Да чувствую, – усмехнулась Люся, – завтра – все, капец.
– Схватки, что ли, начались? – испугалась Митрофанова.
– Неа. Наоборот, бодрость. Затишье перед бурей. Пойдем пошаримся? Хочу со свободной жизнью проститься.
Денек за окном отличный, солнечный, и на дорогах не скользко, но Надя все равно начала возражать:
– Куда тебе идти? Вдруг родишь по дороге?
– Не буду я сегодня рожать, сказала тебе! Мне сон был вещий, что завтра. Надо последний день в свое удовольствие пожить. Смотри, солнце какое! Хоть проветриться слегка. Не хочу я из одной тюрьмы сразу в другую!
– А куда мы пойдем?
– На каток.
– Спятила?
– Блин, да не кататься! Погуляем просто на ВДНХ, позырим. Кофейку напоследок дерябнем. И бастурмы хочу из армянского павильона.
Выглядела Люся, что правда, весьма прилично. Да и самой Наде прискучили домашние посиделки. Что такого, если сходят пройтись? А случись что – ВДНХ не Заболотье, «Скорая» мигом примчится.
Люсина мама, конечно, начала причитать, но Митрофанова смогла убедить: они недалеко, и пойдут очень медленно.
Димкин запрет помнила, но про самодеятельность снова решила ему не докладывать. Вообще смешно: что с ними может случиться в родных краях, на Выставке достижений народного хозяйства?
Когда шли от подъезда, вдруг показалось: кто-то смотрит в спину. Обернулась резко – увидела парня. Стоит боком, на них ноль внимания, тыкает увлеченно в телефон.
«Какая-то совсем я стала зашуганная», – рассердилась на себя Надя.
Взяла Люсю под руку и осторожно повела ее в сторону ВДНХ.
* * *
Полуянов на Савельева злился. Мог бы старинный друг с бо́льшим вниманием отнестись к нападению в Заболотье! Хотя бы опергруппу отправить на дачу Василия или экспертов поискать зацепки. Но полиция (даже лучшие ее представители) живет по принципу: «Когда убьют, тогда и приходите».
Димина идея, что серийный убийца все-таки существует, у Савельева тоже поддержки не нашла.
Павел Климентьев (Полуянов звонил
