Парадокс лося - Антти Туомайнен
– Я могу повторить.
– Не надо. То есть я имею в виду, что ты можешь повторить, и я с удовольствием послушаю еще раз, но я и так тебе верю. Это прекрасно сказано. И, честно говоря, было бы здорово, если бы мы еще немного поговорили о наших… отношениях.
Дрожь пробирает меня от живота до затылка. Я отчетливо помню: когда в прошлый раз мы говорили о наших отношениях, Лаура Хеланто сказала, что между нами все кончено. После этого мы, правда, целовались и договаривались о встречах, обсуждали хищение денег, к которому Лаура имела самое непосредственное отношение, и пришли к взаимопониманию по вопросу о том, как следует прятать труп, а также по другим вопросам деятельности Парка приключений. Я ничего не отвечаю.
– Так какими ты их видишь?
Проходит мгновение, прежде чем я осознаю, что имеется в виду.
– Наши отношения? – переспрашиваю я и в тот же момент ощущаю, что у меня пересохло во рту.
– Да. Ты сказал по телефону, что, возможно, хотел бы увеличить долю своего участия… нашего участия, то есть моего участия в твоей…
У меня под ногами наконец появляется твердая почва. Лаура Хеланто, пожалуй, не говорила бы этого, если бы не была готова к своего рода наступлению с моей стороны.
– По-моему, это дело можно представить в виде процентов на капитал, – решительно начинаю я, – и в виде процентов на проценты. То есть если начальные инвестиции принять за единицу, то через год у нас была бы единица плюс процент, а еще через год – единица плюс процент плюс процент на процент, и тогда на следующий за ним год…
– На следующий за ним год?..
– Да, – киваю я, – для примера, годовой процент…
– Я имею в виду, ты загадываешь на довольно далекую перспективу…
В глазах Лауры начинают мерцать синие и зеленые искорки, словно мелкие камешки на морском дне в солнечный день. Она действительно самый важный и красивый человек в моей жизни.
– Инвестиционный горизонт часто является решающим фактором, – говорю я. – Мне кажется, такого рода значительные инвестиции следует продумывать на максимально долгосрочную перспективу. Со своей стороны могу предложить подумать, скажем, о своего рода ипотеке на тридцать лет, разумеется с отрицательной ставкой, но чтобы при этом, помимо капитализации процентов по ипотеке, пропорционально увеличивался бы и первоначальный инвестиционный капитал. Когда я говорю, что хочу наращивать твое присутствие в своей жизни, я рассматриваю это в кумулятивном смысле, то есть имею в виду постепенное накапливание твоего присутствия.
Я говорю быстро. Потом что-то останавливает меня. Где-то глубоко внутри меня, словно из пустоты, рождается неприятное ощущение, и вдруг мое сознание заливает черной жижей. Я вспоминаю свои подозрения в мастерской у Лауры Хеланто. Что она и Юхани…
– Разумеется, все это ты слышала уже раньше…
Лаура Хеланто отрицательно мотает головой:
– Уверяю тебя, я никогда не слышала ничего подобного.
Мы смотрим друг на друга. Темная душная волна откатывает так же быстро, как появилась. Я точно не знаю, что это за чувство, оно живет внутри меня своей жизнью.
– Тридцать лет, – произносит Лаура Хеланто.
– Когда начальный капитал уже есть, а инвестиции рентабельны…
– Ты готов на такое?
– Я бы не стал выносить на обсуждение инвестиционный проект такого масштаба, если бы он не опирался на самые точные расчеты из тех, какие вообще возможны, – киваю я.
– Это означает… да?
Мне кажется, я выразился предельно ясно. Но для Лауры Хеланто я готов составить резюме своего предыдущего ответа.
– Инвестиционная среда просто не может быть более благоприятной, – говорю я. – Да.
Рука Лауры медленно приближается к моей, скользя по столу. Когда ее пальцы касаются моих, я чувствую, как из меня уходят не только вся боль и тяжесть, но и постоянный холод, преследующий меня после вчерашней поездки на озеро с ледяной водой.
– Да, – отвечает Лаура и сжимает мою руку.
Тепло разливается по всему моему телу. Я отвечаю на пожатие и собираюсь сказать, что одним из преимуществ так хорошо выбранного объекта долгосрочных инвестиций является то, что небольшие колебания номинальной стоимости не представляют существенной угрозы для общей доходности, но Лаура опять опережает меня:
– Ты взял с собой то, что я просила?
– Да, – отвечаю я.
Это второе «да», кажется, приводит Лауру Хеланто в не меньший восторг, чем первое.
– Хочу тебе кое-что показать, – говорит она.
Мы идем через предзимний, продуваемый ветром Хельсинки. Я все время поплотнее затягиваю свой шарф и уже не уверен, что сильнее – его согревающий эффект или удушающий. Мы выходим на небольшой мыс, Хиетаниеми, выдающийся в морской залив. За нашей спиной – кладбище и пляж.
Я ловлю себя на мысли, что сейчас, на пороге зимы, это место значительно понятнее: повсюду пустынно и тихо, а смерть распределена равномерно – деревья черные, камыш коричневый, население кладбища спокойное, а занятия его предсказуемы. Летом облик этого района, мягко говоря, весьма противоречив. Его заполняют снующие туда-сюда, полуодетые, блестящие от защитного солнечного крема, громкоголосые отдыхающие, в то время как постоянное население разлагается в земле и не нуждается в лосьонах и гремящей басами музыке. Первые и не подозревают, что в конце концов их ждет удел последних. Последние знают, что после захода солнца для них уже ничего не изменится. С июня по август летняя суета лишает этот мыс своего рода логики; оказываешься перед выбором: подыскать себе место на пляже или отправиться выбирать более спокойное пристанище на кладбище.
Я не говорю вслух о том, о чем думаю, да и не успел бы, потому что Лаура Хеланто открывает калитку в низкой ограде из сетки.
– Это важное для меня место, – говорит она. – Я прихожу сюда многие годы, зимой и летом. Я состою членом общества моржей, и сейчас ты мой гость. Каждый участник нашего клуба может приводить с собой одного гостя. Обычно получается так: когда я сюда кого-то привожу, этот человек потом тоже увлекается моржеванием.
Лаура Хеланто бросает на меня взгляд. Я начинаю догадываться, что мне предстоит. Вряд ли Лауре Хеланто приходила в голову мысль, что я уже вдоволь наморжевался, потому что накануне ночью топил труп в ледяной воде. Мы обходим сауну и идем вперед, мыс сужается. На самом краю стоит выкрашенный в белый цвет домик. Справа от него, похоже, расположился спуск к воде для купальщиков, он заканчивается лесенкой и перилами. У меня крепнет подозрение, что Лаура Хеланто решила показать мне изнутри ноябрьское, ледяное до посинения, бурное Балтийское море.
– Вместе! – говорит мне Лаура на лестнице. – Так веселее.
