Дело Марины Мнишек - Михаил Исаакович Роговой
— Никого пришивать я не собираюсь. Ты только постой на стреме, а я мигом обернусь, мне здесь дельце одно нужно…
— Понимаю, что дельце, — но это не ответ. Может быть, ты здесь кучу брильянтов возьмешь, а мне за весь риск десятку кинешь. Я не дурак и не враг себе… На стреме постоять — и у окна можно: из него вся улица видна, зато и тебя видеть буду.
— «Брильянты!..» Эх ты, голова садовая. Ну заходи, смотри.
Ушаков вслед за Сиро́той вошел в спальню. Здесь у дальней стены стояла металлическая кровать с нарядными никелированными шарами, рядом — столик с раскрытой книгой. У стены напротив кровати — небольшая полка с книгами. Кровать застелена белым накрахмаленным покрывалом, на окнах — беленькие занавески.
Вообще все в спальне блистало чистотой, аккуратно расставлено, если не считать опрокинутого стула.
— Брильянты! — пробурчал в ответ Сирота и стал откручивать крайний никелированный шар, украшавший кровать.
Шар сразу не поддался. Сирота чертыхнулся, достал из кармана носовой платок, обмотал им шар и снова попробовал открутить.
Ушаков отошел к окну, отодвинул наполовину занавеску и выглянул во двор. Обернулся к Сироте.
— Не поддается? Может, помочь?
— Не отвлекайся, сам управлюсь.
Шар поддался. Сирота поспешно отвернул его и заглянул внутрь кроватной стойки.
— Что ты там ищешь? — спросил Ушаков.
— Найду — сам увидишь, а нет — и тебе знать не нужно.
В стойке ничего не оказалось. Сирота досадливо крякнул и внимательно оглядел оставшиеся шары. «Черт их знает…» — пробурчал негромко.
Он подошел к соседней стойке и взялся за шар. Он обмотал его носовым платком и стал откручивать. Снова заглянул в открывшееся отверстие. Видно было, наверно, плохо, потому что Сирота сунул в отверстие два пальца.
— Ах, черт! — вскрикнул он.
— Что там?
— Именно, что ничего! Зазубрина, только пальцы порезал.
Сирота держал пальцы на весу, морщась от боли. Кровь капала на лежавшую на столике раскрытую книгу.
— Ах, проклятье!
Он прижал локтем книгу и левой рукой со злобой рванул из нее несколько страниц, стал промокать ими кровь.
— Не надо горячиться. Вырванные из книги страницы — улика!
— Ученого не учи… Все равно кровь на нее попала. С собой унесем. Шары вытрем — не учи ученого!
Сирота промокнул кровь и снова оглядел кровать.
— За какой теперь браться?
— Что дальше от окна.
Морщась от боли, Сирота отвернул еще один шар. Заглянул в отверстие — просиял.
— А-ага! — торжествующе прорычал он и сунул порезанные пальцы в отверстие. — Вот он!
— Паспорт? — разочарованно произнес Ушаков. — Только и всего?
— А ты что считал? — осклабился Сирота. — И правда «брильянты»?.. Да этот паспорт, может быть, для меня дороже всех брильянтов. Ура, Ушаков! Теперь все, комар носа не подточит! Теперь живу!..
Он держал паспорт в высоко поднятой руке. Паспорт был в затертой темно-синей обложке. Сирота приговаривал, ликуя: «Живу, живу!..» Он поперхнулся и растерянно замер, увидев стоящего в дверях Искакова.
— «Живешь, живешь…» — передразнил Искаков. — И вторую руку вверх, прошу!
Паспорт выпал из рук Сироты, он машинально нагнулся — поднять, и вдруг рванулся к окну. В руках у Сироты плясал пистолет.
Он выстрелил — раз, другой…
Но выстрелы эти были уже напрасны, пули отбили только штукатурку не потолке, потому что выстрелил Сирота, падая на пол, сбитый бросившимся ему под ноги Ушаковым.
Он попытался выстрелить еще раз, теперь в Ушакова, но Искаков перехватил его руку…
Полковник строго-настрого предупредил меня, что я не должна отлучаться из комнаты, должна ждать у окна завершения операции. Я видела, как они пересекли улицу и осторожно пробрались во двор. Волынский и следователь прокуратуры остались снаружи — у окон, а полковник, Пахомов и Митько вошли в дом. Я терпеливо ждала, потому что еще раньше дала себе слово — никакой самодеятельности. Но когда услышала один за другим два выстрела — сначала не поняла, что стреляют, но потом до меня вдруг дошло это, — я не могла дальше оставаться на месте: я знала, что стреляет Сирота, люди полковника не стреляют — они предупреждены, что преступник должен быть взят живым — и предполагала уже самое страшное!
Не помню, как оказалась внизу, как ворвалась в дом, вбежала в спальню… Я увидела сидящего посреди комнаты, на стуле, тяжело дышавшего Сироту, руки его были вытянуты и лежали на коленях, схваченные никелированными наручниками. Вокруг стояли, тоже тяжело дыша, полковник, Ушаков и Митько. Пахомов стоял у окна, прислонившись правым плечом к стене. Мне показалось, что Пахомов ранен.
— Иннокентий Петрович! Вы ранены? — закричала я.
— Где? — Пахомов удивленно оглядел себя. — Нет, кажется, нет… Чуточку только утомился. У-у, работа! — Пахомов вытер ладонью побледневший лоб. — Ну что, Сирота, немного отдышался? Можно задавать вопросы?
Сирота не ответил.
— Что ж, дыши-дыши, подождем.
Полковник держал в руках пистолет. Он разрядил его и положил на столик.
— Я вам обязан жизнью, — сказал он Ушакову. — Спасибо. (Значит, я не ошиблась в своих опасениях: они здесь подвергались смертельной опасности!).
— Мы, кажется, квиты, — ответил Ушаков. — Если бы не вы, тоже мог бы получить пулю! — Он невольно усмехнулся, опустил голову.
— Жалею… Жалею, что ты ее не получил! — злобно отозвался Сирота и рванулся. Митько осадил его за плечо.
— Полегче на поворотах, полегче…
Скулы у Сироты напряглись, прищуренные глаза были налиты кровью.
— Милиционера бросился спасать! — прохрипел он. — Шкура!
Он тяжело дышал.
Некоторое время в комнате слышно было только дыхание уставших мужчин.
— Думаешь, от решетки спасся? — снова заговорил Сирота. — Черта с два! Ты забыл, как сюда попал, в этот дом! Ты объясни им, как?
— Как он сюда попал — объяснить легко. Он был приглашен сюда мной и должен был дождаться меня. А вот вы как сюда попали, и кто вы такой? — В дверях спальни стояла Серафима Павловна — маленькая и растерянная. Валентина не заметила, как она появилась. Старушка огляделась. Глаза ее оживились: она узнала полковника и Пахомова.
— Что здесь происходит, я не пойму? Объясните мне, пожалуйста, — обратилась она к полковнику.
— Чтобы понимать, — усмехнулся Сирота, — надо жить на земле, а не на небе. Вы его пригласили — этого милого молодого человека, как же, рассказывал!.. На небе обитаете, гражданочка.
— Кто вы такой?.. Я вас не знаю! Почему вы со мной так разговариваете?
— Вы не знаете, да я вас знаю, — Сирота насмешливо хохотнул.
— Успокойтесь, Серафима Павловна. Присядьте, — пригласил полковник и пододвинул стул. — Этот человек забрался к вам в дом, а мы его здесь задержали.
— Он?.. Что ему было у меня нужно? Разве у меня есть
