Дом с семью головами - Тони Бранто
Он накинул пальто, обмотался шарфом в клетку и, перед тем как отправиться на поиски, бросил:
– Пусть возьмёт тёплые вещи! Будем играть!
Часы пробили четыре раза.
Патрик понёсся в комнату матери.
– Ма?
Барбара сидела на полу с бутылкой, её могучая спина подпирала кровать с мёртвым телом.
– Ты чего – наклюкалась?
Она медленно перевела на сына взгляд свинцовых глаз.
– Там психу плохо. Побежал прыгать. Доктор сказал, чтоб ты уколоть готовилась. И тёплые вещи захвати. Они будут играть.
Барбара не ответила, но быстро вышла из ступора. Набрала из ампулы в шприц, сбегала наверх и вернулась с вещами. Надела пальто. В прихожей подобрала керосиновую лампу.
С крыльца, куда она вышла, был виден прыгающий луч фонарика.
Далеко забежали. Едва доносились отзвуки криков.
Надо идти, у Барбары никогда не было сомнений по поводу подчинения приказам доктора. Слово «играть» в этой ситуации не показалось ей нелепым. Она уже привыкла, что «играть» здесь было синонимом слова «лечить».
Женщина сошла с крыльца, холодный ветер подхватил её жидкие волосы и полы пальто. Подняв ворот, она двинулась напролом во мглу, туда, где трепетала полоска света. Порывы ветра почти вырвали из её рук лампу – Барбара мысленно отвлеклась в тот момент.
Но быстро собралась. И, распахнув пальто навстречу ветру, бережно прикрыла фонарь полою.
4
Патрик закрылся в ванной на первом этаже – в комнате без окон. Он проверил за шторкой. Никого. Здесь было безопасно. Здесь он сможет переждать, пока вернётся доктор.
Он будет вспоминать хорошее, что угодно. Так доктор учил его успокаиваться. А если хорошее не припомнится, нужно повторять стихи. Сознание будет занято напряжением памяти, и облако страха постепенно растворится в работе мозга. Страх, меланхолия, депрессия – всё от безделья, говорил доктор.
Стихи не давались. Но в памяти сохранилась пара детских считалок.
Сейчас он повторит одну раз двадцать (а если понадобится, то сто), а после – попытается отворить дверь ванной и даже выйти…
– Раз – за смерть, два – за рождение, три – за ветер, четыре – за землю, пять – за огонь, шесть – за воду, семь – за веселье… – забормотал прилежно Патрик.
5
Карлсен начал с комнаты Майкла Джейкобса.
Это была самая просторная спальня в доме. Два больших окна вздрагивали под натиском непогоды. В камине чернели угли, тут и там стояли свечи.
У двуспальной кровати Карлсен зажёг ночник и подсветил картину. Она висела чётко посередине стены, однако в комнатных масштабах выглядела незначительно.
Натюрморт – цветы в вазе. Каждого цветка по одному. Все разных размеров. Художника молодой человек не знал, но посчитал, что это наверняка репродукция чего-то грандиозного. В правом нижнем углу – скромная О.
Карлсен разулся и залез на кровать, чтобы рассмотреть цветы.
В такой мазне, при таком свете задача представлялась сложной. Карлсен фыркнул от раздражения.
Их было чуть больше десяти, а может, их было двадцать. Непонятно.
Пион, роза и тюльпан угадывались довольно чётко. Остальное представляло плохо различимый ребус.
Вроде бы очертания ириса…
Ветка ландыша… или купены?
Это похоже на лилию…
Маттиола? Или гиацинт?
Крокус?
Лилия?..
Остальное, что так невнятно было обозначено лишь пятнами, могло быть чем угодно. Назови Ольга на игре любой цветок – попала бы в доктора. Вполне.
Нет, идея провальная, считал Карлсен.
И всё же – бегая в снегах, Томпсон, должно быть, уже глубоко погряз в неприятностях. Отступать было бессмысленно.
Адам Карлсен замёл следы, вышел из комнаты доктора и вошёл в ту, что была напротив. Включив свет, он на мгновение замер.
В кровати лежало накрытое тело Сары.
Карлсен повертел головой. Картина с заветной О в углу висела над комодом. Совсем небольшая, меньше, чем ваза с цветами. На ней был изображён крупным планом красный мак. Всё просто. Внутри Карлсена всё ликовало.
Молодой человек прошёл к кровати и приподнял покрывало.
Несколько раз он уже видел покойников. Ему показалось, что на лице Сары, несмотря на пребывание под водой, сохранилось выражение удивления. Она, скорее всего, успела заметить нападавшего, и это её удивило. Но как, если удар нанесли сзади?
Карлсена осенило в тот же миг.
«Она наклонилась над ванной, чтобы что-то достать, и увидела в воде отражение человека, занёсшего над ней гипсовую голову».
Что она хотела достать?
Карлсен вернул покрывало на место, потушил свет и тихо вышел.
6
Над пропастью разносилось:
– Господи, спаси и сохрани Британию!
У Томпсона кончались слова. Доктор не поспевал за ним, Томпсону приходилось направлять его голосом.
В какой-то момент Томпсон сбился и уже не различал, где мог начинаться обрыв. Он вообще в ту сторону бежал? Тьма завела его невесть куда.
Он решил, что дал Карлсену достаточно времени на разведку и можно было тормозить. Теперь его задачей было вернуться в дом не в качестве тяжелобольного.
Спустя пару минут Майкл Джейкобс нашарил фонариком сидящего в снегу Томпсона. Тот, обхватив колени, дрожал.
– Всё, что вы сказали, неправда. Я бы не стал убивать кого-то ради вас.
Голос доктора звучал спокойно, но одышка заставляла его речь прерываться.
– Это всё война, – глухо сказал Томпсон. – Тела, тела, тела… Их уносили, как с конвейера, на моих глазах. Мой приятель подорвался, когда ходил за водой… мы искали, но так и не нашли его…
– Прошу вас, встаньте. Вы можете сильно навредить себе.
Томпсон послушался.
– У вас уже бывало подобное?
– Случалось. Я не контролирую это.
– Говоря сухо, это называется помутнением.
Под хруст снега, пропадая и появляясь, в их сторону двигался огонёк. Слышался кашель.
– Мне страшно, док. Стыдно это произносить.
– Вы удивитесь, но мне тоже, – в ответ признался доктор Джейкобс. – С вашим появлением в доме начался ужас.
– Вы собираетесь меня уколоть?
Барбара уже подходила.
– Я не хочу засыпать, – тихо сказал Томпсон.
Доктор по-прежнему раздумывал. Между ними посвистывал ветер.
Раздался кашель, за ним – голос:
– Зря я впустила вас в дом, мистер Томпсон. Мне придётся принять меры.
Пальто распахнулось, в свете лампы блеснула игла.
– Как вы себя чувствуете, Барбара? – спросил доктор.
Женщина ответила:
– Какой-то маньяк убил мою дочь. Я не вправе складывать руки и ничего не делать, если вы об этом.
– Я не убивал вашу дочь, – произнёс Томпсон.
– Вы – психически нестабильны. Вы можете не помнить того, что совершили. Разве это не так, мистер Джейкобс?
Доктор молчал, Томпсон нахмурился.
У него было ощущение, что убили не дочь, а собаку Барбары.
Майкл Джейкобс умиротворяюще произнёс:
– Барбара, пациенту стало лучше. Мы поиграем.
По отданной команде Барбара сняла с себя пальто и передала его
