Сэм Льювеллин - Кровавый апельсин
В этот момент я почему-то подумал о Мэй. Бедная, несчастная моя Мэй! Чем же она так согрешила, что сначала в автомобильной катастрофе погибла ее мать, а теперь в ремонтном доке Шербура тонул отец?
Я снова вынырнул. На сей раз сознание почти прояснилось. Перед мысленным взором встали ворота дока, внутренняя сторона которых представляла решетку из тяжелых балок, по которым можно было взобраться.
Глянув вверх, я увидел эти ворота, возвышавшиеся надо мной, их край темнел на фоне звездного неба. И я поплыл к ним. Во время падения я повредил правое плечо, ударившись о балку. Но зато обнаружил ворота. Сейчас я на ощупь обследовал поверхность левой рукой. Вот и балка. Я уцепился за нее. Колени мои дрожали. Сердце гулко колотилось, и я подумал, что вены на лбу вот-вот лопнут.
Я медленно перевел дыхание. Боль в плече стала затихать, а мысли проясняться.
Это был ремонтный док. Здесь где-то должны были быть ступеньки для рабочих. Все, что я в состоянии теперь сделать, — это найти несколько этих ступенек и по ним выбраться отсюда. Да, действовать надо именно так.
В противном случае тот, кто толкнул меня сюда, будет торжествовать.
Я откинулся назад, ища вверху просветы между бортами корабля, стоящего в доке, и набережной. Ничто не шелохнулось в тишине, только звезды напоминали глаза, далекие и пустые. Я чувствовал, что это не единственные глаза здесь, поэтому решил: надо передохнуть. Притвориться идиотом. Медленно и как можно более осторожно я прокрался позади одной из балок. А выбравшись из воды, сразу замерз и отчетливо слышал, как падали капли с моей одежды, гулко отражаясь эхом от неприступных стен дока.
Где-то наверху хлопнула дверь. Звук этот заставил мое сердце опять громко застучать. Подобное могло означать, что либо ушел тот, кто втащил и сбросил меня в этот док, либо здесь есть кто-то еще... Таким образом, главная угроза была, по меньшей мере, за той дверью. Если, конечно, не появилось каких-то других свидетелей. Хотя, когда вас кто-то втаскивает в полночь в ремонтный док, в любом случае присутствие свидетеля несомненно.
Я вышел из-за моей балки и начал медленно боком продвигаться вперед к воротам дока.
Боль в плече почти успокоилась, и только время от времени оно подергивалось. Ворота оказались огромными. Задержав дыхание, я продолжал двигаться по краю балки. А когда снова услышал этот звук, то понял, что это такое и чего я не мог объяснить себе сразу.
Хлопнувшая дверь могла быть дверью центральной каюты управления. Пожалуй, подобный звук вы больше чувствуете, чем слышите: вибрация высокой частоты, сопровождаемая предательским грохотом. Когда же я взглянул через плечо, то уже знал, что увижу.
Залитая лунным светом поверхность воды в доке не была больше ровной и спокойной. На ней вскипали огромные пузыри. Как я и предполагал, полоска воды между стеной дока и бортом корабля превратилась в бурную реку, которая начала заполнять все пространство вокруг. Будто кто-то вытащил огромную пробку из отверстия ванны. Я почувствовал, как опять бешено заколотилось мое сердце.
У меня совсем не оставалось времени — ведь я не мог дожидаться, пока вода поднимется от моих голеней к коленям. Я взглянул вверх, но все, что я увидел там, — это выступ следующей балки. Скользкие бревна ворот не оставляли надежды на спасение. Ближайшая лестница, если она существует, находится не менее чем в тридцати футах справа от меня.
Вода между тем достигала уже пояса. Я передвигался маленькими осторожными боковыми шажками, чтобы удержаться на месте. И знал, что это еще не конец.
Течение окончательно взбесилось. Я оступился, и вода швырнула меня в кипящий чан дока.
Шлюзы по площади имели, должно быть, десять квадратных футов. Когда они были открыты целиком, вода из них вырывалась с напором, подобным напору воды в проливе Ла-Манш. Но вода текла не горизонтально, она била вверх по вертикали, образуя многочисленные завихрения и водовороты. Несмотря на мой солидный вес, меня потащило, как щепку, швыряя и переворачивая по пути. Я ударялся обо что-то твердое и не мог понять, обо что.
Это было все равно что бороться вслепую с одним из участников матча боксеров-тяжеловесов. В моих глазах стоял темный красный туман, а рот был полон соленой воды. Удары, которые я выдержал, толкали меня все дальше и дальше, в конец темного, покрытого рябью туннеля, по которому я скатывался вниз. На сей раз я ощутил новый удар в лицо, более сильный, чем любой из всех предыдущих. Инстинктивно подняв руки, чтобы защитить глаза, я наткнулся на бревно. Известное изречение о том, что утопающий хватается за соломинку, я проверил на практике и теперь хорошо знаю, что человек, избитый до полусмерти в ремонтном доке, будет хвататься даже за бревно девять на девять. Я и схватился за него руками и ногами, стиснул, как самый пылкий любовник. И тут только заметил вдруг, что дышу уже без труда, а мои плечи и голова находятся над водой.
Правда, я никак не мог понять, почему вокруг стоит такая кромешная тьма. Конечно, это можно было бы объяснить и моим полуобморочным состоянием. Но, прильнув к столбу, я начал приходить в себя.
А вода все прибывала. Когда она дошла мне до горла, я решил попытаться подняться по столбу. Мне это удалось, но было ясно, что бесконечно такое продолжаться не может. У меня уже окоченели руки и ноги, и я наконец понял, почему вокруг такая темнота: подпорка, к которой я словно прилип, удерживала ремонтируемый корабль в вертикальном положении, и вместо неба я видел острую скулу дна корабля.
Я надеялся, что место, которым подпорка касается борта корабля, находится выше ватерлинии. Но это было не так.
Вода продолжала прибывать, а я — карабкаться вверх по бревну. Через пять минут моя голова ударилась о металл. Я добрался до его конца. Вода все поднималась.
Я отпустил стояк, и вода тотчас обступила меня. Правда, теперь она почему-то казалась мягче, нежнее. Я плыл, неуклюже двигая руками и ногами, и достаточно ее наглотался. Огромные бревна теснились вокруг меня. Я снова было попытался прицепиться к одному из них, но почувствовал удар: на этот раз защемило пальцы. Эта боль в длинной череде моих страданий показалась уже несильной и не вызвала даже слез. Большие мучения вызывала морская вода, попадая в мою ободранную глотку.
Вода теперь и в самом деле успокоилась. Даже стены дока стали казаться ниже. Я долго думал почему. Наконец до меня дошло: уровень воды поднялся и сравнялся с уровнем воды снаружи. Это означало, что...
Я оглянулся. Позади меня возвышалась темная неразличимая стена корабля. Она сливалась с темнотой усыпанного звездами неба. Корабль держался на плаву, и подпорками ему служили бревна в доке.
Именно то, что док оказался буквально запружен ими, помогло мне. — Так как течение теперь совсем ослабло, я мог плыть в сторону и обогнуть скользкий бетон, чтобы найти наконец то, что я искал, — лестницу, ее железные ступени, проложенные в стенной щели. Мое плечо дало о себе знать, едва я прикоснулся рукой к первой ступеньке. Потом я начал взбираться.
Думаю, ступенек было не более десяти. Но мне показалось — не менее десяти тысяч. В конце концов я приноровился к определенному ритму движения. Больная рука вверх — чтобы схватиться. Здоровая рука вверх — к следующей ступеньке. Правая нога вверх. Левая нога вверх...
Вода ручьями стекала с моей одежды. Лило из носа. Наверное, это была кровь. Но я выбрался из пучины! Видел отражение тусклого серого света луны на бетоне и усмехался этому зрелищу: я был так рад видеть все это, что, если бы у меня были силы, я бы стал лизать лунный свет, как собака.
Остались еще три ступеньки. Две. Теперь я страдал от боли в плече, боли, как от раскаленного железа, прикоснувшегося к телу. Оставалась одна ступенька. Я подтащил себя вверх, приподнял голову и плечи над краем дока. Передо мной маячили два темных столба. Сердце упало, когда я понял, что это такое.
Ноги!.. Одна из них поднялась в воздух. И я почувствовал удар в висок. Ноги мои выпрямились, а руки ослабли. Кровь зашумела в голове, и я опрокинулся назад. Падая, я услышал крик, мало напоминающий человеческий, скорее это был предсмертный рев обреченного животного. Сегодня я уже слышал его... Голос Джона Доусона. Сейчас это был мой собственный голос.
Глава 18
Было холодно и черно, будто все кануло в вечность. Что-то опять затекало в рот, нос, попадало в гортань. Горький привкус вызывал острую боль в горле. Сколько это продолжалось? Год? Два? Все стало настолько далеким, что не имело больше никакого значения. Огромный круглый ноль, где не было понятий «вверх», «вниз», «есть» или «было», понятия «что-нибудь»... Вот что я ощущал. Казалось, мир вокруг погружался во всепоглощающий сон.
Сон...
Кто-то издалека, пожалуй в нескольких милях от меня, стал бить палочками по барабану. Звук был довольно слабый, но все равно действовал на нервы. Каждый удар причинял боль и невыносимое страдание, унося меня в неведомую даль из этой прекрасной, спокойной черноты пучины, где я уже ощущал себя так хорошо и спокойно.
