Яна Розова - Проклятие Вероники
…Узнав, что Джон ранен, да притом из ружья, Авдей поначалу испугался, что он умрет, но когда понял, что жить Джон будет – разозлился. Отчасти немного и на себя, ведь Джон недаром спрашивал об авдеевом родственнике, капитане дальнего плавания. Нужно было сообразить, с чего это Клык интересуется родственником, а потом – запретить ему делать глупости! Дурило и сам Авдей, и друг у него тоже недалеко уехал…
Больше месяца Авдей сердился и кипятился, а вылить виновнику переживаний на голову накопившиеся эмоции не мог, все жалел идиота. Джон был просто как труп. Лежит, молчит, не стонет, не жалуется. Продолжалось так довольно долго, пожалуй, до середины июля. Клык немного повеселел, когда смог самостоятельно передвигаться.
Авдей часто ездил к другу в дом Катерины, они даже немного сдружились на почве общей заботы о Джоне. И Авдей слегка замечтался, что было бы здорово, если бы Джон вдруг взял и остался бы с ней. Ну и что, что они не молодые люди! Да плевать! У Авдея есть дядя, брат отца. Он в Хабаровске живет. Так вот, мужик в первый раз женился в девятнадцать лет и двадцать лет с женой маялся – она стервозная была, хамка редкая! А в сорок три он встретил женщину, примерно своего возраста, в разводе. Школьную учительницу. И у них случилась любовь. Детей они не завели – решили, что поздно, но счастливы же!
А Авдей всегда считал, что у мужчины должен быть тыл. Мужику семья еще больше, чем женщине нужна. Если женщина сама живет, то она найдет, чем жизнь себе заполнить – ребенка родит, за родителями станет присматривать или вот вам современное решение: бизнес какой-нибудь себе заведет. Они редко спиваются, не опускаются, не превращаются в забулдыг, никому не нужных. Разве что иногда здорово толстеют и становятся прилипчиво болтливыми, как тетка Лариски, пятидесятилетняя бухгалтерша из Астрахани.
У мужиков все иначе – чуть он один остался, и тут же его понесло во все стороны! Какие-то хмыри с ним рядом крутятся, шлюхи пристают. А потом он уже бомж и спит в снегу, пьяный. Следом – воспаление легких, и цирроз обязательно, и все, что там еще у бедных мужиков от такой вот вольной жизни бывает…
Джон, конечно, исключение из этого правила. Чего только стоят его Великие правила свободного секса! Разработав их однажды, и применяя регулярно, Джон, что называется, выходит сухим из воды. Он умеет быть свободным, он сумел так организовать свою жизнь, что, сделав ставку на свободу, получает от этого только удовольствие. Никуда не скатывается. Никакого цирроза.
А только пуля в брюшной полости.
Об этой пуле Авдей вовремя позаботился. Узнав, что Джон ранен из огнестрельного оружия, Авдей приехал в военный госпиталь, где шла операция, и взял у хирурга вынутую из Джона пулю. Ее он отвез эксперту, которому не так давно починил в хлам разбитую “Ауди”. Эксперт осмотрел кусок свинца и дал заключение: охотничье нарезное оружие. Скорее всего, “Сайга”.
Проверить, по базе эту “Сайгу” и выдать имя владельца не представлялось возможным. Еще год назад владелец ружья умер, а родственники отчитались милиции, что “Сайгу” украли.
В самом начале сентября Джон позвонил и сказал, что приедет за “Козлом”. Он и появился вскоре. Привез пива, сказал, что ему уже можно. Авдей знал, что ранение оказалось серьезнее, чем думали – пуля самым бесцеремонным образом продырявила потроха Клыка. Доктор сказал, что пять дырок в кишках Джона залатали и чудом спасли печень.
Теперь он сидел в офисе Авдея, под постером Helloween и наслаждался пивом. А чуть не умер, бродяга! И чтобы скрыть вдруг вспыхнувшее ощущение счастья, Авдей сердито произнес:
– Ничего сказать не хочешь?
– Спасибо за “Козла”, – вежливо сказал Клык, корча из себя хорошего мальчика.
– Хватит уже выёживаться! – завопил Авдей. – Понимаю, из-за бабы ты пострадал, а при Катерине говорить это не хотел. Но тут нет Катерины. Что у тебя произошло? Почему в тебя, дурака, из “Сайги” стреляли?
– Все-таки, из “Сайги”?
А, поймав злой взгляд друга, Джон сделал глоток пива и начал говорить.
Дослушав его удивительную повесть, Авдей даже растерялся. Поверить, что Клык мог стать жертвой цыганских разводов он не мог, а как иначе объяснить дела и поступки Джона – не знал. Друг стоял на своем: он пережил самое настоящее помутнение разума, причину ему назвать не мог, ибо его чувство к Веронике не было любовью. В том, что натворил, тем не менее, раскаивается только частично. А поучения Джона – о чем ты думал? да как ты мог? – он слушать не собирался.
– И, кстати, мне Вероника внушила любовь, а остальным могла внушить и смерть. Доказательств тому нет, я просто так чувствую.
…Дома, осилив невероятного размера порцию голубцов, Авдей откинулся на кухонном диванчике и резюмировал:
– Лариска, нам его точно женить надо!
* * *“Гродинскими самоубийцами” Авдей теперь очень заинтересовался. Несправедливость в любом своем проявлении выводила его из себя и бесила невероятно. Он считал, что идея Катерины – поднять волну в обществе с тем, чтобы и общественность, и милиция обратила внимание на странные происшествия – правильная. Дело странное и сложное. Как объяснить методы, которыми пользовались те, кто вынуждал жертв накладывать на себя руки? Об этом он с Катей говорил осторожно, боясь выболтать, что одним из пострадавших был Джон Клыков. Пусть его случай со стороны казался явлением совсем иного порядка, но раз Джон считает, что поддался той же силе, что и гродинские самоубийцы, то так оно и есть.
Но это же мистика какая-то и все! Как доказать состав преступления? Какая, вообще, тут нужна экспертиза – психиатрическая? А, может, лучше сразу агента Молдера позвать?
Несмотря свои сомнения, Авдей решил немного посодействовать “расследованию” Катерины. Обратился к кое-каким своим знакомым в органах, а те обратились еще к кому-то, и через неделю пришли сведения, что за последние два года в Гродине уже около десяти человек среднего возраста и достатка отошли в мир иной собственными усилиями. Резали вены, прыгали с крыш, травились в гаражах, принимали килограммами транквилизаторы и стрелялись.
В числе этих десяти были и Ксения Овсянникова, и Артем Шульгин, и Эльвира Гайворонская, и Геннадий Горемыкин, и Валерий Гордеев. То есть, половина всех случаев.
Интересно, что с весны этого года самоубийства такого рода прекратились. Был один случай в мае, но выяснилось, что повесился несчастный с диагнозом шизофрения. Причем это у него была третья такая попытка. В периоды ремиссии, тридцатилетний мужик работал в банке, имел хорошую зарплату. Он был женат, воспитывал двоих детей, жил с родителями жены. Кстати, устраиваясь на работу в банк, бедняга скрыл, что болен. Подделал справку, словом, смухлевал.
Пропали после его смерти деньги или нет, никто не выяснял. Но вряд ли деньги у него скапливались – семья бы того не допустила. Авдей и Катя решили, что шизофреник не вписывается в схему.
Помимо “гродинских самоубийц” Катерину попросила узнать еще кое-что. Ей нужна была информация о смертях детей в городе, случившихся в последние полгода. Интересовали Катерину аварии и несчастные случаи. Авдей попросил знакомых провентилировать и этот вопрос. Оказалось, что, к счастью, дети в Гродине гибли редко. За последние полгода случаев было всего семь случаев. Двое новорожденных, которых добрые мамсики кинули после родов в мусорные контейнеры. Трое школьников сбиты машинами – виновные уже обнаружены и наказаны. Девочку ударил ножом старший брат, она умерла. Малыш провалился в канализационный люк по недосмотру матери, есть свидетели. Все.
Катя попросила уточнить, а были ли загадочные случаи? Но таких сведений зафиксировано не было. С детьми все строго, несчастье с ребенком не скроешь. Шульгина задумалась.
А однажды вечером, сидя за кухонным столом в доме Кати, Авдей с Лилей Семеновной слегка поспорили. Потом, конечно, помирились, извинились и все прочее, даже выпили вместе “Мартини”, предложенный Катериной, которая в их разборки не стала ввязываться.
А сцепились по такому поводу. Катя снова заговорила о самом странном в их теории “гродинских самоубийств”:
– Все наши жертвы покончили с собой, их совершенно точно никто не убивал. И я снова думаю – каким методом можно довести человека до самоубийства?
– Все можно, детка, – ответила ей Лиля Семеновна философски. – Все можно, – повторила она. – У нас в университете был такой случай: двадцатилетний студент повесился. Стали разбираться и выяснили, что в течение двух месяцев над ним издевался ассистент кафедры высшей математики. Даже не преподаватель, который может пару на экзамене влепить, а ассистент!
– Ерунда, – заявил Авдей. – невозможно человека довести до самоубийства. Студент просто был хлюпик и еще молодой, а мы говорим о нормальных взрослых людях.
– Не ерунда! – возразила Лиля Семеновна резко.
– Тише, – попросила Катя, – Джон спит в гостиной.
