Марина Серова - Все о мужских грехах
Ия появилась минут через десять, но какая! Это был уже совершенно другой человек! Она сняла не только черный костюм с косынкой, но и стоптанные ботинки с рваными чулками. Пышные волосы были собраны в узел на затылке, на ногах были старенькие и давно вышедшие из моды, но светлые туфли. Мой костюм цвета чайной розы выгодно оттенял ее смуглую кожу, а то, что юбка и рукава оказались немного длинноваты, было нестрашно. Но главное — выражение лица! Оно было спокойным и решительным, подбородок — гордо поднят, а глаза горели от радости. И тут я поняла, какая она красавица! Если уж она сейчас так выглядит, то в молодости была чудо как хороша! В руках она несла сделанный из большого черного платка узел, что не оставляло сомнений в ее намерениях уйти навсегда из этого дома. Господи! Для нее в этом доме даже сумки не нашлось! При виде ее женщины на минуту остолбенели, а потом начали что-то гневно говорить. Одна из них двинулась было к Ие, но я тут же встала у нее на пути и четко и внятно сказала:
— Не подходи!
Тут с веранды донесся гневный голос старухи, и Ия ей что-то ответила, но я, разобрав только слова «Лекоба» и «Рица», поняла, о чем она говорила. После этого все женщины потрясенно замолчали, одна лишь старуха что-то крикнула нам вслед, и Ия, горько усмехнувшись, сказала мне:
— Бабушка сказать, я плохая женщина.
— Не обращайте внимания! — подбодрила я ее. — Это теперь навсегда ваше прошлое, и не стоит на него оглядываться!
Мы с ней спокойно дошли до машины, сели и поехали. В милиции мы сразу прошли в кабинет, где Игорь Олегович, увидев ее, спросил меня:
— Это кто?
— Ия Ковба, — ответила я.
— Ия?! — потрясенно воскликнул он, вытаращившись на нее. — Не узнал! Богатой будешь! — сказал он ей, и она, покраснев, опустила глаза.
Я усадила Ию за один стол, а ее сына за другой, чтобы он не мешал матери, вернулась к Игорю Олеговичу и спросила:
— У вас есть какая-нибудь девушка, которая хорошо знает и абхазский, и русский?
— Конечно! — удивился он. — Марина!
— Тогда позовите ее, и Ия продиктует ей свои показания.
Игорь Олегович вышел и вскоре вернулся с женщиной лет сорока, которая сразу же села за стол и о чем-то тихо заговорила с Ией, а потом начала писать. Поняв, что все хорошо, я вышла в коридор покурить и увидела около окна Сергея, который стоял там с недовольным видом.
— Ты чего? — спросила я, подойдя.
— Думаете, приятно шлюх возить, — буркнул он, не глядя на меня. — Я понимаю, что это вам для дела надо, но все равно… — и он махнул рукой.
— Ну уж от тебя я такого не ожидала! — укоризненно сказала я. — А ты сам можешь быть уверен, что ни с одной из женщин твоей семьи это не произойдет?
— Никогда! — решительно ответил он.
— Ой, не зарекайся! — покачала я головой. — Есть на свете такое чувство, как любовь, и ничего ты с ним не поделаешь! Смотри, влюбишься сам в какую-нибудь девушку, а твои или ее родители против будут! Как тогда жить станешь? С нелюбимой, которую тебе родители выберут?
— Так всегда было и будет! — твердо заявил он.
— Ладно! — махнув рукой, сказала я. — В конце концов, это ваш монастырь! — И, достав телефон, позвонила Лекобе. — Андрей Павлович! Это Иванова. У меня уже почти все готово, и я хочу узнать, когда машина на Рицу пойдет.
— Уже скоро, так что пусть подождет немного ваша подопечная, а я сейчас к вам сам заеду — интересно мне посмотреть, как у вас там дела, — ответил он.
— А заодно и на мою протеже? — усмехнулась я.
— Нет, уважаемая, это не для меня, — рассмеялся он и объяснил: — Мне с нотариусом кое о чем поговорить надо.
Я вернулась в кабинет и увидела, что Ия уже все продиктовала и теперь сидит рядом с сыном, веселая и счастливая, вся в предвкушении совершенно новой, свободной, неизвестной ей доселе жизни. Я же подошла к Игорю Олеговичу, который, оторвавшись от заявления Ии, сказал мне:
— Эх, жаль, что Зайцев не в Абхазии! С каким бы удовольствием я его посадил!
— А если к этому приплюсовать еще и убийство Галины Фроловой… — начала было я, но он перебил меня:
— Сестры Павла Сухумского? Так это он ее убил?
— Да! — подтвердила я. — Сейчас пуля с этого убийства на экспертизе в Волгограде — там Зайцев в Ванду стрелял. Правда, кроме твердой уверенности в том, что это был именно он, других доказательств у меня нет, но…
— А для Павла и этого больше чем достаточно, — криво усмехнулся Игорь Олегович. — Если результат будет положительный, то Зайцеву не жить!
— Я тоже в этом уверена, — кивнула я, а про себя подумала: «Раз нельзя посадить Зайцева по правилам, то придется играть без правил! И пусть отморозок Фролов послужит орудием возмездия для этого подонка и воздаст ему по заслугам!»
Игорь Олегович собрался мне что-то сказать, но тут зазвонил мой сотовый, и я, извинившись, отошла в сторону — это был Кирьянов.
— Ну, Татьяна, пляши! — торжествующим тоном заявил он.
— Считай, что я здесь уже колесом хожу, — хмыкнула я и спросила: — Что? Ответ из Аральска пришел?
— Точно! Вагнеры оттуда в 92-м уехали в Германию, а потом написали соседям и попросили, чтобы они, если вдруг Клара напишет или позвонит, дали ей их адрес — связь-то с Абхазией была потеряна.
— Ну вот! А Стадницкие собирались к ним в Казахстан выезжать! — сказала я и, открыв органайзер на чистой странице, попросила: — Давай их адрес в Германии! Я уже знаю, что это Гамбург…
— Какой Гамбург? — удивился Киря. — Они во Франкфурте-на-Майне живут!
— Во Франкфурте? — в свою очередь, удивилась я. — Стадницких искал брат Клары Иоганн, который приехал из Гамбурга!
— Я тебе еще раз повторяю, — теряя терпение, рявкнул Володя. — Вся семья… Понимаешь? Вся семья живет вместе во Франкфурте-на-Майне!
— Вот так! — только и смогла сказать я и попросила: — Диктуй, я пишу! — а потом спросила: — По поводу Зайцева какие-нибудь новости есть?
— Ничего! — недовольным тоном буркнул Кирьянов и, сказав: — Ну, бывай, подруга! — положил трубку.
Я стояла дура дурой и ничего уже не понимала. Кто же мог так старательно искать Стадницких, что даже в Сухуми приехал? Кто, если не родной брат? От этих размышлений меня оторвал голос Лекобы, который, войдя, обеспокоенно спросил у меня:
— У вас все в порядке, уважаемая? А то у вас такой расстроенный вид!
— Да-да, Андрей Павлович! Все нормально! — тряхнув головой, ответила я и, кивая в сторону Ии, сказала: — Вот эта женщина! — Ия, увидев, что мы на нее смотрим, встала и низко поклонилась Лекобе. — А рядом ее сын, — дополнила я.
— Это тот, который незаконнорожденный? — уточнил он.
— Да, — подтвердила я.
И тут Ия сказала что-то сыну, он встал и тоже поклонился Андрею Павловичу.
— Красивый мальчик, правда? Его Арчил зовут. Сразу видно, что зачат в большой любви, — сказала я, повернувшись к Лекобе.
Мама родная! У него был такой вид, что он вот-вот грохнется в обморок! Лекоба не отрываясь смотрел на мальчика, а потом направился к нему и его матери. Я удивленно смотрела на все это, ничего не понимая. Андрей Павлович что-то спросил у Ии, и она ему ответила, но ее ответ его, видимо, не удовлетворил, потому что он, повысив голос, стал возбужденно говорить, на что перепуганная насмерть Ия сначала отвечала дрожащими губами, а потом, закрыв лицо, отбежала от Лекобы и забилась в угол, где разрыдалась. Мальчик, ни минуты не колеблясь, выхватил из кармана обыкновенный кухонный нож и, сжав его в руке, подбежал к матери и встал между ней и Андреем Павловичем, глядя на него с недетской ненавистью.
— Какого черта?! — зашипела я, как змея, на Лекобу, который стоял красный, потный и явно разгневанный тем, что кто-то осмелился ему перечить. — Что вам от нее надо?! Вы понимаете, в какое положение вы меня поставили?! Я обещала ей счастье и свободу! Работу и достойную жизнь! Она ушла из своего дома, чтобы не возвращаться туда больше никогда! А что теперь? Вы понимаете, что она не может туда вернуться?! Какого черта вы к ней привязались?!
— Я одно хочу знать, кто отец ее ребенка, — при виде меня он немного остыл и перестал тяжело дышать.
— Его звали Григорий, и он не успел на ней жениться, — ответила я.
— Неправда! — замотал он головой. — Это не Григорий!
— Да какое вам дело до того, кто он?! — взвилась я. — Что это меняет?
— Все меняет, дорогая! Все! Скажи мне, кто это? — настаивал он. — Я же вижу, ты знаешь! Имя! Имя назови! — он уже не требовал — он умолял, не замечая того, что перешел со мной на «ты».
Немного подумав, я сказала:
— Дайте мне слово, что ничего не изменится! Что Ия уедет отсюда и получит работу, которую вы обещали! И что вы не выгоните ее оттуда, едва я отсюда уеду! Я здесь попрошу кое-кого за ней присмотреть, и если что-то случится, то обещаю вам, что ваш брат вылетит из Тарасова, обгоняя собственный визг! Я ясно выразилась?
