Фридрих Незнанский - Абонент недоступен
– Вот это именно и есть их забота. Выпустить из страны революционное изобретение – это выше их сил. Вспомни академика Сахарова.
– Нет, я действительно ничего не понимаю, – сокрушался Гордеев. – Ну тогда пускай дадут парню все необходимое, пусть делает себе на здоровье все, что ему заблагорассудится.
– Это в советское время, может быть, с ним именно так и поступили бы. Посадили бы в каком-нибудь почтовом ящике, где-нибудь в Челябинске-124, и качали бы из него все необходимое, а потом продавали патенты в Японию или в Штатушки. А сейчас рассвет частной собственности. Федька теперь может сам своими патентами распоряжаться, как ему заблагорассудится. Но только знаешь какие деньги он за свой квазисмеллер получит, если его начнут производить по всему миру? Миллионы, а то и миллиарды. Ведь каждому в своем доме хочется иметь запах вечной весны.
– Но и пусть себе получает на здоровье, – сказал Гордеев.
– Это ты так думаешь. А те, кто имеет рычаги власти, думают несколько иначе. Они ему говорят: ладно, ты продаешь свой патент на Запад, мы не против, у нас для производства этих штук все равно не хватает промышленных мощностей, мы тебе даже поможем это сделать, то есть продать, на высоком профессиональном уровне, но только и ты тоже должен пойти нам навстречу. А «пойти навстречу» – означает ни много ни мало девяносто девять и девять десятых процента от общего сбора. У Федьки же свои представления на этот счет, сам догадываешься, какие.
– Замкнутый круг какой-то, – проговорил Гордеев. – Получается, Федор невыездной, что ли?
– Именно! – ответил Алик. – Как в лучшие времена эпохи развитого социализма. Мы все невыездные.
– И ты?
– И я, и Костя. Нам просто в ОВИРе не выдают загранпаспортов и все время находят массу причин – то этой бумажки нет, то другой. Ко мне у них одна и та же стабильная придирка, мол, у вас в военном билете не проставлена группа крови. Я иду в военкомат, говорю, проставьте мне группу крови. А они мне отвечают, ее надо было ставить еще на приписной комиссии. Я говорю, так проставьте сейчас. А они мне – мы вам что, не русским языком говорим? Ее ставит приписная комиссия, а у вас уже военный билет на руках, до свидания. И так далее.
– Блин, абсурд какой-то, – сквозь зубы резюмировал Денис.
– И никакой не абсурд, – отозвался Алик. – Нормальная постсоветская действительность. Ты еще абсурда не видел.
Утром в камеру к Проскурцу вошел надзиратель-контролер и сухо сказал:
– К вам адвокат.
Виталий Федорович отправился вместе с контролером в следственный корпус, так и не решив, радует его этот визит или, наоборот, огорчает. Скорее – ни то и ни другое. Точнее сказать, ничего. Ничего, кроме пустоты.
– Вы знали, что Федотов – сотрудник спецслужб? – первым делом бухнул Гордеев, когда Проскурца завели в кабинет.
Проскурец подпер голову рукой, уставившись в поверхность стола.
– Неужели правда? – спросил он тихим голосом.
– Чистейшая.
– Даже не догадывался. – И, повысив тон, добавил: – Нет, я и представить себе ничего подобного не мог.
– Не надо волноваться, Виталий Федорович, – поспешил успокоить Гордеев. – Вашей вины здесь нет. Это его работа.
– Выходит, он был внедрен в компанию?
– Выходит.
– Боже, да ведь я же сам его брал на работу. Ловко же они нас окрутили. И какова его задача?
– Это я пытаюсь выяснить совместно с частным детективом, которого нашла Лена Волкова. На самом деле задач у Федотова может быть множество. Однако в одном я уверен на все сто процентов – обнаружить себя никак не входит в круг его приоритетов. А он себя обнаружил. И уже успел провернуть одну операцию, где есть потерпевшие. И никто не знает, какой фортель он и его начальство выкинут в следующий раз. Поэтому нужно быть готовым ко всему.
– А вы не допускаете, Юрий Петрович, что убийство Волкова – также его рук дело?
Гордеев горько усмехнулся:
– Конечно, допускаю. Эта мысль мне пришла в голову одной из первых, после того как он посетил последний раз Елену. Но допускать – не значит доказать. У нас пока нет достаточно веских аргументов, чтобы опрокинуть версию следователя. Да и самого Федотова нет. Компанией он управляет лишь по телефону, мотивируя это тем, что находится за рубежом. Хотя у нас есть все основания утверждать, что это не так, что дальше Марковки он никуда из Москвы не выезжал. И мне кажется, до тех пор пока суд не объявит приговор, что бывший генеральный директор компании «Интерсвязь» Вэ Эф Проскурец приговаривается к десяти годам лишения свободы с содержанием в исправительно-трудовой колонии строгого режима, и так далее, – до тех пор Федотов не выйдет из подполья, это я могу гарантировать. Но мы с Грязновым делаем все, чтобы обнаружить его гораздо раньше. Если только он, конечно, сам себя каким-то образом не обнаружит.
– И все же, Юрий Петрович, что им могло понадобиться в «Интерсвязи»? – спросил Проскурец.
– Первая мысль, которая приходит в голову, это контроль сотовой связи, – ответил Гордеев. – Я думаю, эта мысль и вам не чужда.
– А из этой мысли совершенно логически вытекает следующая: агенты спецслужб таким образом внедрены в каждую компанию, что занимается телекоммуникационными системами, – предположил Проскурец.
– Боюсь, что в действительности дело обстоит именно так. И поэтому «Интерсвязь» частной компанией является лишь номинально.
– Увы, – развел руками Проскурец.
– Однако убиваться по этому поводу не стоит. Ничего не потеряно, Виталий Федорович. То, что вы находитесь в следственном изоляторе, еще ничего не решает. Будем считать это временным небольшим недоразумением, хотя я понимаю, каково сейчас вам.
– Омельченко так не считает. Насколько я понимаю, и мы также не располагаем никаким оправдательным материалом? – робко спросил Проскурец. – Так что же делать, если и у нас нет весомых аргументов? Мне, что же, так и сидеть?
– Пока нет весомых аргументов, – поправил Гордеев. – Что же касается вас лично, Виталий Федорович, то я намерен, в соответствии со статьей пятьдесят первой Уголовно-процессуального кодекса, составить мотивированное ходатайство на имя следователя Омельченко, в котором проанализирую его доказательства под углом зрения вашей невиновности. И полагаю, что мне удастся добиться вашего освобождения из тюрьмы. Под подписку о невыезде. Есть ведь и такая мера пресечения. А доказательства вашей невиновности мы добудем. Это лишь дело времени.
– Но если Федотов так и не объявится? – спросил Проскурец.
– Если не объявится… – Гордеев на секунду задумался и тут же выпалил: – Из-под земли достану. Или там же и зарою.
– Не резковато ли для адвоката, Юрий Петрович?
– Ничуть! Добро должно быть с кулаками.
– Ну а это и вовсе какая-то банальщина, – не удержался Проскурец.
– Ницше говорил, что когда общество забывает банальные истины, то с ним незамедлительно случается какая-нибудь беда. Судя по тому, что с вами беда уже приключилась, есть предположение, что вы тоже утратили вкус к простым истинам, а вместо них предпочли речи якобы высоколобых демагогов, типа Федотова. Я готов поспорить, что это именно он отговорил вас от участия в проекте Волкова. Убедите меня, что я не прав.
– Не могу, – опустив голову, проговорил Проскурец.
– Почему?
– Потому что вы правы, причем абсолютно. Федотов расписывал идею Волкова как бред сивой кобылы, а я, как последний дурак, его слушал. Слушал и верил. Он каким-то странным образом имел надо мною власть, отчего я многое ему позволял говорить, а еще больше – делать. Как только Володя нас покинул, я незамедлительно сделал Федотова своим заместителем, подняв из обыкновенного менеджера по продажам.
– А между прочим, в то злополучное утро Волков ехал к вам не за тем, чтобы в очередной раз клянчить свои деньги.
– Не за тем?
– Нет, не за тем. Он хотел ввести вас в курс того, что его команда уже успела сделать. Ввести в курс дела и убедить вас войти в долю на совершенно паритетных началах. И поверьте мне, Виталий Федорович, этот проект того стоил, точнее, он стоит того до сих пор. Проекту не хватает лишь кое-каких финансовых средств, но и финансы у него в скором времени появятся.
– Черт возьми, ну почему же Володя мне ничего не сообщил заранее? Я бы не назначал тогда никакой официальщины, я просто бы приехал к нему домой, мы бы просто посидели, все по-человечески обговорили, как раньше…
– Очевидно, он боялся вашего отказа.
Проскурец уронил голову на лежащую на столе ладонь. В горле застрял ком.
– Ничего, Виталий Федорович, все наладится. Не надо себя корить, вашей вины в смерти Волкова нет никакой. И, пожалуйста, не обращайте внимания на мои выпады, просто я сам сейчас нахожусь на взводе. Мне этот Федотов… Ну, в общем, он мне самому дорогу перешел, и теперь он уже и мой личный враг. Скажите мне еще одно. Вам кто-либо предлагал обратиться к услугам другого защитника?
