Екатерина Лесина - Тайная страсть Гойи
Пауза.
И выдох.
И собственное сердце Алины бешено колотится, а в ушах бухает пульс. Да что с ней такое? С сердцем-то у нее точно полный порядок.
— Но я готова пойти тебе навстречу. — Теперь голос Марины звучал ровно. И Алина почти видела эту женщину, стройную, моложавую.
Жесткую.
— Ты отдаешь мне остатки, а я… я позволяю тебе уехать. Поверь, предложение весьма и весьма щедрое…
На этом запись оборвалась. Что-то зашипело, защелкало…
— Вот и что ты теперь думаешь? — поинтересовался Макс, уплетая отбивную с таким аппетитом, что Алину буквально замутило.
— Не знаю.
— И я не знаю… Ничего, мы эту навозную кучу раскопаем, раз уж взялись.
Алина только и сумела, что кивнуть. Обещание подобное не внушало ей оптимизма.
— Но есть еще момент… и, Линка, мне нужна будет твоя помощь. — Макс отложил вилку. — Только предупреждаю, тебе это очень и очень не понравится.
И оказался прав.
Его предложение не просто не понравилось. Оно привело Алину в ужас.
Глава 11
Вернулись они поздно.
Смеркалось, и белый дом в сумерках казался еще более массивным и величественным.
— О чем она говорила?
— Ты про что? — Макс машину бросил перед воротами. — Пройдемся? Я помогу…
Алина кивнула. Тоска сменилась странной апатией. Ей было все равно. И даже нога, которая разнылась, намекая, что вечерние прогулки — это пока не для Алины, воспринималась как мелкое неудобство.
— Марина упоминала старое дело и… — если говорить, становится легче.
— Думаю, речь идет о Тамаре… Это Гошкина мать и девочек… Я поднял то дело. Мутно все, тоже самоубийство. Слишком их много, этих самоубийств. Вот, присядем.
Он остановился у низкого разлапистого дерева, ветка которого свисала до самой земли. И, поставив Алину, Макс кинул на эту ветку куртку.
— Садись, Линка, и дыши, глубоко дыши… Чего бы ты там не наглоталась, воздух свежий поможет. А тебе ясная голова понадобится.
— Чего я наглоталась?
Она села, потому что ее посадили. И была в этом некая неправильность.
— Я вот тоже хотел бы знать…Был бы мой знакомый на месте, кровушку бы сдали… Жаль, на флешке результатов не осталось. А Гошка не договаривает, точно не договаривает. Не люблю, когда темнят. Не то чтобы мы были вовсе неразлейвода, но… мы в один класс ходили.
— Да?
— И то дело я помню распрекрасно… Десятый класс…
Гошка всегда был парнем, который держался наособицу. А в школе таких не особо жаловали. И Гошке доставалось.
Он терпел.
Давал сдачи.
И тем самым к десятому классу заслужил если не уважение, то право держаться самому по себе. С Максом их свели джинсы и доллары. Дурная была идея, но Макс тогда носился с мечтой разбогатеть и быстро. Это уже потом, повзрослев, он всецело осознал, как влип.
Взять у приятеля — даже не приятеля, а знакомого одного знакомого — партию джинсов на реализацию, оплатить ее чужими деньгами, которые опять же одолжил другой знакомый знакомого, под небольшой, как казалось, процент.
Товар оказался дерьмовым.
А продавец исчез.
В отличие от кредитора, который исчезать не намерен был, и все чаще напоминал Максу о долге. Тот же рос день ото дня. И Макс всерьез задумался над новым интересным предложением — присоединиться к парням в кожанках, которые на рынке местном барыг пасли… А что? Ему обещали и что долг он выплатит, и деньгами разживется, и вообще вся жизнь его круто переменится.
Нет, Макс не был глуп, понимал, чем приходилось заниматься этим самым ребятам. Пожалуй, осознание и останавливало. Вот только альтернатива была печальна…
Чем бы все закончилось?
Кто знает.
И почему-то Макс рассказал о проблеме именно Гошке, мрачноватому пареньку, который никогда особо в душу лез… Наверное, поэтому и рассказал.
— Гошка дал денег. И сказал, что вернуть смогу, когда получится… Я не просил его, он сам, и в общем, еще добавил, что с теми людьми, с которыми я связался, только полный кретин станет связываться. Прав ведь был. Я кретином себя и ощущал. Полным.
Смеркалось быстро.
Летом всегда так, ночь тянет до последнего, а потом выплескивается черными чернилами.
— Я ему денег так и не отдал… Собирал, нашел подработку… Ничего криминального. Не люблю быть должником. Но мы в одиннадцатом классе были, когда его мать умерла, и Гошка сам не свой ходил. Все повторял, что убили ее, что этого он отцу не простит. А потом исчез, нам сказали, его в гимназию перевели, чтоб, значит, выпустился с красивым аттестатом. Это уже сейчас он рассказал, что тоже от глупостей не удержался, от одной глупости. Когда отец Маринку привел, Гошка ей прямо и высказал, что считает, будто она его мать убила. И поклялся, что на чистую воду выведет. Он следил за ней, потом в отцовские бумаги полез. Тут-то его и отправили… на учебу.
— А сейчас он сам тебя нашел?
— Да, случайно получилось, ему меня порекомендовали, фамилия показалась знакомой… Тихо! — Макс прижал палец к губам. — Смотри.
Он указал на дом.
Алина нахмурилась. Дом как дом. Ничего нового. Громадный. Белый. И неуютный с виду. Она не сразу различила человека, потому что человек этот терялся на фоне дома.
— Через окно, — шепотом пояснил Макс и задал риторический вопрос: — Зачем человеку, которому нечего скрывать, через окно выбираться?
— Не знаю, — шепотом же ответила Алина и с трудом сдержала зевок. Надо же, в сон потянуло. Сидит она на ветке дерева неизвестной породы, в компании старого приятеля, следит за кем-то, и вообще в последние дни ее жизнь — сплошное приключение, а ее в сон тянет.
— Вот и я не знаю.
Издалека сложно было разглядеть, кто это.
Евгения? Нет, для Евгении человек был слишком худощав. А вот для Варвары, пожалуй, полноват… Егор? Ему-то зачем такая акробатика?
Меж тем человек огляделся и, пригнувшись, двинулся к кустам. И шел он странно, трусцой, то и дело останавливаясь. А главное, что двигался прямо к дереву, на котором они сидели.
Если так, то их вот-вот обнаружат!
Но данное обстоятельство, казалось, Макса совершенно не волновало. Он не спешил прятаться и Алине соскочить с ветки не позволил. Только палец к губам прижал, призывая к тишине, и прошептал:
— Она налево свернет…
И фигура точно свернула налево, на мгновение пропав из виду. Она показалась вновь. И опять же исчезла.
— Не надо было приезжать! — Этот голос Алина узнала сразу. — Я же просила тебя!
Евгения.
Выходит, что вот это — Евгения?
А куда подевалась ее полнота?
— Не могла до завтрашнего дня подождать?
— Не могла. — А вот это глубокое контральто заставило Алину вздрогнуть. Это же… Да быть того не может! — Я ведь предлагала встретиться раньше, но у тебя дела…
— В доме полно полиции. Если бы я отлучилась…
Евгения не скрывала недовольства.
— Не мои проблемы, дорогая.
— Конечно, не твои… Господи, о чем я думала, с тобой связываясь!
Ответом на этот возглас стал смешок. Женщине ситуация казалась забавной.
— О деньгах, Женечка, исключительно о деньгах… Мы все о них думаем, увы, такова жизнь. Ты принесла?
— А ты?
— Тебе мало? Я ведь в прошлый раз оставила предостаточно.
— Я пролила.
— Не мои проблемы!
— Наши. — Евгения не собиралась отступать. — И если ты и вправду решила меня шантажировать, то, дорогая, подумай вот о чем. Зелье достала ты, и Марина к тебе на процедуры ходила… Поэтому, если хочешь, чтобы наше сотрудничество продолжалось, будь добра вести себя прилично…
— А ты не боишься?
— Что ты меня следом за Маринкой отправишь? Не боюсь! Видишь ли, я подстраховалась. Случись со мной несчастье, многое всплывет… И про ваш с Маринкой старый бизнес, и про маму мою…
— Давние дела.
— Срок по некоторым еще не истек. Да и не полиции тебе бояться надо, у них же у всех родственнички остались. Скорбящие. Некоторые до сих пор скорбят. Обрадуются, получив письмецо с твоими данными…
— Ну ты и стерва! — Женщина восхитилась.
— Как есть. Да про Раечку вы тоже забыли, сами устроились, а Раечку…
— Раечка давно…
Евгения засмеялась:
— Это ты другим заливай, что Раечка мертва. Матушка Раиса покаяться была рада, а покаяние ее нотариус заверил.
О чем они говорят? Алина ничего не понимает, а вот Макс слушает с явным интересом. Даже вперед подался. И главное, про Алину он будто бы и забыл.
Ничего.
Она не обижается.
— Поэтому, повторюсь, мы нужны друг другу. И денег я тебе дам. В качестве жеста доброй воли. Постарайся не потратить все сразу… Но взамен мне кое-что нужно. Вчера к вам привозили одну девицу, Алиной звать. С вывихом или растяжением, уж не знаю точно.
Алина встрепенулась.
— Была такая, — признала вторая женщина. — Ничего особенного, совершенно себя запустила. Кожа в отвратительном состоянии, про волосы вообще молчу…
