Марина Серова - Алая роза – символ печали
Что мне оставалось делать? Только последовать приглашению друга.
И мы встряхнулись, вышли из машины и подошли к входным дверям под сверкающими буквами «Rendez-vous», откуда уже доносилась приятная музыка.
— Добрый вечер, — приветливо улыбнулся швейцар. — Проходите, Павел Николаевич и Виктория Сергеевна уже ждут вас.
Вот так вот — узнал, как будто видел наши фото в специальном досье Виктории. Приятно иметь дело с профессионалами.
Глава 28
Виктория и Павел, скромно беседуя, сидели в самой дальней и затемненной части большого круглого зала клуба, где почти в самом центре возвышалась сцена, от которой, подобно лучам, расходились многочисленные столики посетителей. Как выяснилось, когда мы присоединились к парочке, это было просто идеальное место для того, чтобы наблюдать за всем залом и при этом самим оставаться совершенно незаметными.
При виде моего очаровательного Костика лицо Виктории в первые секунды невольно выдало ее чувство: готова биться об заклад, она подумала, что я пришла с парнем, чтобы крутой владелец ночного клуба не приударил за мной. Виктория иронически улыбнулась, и в ее холодных глазах можно было прочитать текст примерно следующего содержания: «Бедняжка! Может, ты и умница в качестве следователя, но чисто по-женски не слишком мудра. Не беспокойся, никто тебя трогать не станет! К вашему сведению, мой сын слишком любил свою жену, чтобы сразу после ее смерти увиваться за каждой встречной блондинкой!»
Я в свою очередь улыбнулась с еще большей иронией, и Виктория, будь она чуть менее самоуверенна, могла бы прочесть в моем взгляде «наш ответ Чемберлену»: «Не волнуйтесь, Виктория! Я не боюсь приставаний со стороны вашего сына, напротив — с ним я хотела бы поговорить по душам. Поэтому я и привела своего старого друга — чтобы он благополучно отвлек вас. Костик в этом деле большой мастер… Как и большинство гомосексуалистов».
Впрочем, в своей роковой ошибке Виктория смогла убедиться и без моих комментариев довольно скоро.
Только мы расселись, перед нами неслышно нарисовался официант, заказ которому за всех сделал Павел, просто на мгновение многозначительно прикрыв глаза. Официант тут же исчез, заиграла негромкая лирическая музыка, и Костик, лицо которого в одно мгновение отразило грусть, ностальгию, тоску по ускакавшему детству — короче, целую гамму потрясающе душевных чувств, перевел взгляд своих теплых шоколадных глаз (со слезой) на Викторию и робко улыбнулся.
— Извините, могу я пригласить вас на танец?
Виктория едва не поперхнулась от неожиданности: никто еще не смел приглашать на танец проректора филологического факультета университета! Но столько простодушия и грусти было в печальных, с поволокой, глазах этого юноши, что она кашлянула, чуть вздернула бровь и поднялась вслед за Костиком, который, не теряя времени зря, все с той же невинной миной подхватил даму за талию и эффектным движением профессионального танцора вывел на площадку.
Мы с Павлом остались за столиком вдвоем. Бросив на него короткий взгляд, я отметила, что в лицо парня понемногу возвращаются цвета и краски. Живой труп реанимировался.
Пару минут он с искренним изумлением смотрел на танцующую с элегантным молодым человеком мать, а затем перевел взгляд на меня, и в его глазах тут же вспыхнул веселый огонек.
— Мудро! Признаться, когда мама вчера позвонила мне, договорилась о нашей встрече, а под конец сообщила, что также будет на ней присутствовать, я почувствовал легкую панику. Она… Она проректор факультета, одно слово! Невольно будешь по сто раз обдумывать каждое слово, потому как она бы вовсю правила наш диалог с точки зрения грамотности русского языка. А вы молодец! Кстати сказать, этот ваш приятель — он случайно не?..
— Случайно — да, — я кивнула. — Уверена, с вашей мамой он быстро подружится. А мы давайте воспользуемся случаем и еще раз поговорим. Мой первый вопрос: извиняюсь, что лишний раз вам об этом напоминаю, но — вспомните еще раз, как все происходило в течение тех суток. Во сколько вы ушли из дома, где была Марго, созванивались ли вы с ней в течение ночи и так далее. Понимаю, что обо всем этом вы уже отчитывались в полиции, а я читала копии протоколов. И все-таки… Неужели все было стопроцентно как обычно?
Он вздохнул, и его лицо изменилось, вновь пропали все краски, и пролегли глубокие морщины у скул.
— Готов повторить вам еще и еще: все было, в общем, как обычно. Из клуба я обычно возвращаюсь под утро, ближе к семи. В то утро Марго не было дома, но я не волновался: накануне она позвонила мне и сказала, что будет ночевать у друзей на даче. Я принял душ, выкурил сигарету и лег спать. Проснулся после обеда, около трех — Марго была дома. Она накормила меня пельменями, которые купила в магазине и по-быстренькому отварила — мы любили с ней так вот запросто перекусить, как в студенческие годы. За обедом она сообщила мне кучу новостей-сплетен, которые, убейте меня, я не запомнил — дело в том, что моя голова была забита проблемами с новой программой, которые сейчас решены, так что сегодня вы сможете лично послушать удивительную джазовую программу моей новой труппы.
Он задумчиво посмотрел на мать, танцующую с Костиком и уже о чем-то с улыбкой ему рассказывающую.
— А впрочем…
Тут он перевел взгляд на меня, и я, грешная, едва не покраснела, как последняя дурочка. А он, без лишних эмоций на меня посмотрев, словно бы сделал про себя какой-то вывод и даже кивнул самому себе в некоем мысленном споре.
— Вы знаете, думаю, что вы, безусловно, настоящий профессионал, но самое главное — вы хороший человек…Так мне кажется. А потому я должен рассказать вам все точно так, как оно было, ничего не утаить. Ведь вы абсолютно правы: я далеко не все рассказал в полиции. А вот вам — покаюсь…
Да уж! Настоящий день покаяний: сначала я сама покаялась Костику, а теперь, спустя каких-то пятнадцать-двадцать минут, мне кается сам источник моих невыносимых девичьих страданий.
Между тем, приступив к исповеди, Павел словно бы вновь забыл обо мне, «хорошем человеке»: серые глаза смотрели куда-то в сторону — наверное, в то самое прошлое, о котором он мне рассказывал.
— Где-то после трех мы с Марго уже разбежались — кажется, она сказала, что отправится на работу. И, кстати, она обещала ночью заехать в клуб, чтобы лично послушать нашу новую вокалистку и сказать свое мнение насчет проблем. Но Марго не приехала, хотя я несколько раз ей звонил — она попросту не отвечала на мои звонки. И вот тут должен вам признаться, что я съездил среди ночи домой — отчего-то меня вдруг одолел страх. Я подумал: а вдруг ей стало плохо? Ведь такого еще не было, чтобы Марго не отвечала мне на звонки.
Вот это было признание! Очевидно, и сам Павел понял всю серьезность своих слов, потому что слегка порозовел.
Я постаралась принять деловой вид.
— Во сколько вы ездили домой?
— Не помню. Вы можете уточнить у нашего швейцара — он вызывал мне такси, потому как я слишком нервничал, чтобы самому садиться за руль. Думаю, это было сразу после полуночи, как раз началась программа, вокалистка исполнила две песни, а Марго все не появлялась.
— И что дала вам эта поездка?
Он пожал плечами.
— Ничего. Дома никого не было, не было и никаких свидетельств, что Марго появлялась там после того, как мы с ней расстались днем. Я развернулся и отправился назад, в клуб — повторюсь, это был день премьеры новой джазовой программы, и я не мог пустить все на самотек.
Я внимательно посмотрела на Павла — его слегка порозовевшее осунувшееся лицо, запавшие тоскливые глаза…
— Павел, нескромный вопрос: а почему вы не рассказали мне об этом во время нашей первой встречи?
Он меланхолично усмехнулся.
— Вот вам мой скромный ответ: я испугался. Всем известно: когда случаются такие убийства, первый подозреваемый — муж. Тем более наш случай: Марго — умница и красавица, а я — скучный тип. Прошу меня извинить.
— Хорошо. Итак, вы съездили домой, убедились, что там никого нет. Что вы делали потом?
— Ничего. То есть, вернувшись в клуб, я, как обычно, провел время, всю ночь ожидая звонка от Марго — вплоть до семи утра, когда и вернулся домой. Признаюсь, когда и в семь утра я не обнаружил Марго дома, мой страх перешел в раздражение. Я разозлился. Подумал: ну, вот, начинается — теперь она даже не будет мне звонить, чтобы сказать, что осталась у друзей. Я выпил немного виски из домашнего бара и завалился спать. Остальное вы знаете.
Да уж, что тут скажешь — говоря по-простому, я была в шоке. Такой поток признаний после официоза листов полицейских протоколов, после сухого и пустого первого разговора в моей квартире! В чем тут дело — или действительно ему помогают родные стены клуба?
Разумеется, его откровенность заслуживала уважения — признаться, не уверена, что на его месте я бы вот так, честно и откровенно, все рассказала — особенно про ночной визит домой и рюмочку виски перед тем как лечь спать поутру. Он вполне мог бы соврать: дескать, провел всю ночь в муках и переживаниях, достал звонками всех знакомых — я не полиция, проверить все звонки сил и времени не хватит.
