Галина Романова - Обмани меня красиво
— Да уж порежь, Ариша, откусывать-то от такого вроде как и неудобно. — Сарказм в его ответе был более чем отчетлив.
Ирина только тут поняла, что так ни разу на него и не взглянула. Когда Дима входил, она смотрела куда-то поверх его плеча, потом, когда убирала со стола, она изучала пуговицы на его рубашке. Кстати, вопреки ожиданиям, Давыдов не был в своем замызганном кителе: кожаный пиджак хорошего качества, рубашка в тон брюкам, ботинки опять же не стоптанные, не как в былые времена — с рваными шнурками, связанными сразу в трех местах узлами, а новенькие, чистенькие и даже, кажется, чищеные. Чудеса…
Толкнув бедром дверцу холодильника, Ирина повернулась и все же решилась поднять глаза на Димку.
— А я уж думал, что ты так и будешь смотреть на мои пуговицы, — догадливо хмыкнул он, достал из внутреннего кармана пиджака пачку сигарет и вопросительно поднял брови.
— Кури. — Ирина отвернулась от него и несколько минут озадаченно разглядывала помидоры, пытаясь вспомнить, что же она собиралась сделать до того, как посмотрела на Давыдова.
Нарезать салат. Да, именно. Она вытащила салатник из сушки, положила помидоры на доску и быстро настрогала их тонкими правильными ломтиками, посолила, поперчила, добавила зелени, полила маслом и поставила перед Димкой салатник со словами:
— Тебя не узнать…
— То есть? — Было заметно, что произведенному эффекту он искренне радуется, но всячески пытается пригасить свою радость, занавешиваясь сигаретным дымом. Сигаретки, к слову сказать, остались теми же, паршивенькими: дешевыми и зловонными.
— Ну… — Ирина дождалась, пока микроволновка призывно звякнет, вытащила оттуда бифштексы и поставила на стол. — Имидж и все такое. Раньше ты этому значения не придавал. Влюбился, что ли?
— Чур тебя! Чур! — Давыдов шутливо замахал на нее свободной от сигареты рукой, потом звучно сглотнул слюну и попросил, попутно ткнув сигарету в пепельницу: — Ариша, вилку дай.
— Ах да, — Ирина положила перед ним вилку и пару кусков подсохшей булки. Вот что упустила ее сестра, так это купить хлеба. — Ешь на здоровье. Так что там насчет твоей личной жизни?
Давыдов в три укуса проглотил один бифштекс, тут же принялся за другой и с набитым ртом прошамкал:
— Какая личная жизнь может быть у старого мента, Ариша? О чем ты? А имидж… Так пора бы мне уже повзрослеть. Как считаешь?
— Наверное. — Ирина равнодушно пожала плечами, исподтишка рассматривая Димку.
Нет, что-то здесь было не так. Врет он ей. Врет, как сивый мерин! В жизни она не ожидала от Давыдова такого внезапного перерождения. Да для него лишний раз побриться было инквизиторской пыткой! А уж коли Давыдов брился, то счету не было порезам на высоких скулах и его выдающемся подбородке. Что касается одежды, то здесь он был весьма демократичен. Мог надеть спортивные парусиновые тапки под хорошие брюки и рубашку с галстуком, которые, кстати, всегда у кого-нибудь одалживал. Вытертые до дыр джинсы, свитера с побежавшими петлями, ношеный-переношеный китель — вот это было то, в чем он всегда чувствовал себя как рыба в воде. Сейчас же… Сейчас же Давыдов сильно отличался от самого себя — того, которого Ирина знала прежде. Кстати сказать, в последнюю их встречу он выглядел пусть не так затерто, но и не так лощено, как в настоящий момент.
Что-то одно из трех, решила Ирина, продолжая разглядывать Димку, который с аппетитом наворачивал ее угощение: либо он на самом деле женился, либо вырядился так для нее, либо стал продажным ментом, потому что прикид его тянул на приличную сумму.
На первое ее предположение он ответил отрицательно, о втором спрашивать его она поостереглась, а вот о третьем…
— Дура ты, Ариша, — спокойно ответил Давыдов, выслушав внимательно ее вопрос, нацепил на вилку хлебную корку, вытер ею тарелку и отправил в рот, не забыв добавить: — Дурой была, дурой и помрешь.
— А по башке? — Она присела к столу и хмуро уставилась на своего бывшего жениха.
— Да сколько угодно раз! — Он весело ей подмигнул. — Приятно, черт возьми, сидишь напротив, за кухонным столом, кормишь меня, прямо как жена. Мент, говоришь, продажный… Нет, Ариша, не был раньше, а сейчас уж и ни к чему. Зачем мне? Ни жены, ни детей, внуков, стало быть, тоже не будет. Для кого мне капитал-то копить? А то, что выгляжу непривычным для тебя образом… Так тут все просто: хотел произвести на тебя впечатление.
— Почему?
Ведь не хотела спрашивать, досадливо поморщилась Ирина. Зачем спросила? Сейчас он выдаст ей ответ. По физиономии видно, что готов.
— Так ты же теперь свободная женщина, Ариша. Это же элементарно. Значит…
— Это ничего не значит, Давыдов! — Глаза ее тут же наполнились слезами. — Подлец ты все же! Дать бы тебе в рожу, да для дела ты мне нужен.
Лицо у Димки тут же стало точь-в-точь как в тот день, когда она от него ушла насовсем: непроницаемое такое, с плотно сжатыми губами и холодными пустыми глазами.
«Сейчас встанет и уйдет, как тогда! И все! И я останусь совсем одна!» — Ирина запаниковала, протянула руку через стол, поймала Давыдова за рукав и, потрепав, попросила:
— Прости меня, Димка, худо мне сейчас, а ты, как идиот, со своим сватовством.
— Ладно, Ариша, проехали. Это ты меня прости за бестактность. — Он попытался выдавить из себя улыбку, но получилось плохо, неубедительно у него получилось. — Давай-ка ближе к делу. Итак, с чего начнем?.. Что заставляет тебя думать, что Великолепный не обожрался? Уж прости, не могу о нем по-другому, и даже не проси возлюбить его память. Почему ты считаешь, что ему помогли отправиться на тот свет? Ведь более безалаберного и никчемного существа я не знал. Итак, вопрос: что тебя насторожило?
Проглотив «безалаберного и никчемного» без лишних эмоций, Ирина во всех подробностях рассказала Давыдову о двух последних днях Антона. Не без удовольствия отметила, как свело скулы Димке при упоминании о прощальном поцелуе в прихожей.
— Считаешь, что он что-то предчувствовал? — Давыдов снова полез в карман за сигаретами.
— Да, именно! — Ирина оперлась грудью о стол и тут же была поражена тому, с какой жадностью Давыдов принялся разглядывать ее рельефный абрис. — Куда ты смотришь, черт тебя побери?! Ты зачем пришел сюда, помогать мне или таращиться?!
— Ладно, не ори. — Давыдов как-то сразу весь сгорбился и сердито засопел. — Посмотреть на нее уже нельзя, принцесса тоже… Я виноват, что господь такую красоту создал и заставил меня полюбить тебя, да?! А насчет помощи, Ариша… Я для тебя по горячим углям плясать пойду, только бровью шевельни. Только… Только не смотри на меня так…
— Как? — Ей вдруг стало жаль его: седого, стареющего, измотанного одинокой неустроенной жизнью и безрадостными ментовскими буднями.
— Так безнадежно, елки! Пусть ничего ты мне ответить не можешь, так хоть надежды последней не лишай, а, Ариш? — Давыдов отвернулся и уставился в окно, молчал какое-то время, потом не к месту проговорил: — Сейчас рыбалка самая что ни есть. Ребята на щуку ездили… Может, съездим как-нибудь… вдвоем, а, Ариш?
— Дима, я не люблю загадывать. — Глядя на заляпанное дождевыми каплями стекло, Ирина зябко передернула плечами. — К тому же ты уклонился от темы. Что думаешь делать?
— А что делать? Он пил. Сильно пил. Кстати, дай мне на заключение о смерти посмотреть. Не думаю, конечно, что он отравился. Бред, чего уж… Но он мог вляпаться в какое-нибудь дерьмо, потом испугаться, отсюда и трогательное прощание у порога. На жалость давил, скажем. И это дерьмо вполне могло быть за пределами его профессиональной деятельности.
— Как это?
— А так! По кабакам он таскался? Таскался. — Давыдов не без удовольствия принялся перечислять все прегрешения покойного Антона, загибая пальцы. — В казино его видели? Видели. Не делай таких глаз, мне докладывали. Поэтому я допускаю, что он мог продуться в пух, потому и деньги у тебя клянчил перед уходом. Мог быть карточный долг, это опять же объяснение тому, почему Великолепный просил у тебя денег. Проблема с женщинами опять же не исключается. Мог на тачке кого-нибудь сбить спьяну.
— Нет! — Ирина сердито пристукнула кулаком по столу. — С тачкой все в порядке. Я на ней ездила в морг на опознание. И ничего, никаких следов ДТП, и даже трусов женских нигде не обнаружилось, как бы тебе ни хотелось так обставить это, Давыдов!
— Не кипятись, Ариша. Мы просто прорабатываем версии… Жарко у тебя, елки. — Давыдов снял кожаный пиджак и швырнул ей через стол, запросто так потребовав: — Повесь.
Забыв фыркнуть, Ирина отнесла пиджак в прихожую и пристроила на вешалке. А вернувшись в кухню, застала Давыдова жующим сосиску.
— Не наелся, что ли? — поразилась Ирина.
— Я, когда работаю, всегда жую. — Димка скомкал целлофановую обертку и, привстав, швырнул ее в помойное ведро. — Так на чем мы остановились? Ах да, на том, что машина цела, значит, ДТП исключается. Хотя — почему? Он мог воспользоваться чужой машиной и…
