Марина Серова - Ангел в камуфляже
По всему по этому к дому Шадова я подъехала значительно позже запланированного времени. Машина Бориса была, конечно, здесь, стояла на дорожке так неудачно, что я едва сумела протиснуться мимо. Признаться, во мне теплилась глупая надежда, что они уехали куда-нибудь еще и выгрузка Натальи и транспортировка ее в отцовские хоромы пройдет без лишних хлопот и огорчений.
Впрочем, огорчений не предвиделось или ожидалось гротескно много, потому что все трое — Шадов и Синицыны встречали нас на улице, у подъезда. Впору было на сигнал нажать, подъезжая, для вящей торжественности, и долго не отпускать его. Принимая во внимание позднее время, я отказалась от этой затеи.
Вышла из машины, и Шадов шагнул мне навстречу. Братья с интересом наблюдали за нами, стоя поодаль.
— Как она? — по-настоящему взволнованно спросил Владимир Степанович, вглядываясь через мое плечо в недра салона.
— Жива и здорова! — ответила ему так же тихо. — Продолжайте играть роль скорбящего родителя.
Я поддержала его под локти, будто опасаясь, что подкосятся отцовские ноги от душераздирающего зрелища. Но Шадов не мог даже играть слабость, настолько она была противна его натуре.
— Эти ублюдки рассказали мне все, включая свои планы на будущее. — Голос его дрожал искренним чувством, не приличествующим, правда, моменту. — Как вы были правы, Татьяна Александровна, а я ведь глупость имел сомневаться в ваших словах!
— Умоляю, держите себя в руках! — воскликнула я жалостно и во всеуслышанье, уступая ему дорогу.
— Не беспокойтесь! — буркнул он через плечо, открывая дверь к Наталье.
Он достал из машины бесчувственное тело дочери, обращаясь с ней, как с драгоценностью. Впрочем, как с драгоценностью достаточно тяжелой. Видно было, что ему тяжело ворочать ее в тесноте салона. Борис сунулся было помочь, но, отпрянув, чуть не упал от грозного генеральского рыка:
— Руки прочь, подонок!
Тот отошел в сторону, пожав плечами.
На этаж Наташу отец поднял сам. Я шла сзади, между ним и братьями, на всякий случай страхуя его от них, хоть это и было лишним. Пинком отворив незапертую дверь, внес ношу в дом, просипев, не оглядываясь:
— Входите, Татьяна Александровна!
Братья вдруг настолько заторопились, что даже попытались потеснить меня на пороге, но позиций своих я не сдала, немного задержала даже их в прихожей.
В комнату мы попали, когда Наташа уже лежала на старинного вида тахте, покрытой длинноворсным ковром.
— Как она… — начал было Андрей.
— Молчи! — тихо пророкотал Шадов, бросив на него термоядерный взгляд.
Лицо его было багровым от восхождения по лестнице и волнений, и я опять стала волноваться за его гипертонию.
— Стой и молчи! — вздохнул Владимир Степанович. — Пока я тебя с лестницы не спустил!
Борис, зная, видно, нрав тестя лучше брата, молчал в тряпочку. Стоял и часто моргал выпученными глазами.
Стало тихо. И тихо было долго. И я уже вовсю принялась думать, как быть дальше, нельзя же было до бесконечности стоять вот так вот, вокруг ложа спящей красавицы! Но делу помог случай.
— Подушку! — пролепетал Борис.
Пока еще тесть глянул на него вопросительно и грозно.
— Подушку, под голову!
И получил разрешение:
— Неси!
Он принес, и я принялась пристраивать ее под голову Наташи и преуспела в этом вполне, когда, оглаживая напоследок ее волосы, услышала звук тихого вздоха.
— Владимир Степанович! — проговорила, поднимаясь на ноги.
Шадов нежным движением положил ладонь на дочернее чело, и Наташа, видимо почувствовав прикосновение по-настоящему родного человека, еще во сне, еле слышно пролепетала:
— Папа!
Приподняла и вяло закинула за голову руку.
Трогательно было до слез! Сценку можно было смело рекомендовать для любого самого бразильского сериала как одну из наиболее выигрышных, если б не сам папаша, испортивший все раз и навсегда!
— Ну что, ублюдки, теперь поговорим по-настоящему, без кривляний! — проревел он, поворачиваясь к братьям.
На ублюдков было смешно и жалко смотреть. Они поняли все, но, пораженные неудачей такого масштаба, дружно переживали состояние столбняка. Хотя по внутреннему настрою, несомненно, сильно разнились друг от друга, и это было отпечатано на их лицах. Андрей никак не мог удержать на месте отвалившуюся челюсть, а у Бориса отчаянно слезились глаза.
— Чтоб в Тарасове с этого дня никаких х-хх… «Раев»! Любую контору, от которой будет разить Прибалтикой — российской, латвийской или какой угодно, отныне буду давить в зародыше, обещаю! — Шадов сделал паузу, набрал в грудь воздуха и включился на полную громкость: — Вон отсюда, щенки паршивые! И забудьте, как выглядит Наталья Владимировна, — он сделал эффектную паузу и грянул прямо в лицо Борису: — Шадова!
В этот момент Андрей кинулся вперед, вытянув руки в направлении Наташи — ее лица или горла, времени разбираться у меня не было, потому что вдруг стала я очень занята, стараясь не промахнуться по его голове. Нет, я не промахнулась — как можно! — а поскольку внимание его было обращено не на меня, мой излюбленный боковой удар ноги он принял полностью и отлетел к стене, ухватился за нее руками, мотая ушибленным предметом.
— Ах ты, пес! — прошептал Шадов, шагнул, похоже, одним махом через всю комнату и сгреб не сопротивляющегося Андрея за шиворот, бросил на пол и поволок в прихожую.
Я поняла — сейчас спустит с лестницы.
— Что же делать, а? — пролепетал Борис, обращая ко мне залитое слезами лицо.
Вовремя он спросил, сообразил, наверное, что разгневанный отец, вернувшись, сию минуту примется за него.
— Что делать?
Договаривал он, уже двигаясь к выходу. А на выходе столкнулся с Шадовым и получил, судя по звуку, хорошую затрещину, вышвырнувшую его за дверь. И я была уверена, что это еще не все. Заказчик мой не остановится на этом, но это уже будут его проблемы, совать нос в которые я отнюдь не намерена. Мое дело сделано.
Наташа благополучно приходила в себя, и Владимир Степанович, в соответствии с ее состоянием, менялся на глазах, превращаясь совсем в другого человека. А когда она сумела встать и, придерживаясь стенки, но на своих ногах, ушла в ванную, достал откуда-то бутылку со множеством наклеек и два фужера.
— Выпьем, Татьяна Александровна, за вас с Наташкой!
— Выпьем! — согласилась я с удовольствием.
Эпилог
Счастливый Аякс, сжимавший в каждой руке по бутылке пива, прошел воротца в чугунной ограде и, загребая ногами в раздолбанных лапотках, двинулся в мою сторону. Матерый ротвейлер, неуклюже резвившийся до этого в мокрой траве газона, будто ждал его появления — вымахнул навстречу и, в несколько прыжков оказавшись рядом, встал перед Венечкой как вкопаный, задрал к нему тупую морду, подобрав в красное жерло пасти широкий, как садово-огородный совок, язык. Под пристальным взглядом зверя Аякс вытянулся, как солдат перед майором, прижал к груди пиво и закрыл глаза. Через газон, трусцой, спешил к ним седенький хозяин пса, потрясая рукой со свернутым в кольца плетеным поводком.
— Арчи, Арчи, отстань от человека! Ко мне, Арчи!
К пенсионеру, битых двадцать минут бегавшему до этого за своей непослушной скотинкой по траве между деревьев, вернулась первоначальная резвость.
— Не тронет он, не бойтесь! Только не машите на него руками! Арчи!
С ходу преодолев бордюр, он зашлепал тапочками по асфальту, и Арчи, услышав рядом шаги родного человека, утробно рявкнул, дернувшись всем телом, и кинулся под спасительные струи поливных фонтанчиков.
— Извините, пожалуйста! — Пенсионер подошел к Аяксу, с облегчением выдыхавшему через вытянутые губы. — Хулиганит он просто. Он еще ни разу никого не искусал!
— Ух! — Аякс расслабился, опустил руки. — Не кусал, так искусает, начинать-то надо когда-нибудь! Только чтоб не с меня, вот что главное!
— Извините! — не унимался вежливый пенсионер.
— В Соединенных Штатах я бы с вас за это содрал! — пригрозил Венечка, уже на ходу оборачиваясь. — Поразводили, понимаешь, друзей человека! — бурчал, усаживаясь рядом со мной. — Влюблены в них, как в детей, понимаешь! А по весне, после снега, в центре все тротуары в дерьме!
Аякс длинно и точно сплюнул прямо под ноги проходившей мимо стайке девушек, заголосил жалостно:
— Ой, милые, простите вы меня, старика слеподырого!
Девчонки, с визгом шарахнувшиеся было врассыпную, обозвали его идиотом и зацокали каблучками дальше.
Я спрятала улыбку и спросила его строже некуда:
— Ты когда, старый хабальник, хамить перестанешь?
— Что за день, Танюх, а? — Вениамин поднял губы к носу и тряхнул головой. — Хищники нападают, девчонки обзываются, ты какие-то странные вопросы задаешь! Нет! Сегодня надо быть осторожнее! Как бы не вышло чего! А знаешь, какое есть наипервейшее средство против такой вот бытовой невезухи? Не знаешь! Открою секрет за твое доброе ко мне отношение. Пользуйся, Татьяна, и вспоминай с благодарностью старого бомжуху, потому как средство это — верное!