Виктор Пронин - Купите девочку
– Дошло, – кивнул Пафнутьев.
– Набираем обороты?
– Набираем, Володя, набираем.
– А то я смотрю, вы уже с пушкой не расстаетесь... Скоро стрельба?
– Предупрежу тебя заранее.
– Есть один человек... Гранатомет предлагает...
– Надежный человек?
– Вполне.
– Бери не раздумывая.
– Я не шучу, – водитель искоса взглянул на Пафнутьева.
– Мне тоже, Володя, не до шуток.
– Быстрей, пожалуйста, – сказала Вика, дождавшись паузы в разговоре. – Ребенок, мне кажется, стал синеть...
– Поздно прибавлять скорость, – сказал водитель.
– Почему? – вскинулась Вика.
– Уже приехали.
Овсов ждал их, лежа на кушетке. Лицо его было заспанным, седые волосы всклокочены, халат распахнут. Пафнутьев не видел его несколько месяцев и теперь всматривался в лицо хирурга, пытаясь найти следы прошедшего времени.
– Сдаю, Паша, сдаю, – сказал Овсов, взглянув на Пафнутьева. – Особенно по утрам.
– Хороша была ночка?
– Слава богу, что кончилась, – вздохнул Овсов. – Что у вас?
– Ребенок, – Вика положила сверток на стол и развернула. Девочка продолжала спать, но губы у нее действительно приобрели фиолетовый оттенок.
– Как идет время, – протянул Овсов, потирая лицо руками, – как идет время, Паша! Вот ты уже с дочкой...
– Вчера купил, – быстро вставил Пафнутьев, не дожидаясь следующих вопросов. – Возле универмага. Три бутылки водки просил мужик.
– И ты отдал три бутылки водки? – ужаснулся Овсов.
– Конечно, нет, – успокоил его Пафнутьев. – Пообещал, но не отдал. Злоупотребил служебным положением. Мужика сдал в милицию, а дите забрал себе.
– Тогда ладно... А то ведь цена-то завышенная... Мне такого же младенца отдавали всего за две бутылки водки, и то я отказался. Дороговато.
– Давно это было?
– С полгода назад. Видишь ли, Паша, такие предложения не редкость, время от времени они поступают.
– От кого?
– От разных людей, так или иначе связанных с роддомом. Человек у меня есть свой в роддоме, так что если желаешь, только скажи. Мальчика подберем, девочку... Можно рыженьких, темненьких, белесых... Даже вес можешь заказать... Желаю, дескать, приобрести рыженького мальчонку не менее пяти килограммов весом.
– И раздобудут?
– На дом доставят! – заверил Овсов. – А с этой хиленькой что случилось?
– Она за всю ночь ни разу не проснулась, – сказала Вика. – И вечером спала. И сейчас не просыпается. С ней что-то случилось, Степа!
Овсов подошел к девочке, попробовал пальцами живот, приподнял веко, разжал сжатый кулачок, всмотрелся в ладонь...
– А это видели? – спросил он, показывая ладошку Вике. – Младенец номер тринадцать.
И в самом деле, на ладошке явственно просматривалась цифра, наведенная каким-то едким фломастером, таким обычно помечают посылки, отправляя их за три моря.
– Я боялась разбудить... – оправдываясь, произнесла Вика и виновато посмотрела на Пафнутьева.
– Меченый ребеночек, – пробормотал Овсов и решительно направился к выходу. Выглянув в коридор, он крикнул чуть ли не на все этажи больницы: – Вера! Давай сюда!
Когда через минуту вошла сестра, Овсов не дал ей произнести ни слова.
– Срочно! В реанимацию! Анализы! Похоже, в дите вогнали какую-то заразу...
– Опять? – спросила Вера, молоденькая сестричка с круглыми глазами и вскинутыми бровями.
– Вера, ты не на митинге! Мы не выбираем президента, мы спасаем людей! От тебя не требуется слишком много слов! От тебя вообще никаких слов не требуется! – Овсов был явно сбит с толку и раздражен единственным словечком, которое обронила сестричка. Лицо ее покрылось красными пятнами, она, видимо, и сама не могла понять, в чем допустила промашку. Взяв ребенка, она быстро вышла в дверь, успев напоследок, уже из коридора, бросить на Овсова взгляд, полный слез и обиды.
– Опять? – вкрадчиво спросил Пафнутьев, хорошо расслышавший единственное слово, которое успела произнести девушка. – Значит, это правда? Значит, попадают к тебе такие вот спящие царевны, которые никак не могут проснуться? А, Овес?
– Я же тебе все сказал, Паша, – вздохнул хирург и опустился на кушетку. – Я все тебе сказал, – повторил он. – Случается, Паша... Скажи, ты в самом деле купил девочку?
– Мне действительно предлагали ее за три бутылки водки.
– Надо же, – Овсов протянул руку к тумбочке стола и вынул оттуда початую бутылку. – Ты, Паша, пил когда-нибудь финскую водку? Должен тебе сказать, – продолжал Овсов, не дождавшись от Пафнутьева ни согласия выпить, ни возражения, – должен тебе сказать, Паша, – Овсов неторопливо достал стаканы, – это очень неплохой напиток. Наши северные соседи, похоже, разбираются...
Овсов замолчал, пораженный поведением Вики – она вынула из его тумбочки третий граненый стакан, спокойно налила в него из бутылки, украшенной северным оленем, налила столько же, сколько было у Пафнутьева и Овсова, и присела на кушетку. Овсов справился с удивлением, довольно быстро придя в себя, чокнулся с Викой и Пафнутьевым и как ни в чем не бывало поднял стакан в приветственном жесте.
– За здоровье младенца! Ей не помешает наш тост! – Когда все выпили, Овсов поставил стаканы опять в тумбочку, убрал пустую бутылку, закрыл дверцу. – Не смотри, Паша, так пронизывающе... Отвечу я на твой вопрос, куда же мне деваться, отвечу. Такой вот случай у меня второй... Очень похожий... Помнишь сестричку Валю, при виде которой содрогалось мое уставшее сердце и начинало работать, как у молодого козла?.. Ты ее помнишь?
– Она так же хороша? – спросил Пафнутьев.
– Она стала гораздо краше, – грустно ответил Овсов. – Но меня это уже мало радует.
– Но кого-то радует?
– Да, Паша, да. Так вот Валя... Как-то осенью она принесла мне в казенных пеленках... Тогда это был мальчик. Он тоже не мог проснуться.
– Долго? – спросила Вика.
– Он вообще не проснулся. Но девочки более жизнестойки... более живучи, я бы сказал. Думаю, не все потеряно. Хорошо, что ты занялся этим, Паша.
– Почему?
– Есть надежда, что это прекратится.
– Что прекратится? – уже чуть раздраженно спросил Пафнутьев, придвигая к себе телефон.
– Ко мне в больницу перестанут поступать беспробудные младенцы.
Пафнутьев набрал номер Шаланды, тот оказался на месте. Да, все-таки что-то произошло с Шаландой, он постоянно находился на месте, его можно было застать в кабинете в любое время. Или же он состарился и перестал ловить мышей, или же открылось ему, что в мире есть не только мыши, но и крысы, ядовитые змеи, крокодилы и удавы. А он привык иметь дело с мышами...
– Пафнутьев тебя тревожит?
– Тревожит, – хмуро ответил Шаланда.
– Младенца кто-нибудь ищет?
– Нет.
– Ничего больше не хочешь сказать? – спросил Пафнутьев. Что-то в голосе Шаланды заставило его насторожиться, что-то у него внутри поскуливало жалобно и виновато.
– Сегодня утром я отпустил Самохина, – сказал Шаланда. – Он дал подробные объяснения случившемуся. Они показались мне искренними и убедительными.
– Он пообещал, что больше не будет торговать младенцами?
– Да, именно так.
– И ты ему поверил?
– Я вообще верю людям. И тебе, Паша, верю.
– Ответь мне, Шаланда, на маленький вопрос... Невинный такой вопросик без имен, адресов, дат и телефонов... За него кто-то просил?
– Да.
– Ты влип, Шаланда?
– Да. – Голос у майора был тусклым и каким-то мертвым, в нем не играла обычная напористая обида, не чувствовалось готовности отстаивать уязвленное достоинство, нападать и подзуживать. Все это исчезло, испарилось из Шаланды, и Пафнутьев в какой-то момент вдруг понял, что разговаривает не с живым человеком и даже не с роботом. На том конце провода был угасший, смирившийся старик.
– Тебе плохо, Шаланда?
– Да.
– Я могу помочь?
– Нет.
– А если попытаюсь?
– Не стоит, Паша. Пустой номер.
– Нет, все-таки попытаюсь.
– Ну что ж... Ни пуха. – И уловил, все-таки уловил Пафнутьев в последнем слове Шаланды робкую благодарность, чуть забрезжившую надежду на избавление от чего-то тягостного, непреодолимого. – Младенец жив? – помолчав, спросил Шаланда.
– Да.
– Береги его, – и Шаланда повесил трубку.
Услышав последние слова, Пафнутьев, кажется, вздрогнул. Не первый раз Шаланда предупреждает об опасности, и каждый раз оказывается, что не зря. Первый раз он предупредил, когда у Пафнутьева оказался Чувьюров. «Береги его», – сказал Шаланда. А наутро старик был мертв. Не уберег. Второе предупреждение прозвучало, когда Пафнутьев допрашивал Самохина... А сейчас он на свободе...
– Самохин! – воскликнул Пафнутьев, поняв вдруг, что у него нет ни единой минуты, чтобы оставаться здесь. – Значит, так, Овес... Я ухожу. Вика, если нужно, останется здесь отвечать на твои вопросы и поднимать тосты. Позвоню в течение дня. И не один раз. Спасай ребенка. Авось удастся. Ему грозит опасность.
