Виктор Пронин - Купите девочку
– Ладно, начальник... Допрашивать – допрашивай, а чего обзываться? Не надо меня оскорблять.
– Как же это я тебя оскорбил? – удивился Пафнутьев.
– Какой я тебе господин? Издеваетесь?
– А как же тебя называть?
– Товарищем называйте, гражданином... Можно и Мишей. – Самохин улыбнулся.
– Ладно, – согласился Пафнутьев. – А мама тебя как в детстве звала?
– Да ну, – застеснялся Самохин, – Мих-Мих... Так она звала, царство ей небесное.
– Где работаешь, Мих-Мих?
– Семнадцатое домоуправление.
– Кем?
– Говорил же, сантехником.
– Ребенка там спер?
– Нет. Какие дети в домоуправлении? Там другого добра навалом.
– А где?
– Сколько мне светит?
– Сколько... – Пафнутьев подумал, посмотрел в окно, пожевал губами. – Года три – это точно. А если у тебя еще и слава дурная, то все пять.
– Это что такое – дурная слава?
– Раньше сидел?
– Сидел.
– Значит, слава у тебя дурная. Готовься пять лет отсиживать.
– Многовато...
– Согласен. Но тут от меня ничего уж не зависит.
– Зависит, – упрямо повторил Самохин. – Все от тебя зависит. Не надо мне мозги пудрить. Может, договоримся, а?
– Согласен, – ответил Пафнутьев, не задумываясь ни на секунду. – Готов поторговаться. Что ты предлагаешь?
– Я отвечаю на все ваши вопросы, а вы отпускаете меня на все четыре стороны, – твердо заявил Самохин. – По рукам?
– По ногам, – ответил Пафнутьев и набрал номер Шаланды. Тот оказался на месте. Что-то странное происходило в последнее время с Шаландой – он не торопился домой, никуда не торопился, стараясь подольше задерживаться в кабинете. – Пафнутьев беспокоит!
– Чем могу? – сдержанно произнес Шаланда.
– Ты в самом деле чем-то можешь?
– Не понял? – обиделся Шаланда.
– Слушай меня, Шаланда... По твоей службе не было сообщения о пропаже ребенка?
– Какого ребенка? – не понял Шаланда.
– Двуногого. И руки у него тоже две. Два уха, два глаза... Ну, было сообщение?
– Сколько лет ребенку?
– Года нет. Похоже, ему и месяца нет.
– Совсем крошка? – заулыбался Шаланда, но тут же опять сделался серьезным. – Не было.
– Но мимо тебя такие вещи не проходят?
– Никогда!
– Рад был слышать тебя, Шаланда! – и Пафнутьев положил трубку. Но тут же снова поднял ее и набрал номер телевизионных новостей. Был у них там верный человек, который иногда брал на себя смелость посылать в эфир сообщения, позарез необходимые Пафнутьеву. Иногда это были рискованные сообщения, иногда откровенно провокационные, но каждый раз за ними стояли интересы очередного расследования. Валентин Фырнин когда-то работал в Москве, но времена изменились. В журналистике понадобились другие люди – шустрые, наглые, без всяких там угрызений, сомнений, колебаний. И Фырнин оказался не ко двору. Выгнали Фырнина из редакции. Пафнутьев перетащил его в свой город, запихнул на телевидение и получил надежного соратника и собутыльника.
Тайный агент Пафнутьева оказался на месте. Он и не мог не оказаться, поскольку через полчаса должны были выйти новости.
– Валя? – вкрадчиво спросил Пафнутьев. – Здравствуй, дорогой. Паша тебя беспокоит.
– Какой Паша? – не сразу сообразил тот.
– А их у тебя много, Паш?
– Все! Врубился! Записываю!
– Записывай... Полчаса назад возле центрального универмага задержан некий Самохин Михаил Михайлович, который продавал девочку, не имея на это соответствующей лицензии.
– А что, на это дают лицензию? – ошалело спросил Фырнин.
– Нет, – ответил Пафнутьев. – Не дают. Поэтому у него и не было такой лицензии. Продолжаю... Родители, у которых был похищен ребенок, могут обратиться на телевидение по телефону... Номер сам назови, который считаешь нужным.
– Сколько же он просил за девочку?
– Он заломил кошмарную цену... Три бутылки водки.
– Надо же, жлоб какой! – пробормотал Фырнин. – Записал. Дальше.
– В настоящее время продолжается допрос задержанного в городской прокуратуре. Получены первые чистосердечные показания. Задержанный вины своей не отрицает, однако же и не раскаивается.
– Раскаиваюсь! – подал голос Самохин.
– Валя... Исправь последние слова... Он уже раскаивается и заверяет правосудие, что воровать девочек больше не будет.
– Кстати, а сколько красавице?
– Думаю, меньше месяца...
– Младенец?! – не то ужаснулся, не то восхитился Фырнин.
– Потому и цена такая, – ответил Пафнутьев. – Валя, ты меня понял? Это очень важно.
– Будет, Паша. Мы начнем новости с этого сообщения, а в конце еще раз повторим. Включай телевизор. Через три минуты город вздрогнет от ужаса и возмущения. Через три минуты! Пока!
Пафнутьев положил трубку, некоторое время смотрел на нее, прикидывая, все ли сказал, не упустил ли чего.
– Напрасно вы это, – проговорил Самохин обиженно. – Не надо было... На весь город ославите...
– Слушай! – возмутился Пафнутьев. – Ты ребенка спер! Надо же родителей найти!
– Не найдете, – произнес Самохин так тихо, что Пафнутьев с трудом разобрал эти странноватые слова.
– Почему?
– Потому, – Самохин исподлобья взглянул на Пафнутьева. – Потому, – повторил он. – Я же предлагал договориться... Вы отказались. Как будет угодно, – добавил Самохин.
– Думаешь, поздно нам с тобой договариваться? – спросил Пафнутьев, обеспокоенный последними словами Самохина. Было в них что-то истинное, Самохин не пытался выкрутиться, он просто предложил уговор, и что-то важное стояло за этим предложением. Люди в его положении могут предложить деньги, много денег, но он вел себя иначе.
– Поздно, Павел Николаевич. Теперь я буду молчать, как асфальт. Нет, как бетон. Нет, как железобетон.
– Разберемся, – пробормотал Пафнутьев. – Искреннее раскаяние, помощь в поисках родителей ребенка... Это тебе помогло бы.
– Вы не найдете родителей.
– Почему?
– Их нет.
– В каком смысле? – насторожился Пафнутьев, опять остро почувствовав второй смысл в словах Самохина. – Они умерли? Их убили?
– Они живы... Может быть, и живы... Но их нет.
– А ты не хочешь выразиться понятнее?
– Может быть, потом. Сейчас не могу.
– Как знаешь.
Неожиданно резко зазвонил телефон. Звонил Шаланда.
– Паша? – спросил он. – Все еще на службе?
– А ты, Шаланда, почему домой не идешь? Не любишь дома бывать? Службу полюбил? Или опасаешься чего-нибудь? Признавайся, Шаланда? – У Пафнутьева не было серьезных оснований для подобных слов, но он чувствовал перемены в Шаланде, и что-то подсказывало ему, что сейчас попал в цель.
– Много вопросов, Паша. А у меня к тебе один... Только что по телевизору сказали про ребенка... С твоей подачи?
– Да.
– А этот идиот Самохин у тебя?
– Вот он, передо мной.
– Береги его, Паша, – и Шаланда положил трубку.
Пафнутьев почувствовал, как несколько раз тяжело дрогнуло его сердце. «Как бы ни влип Шаланда, но он продолжает оставаться твоим другом», – проговорил Пафнутьев про себя. – Он тебя предупредил, чтоб ты берег старика? Предупредил. Ты его не уберег. Теперь он говорит открытым текстом – береги Самохина. От кого беречь? Ему тоже угрожает опасность? Но откуда это известно Шаланде? Хорошо, там «Фокус», там квартиры, старик с двумя малиновыми трупами и рукой в холодильнике... А здесь сантехник решил на опохмелку достать денег несколько необычным путем – ребеночка продать в центре города... Хорошо, Самохин от пьянства умом тронулся, сместились у него какие-то там ценности в мозгах или еще в каком-то месте организма... Но опасность? От родителей? Они пока не обнаружились... А Самохин открытым текстом говорит, что и не обнаружатся... Какая связь между всеми этими событиями? А Шаланда дает понять, что связь существует... Что это все они взялись на что-то намекать!
– Значит, так, – неожиданно заговорил Самохин. – Я пошутил.
– Да? – удивился Пафнутьев. – Скажи, пожалуйста, в чем заключается твоя шутка?
– Я не продавал ребенка. Пошутил. Мне было интересно, как люди отнесутся... Вот я и того... Проверил. А вы, не разобравшись, надели наручники и притащили сюда... Это беззаконие. Отдайте мне моего ребенка.
– Так, – крякнул Пафнутьев от столь резкого поворота. – Ты что же, отец этой девочки?
– Опекун, – помолчав, ответил Самохин.
– Есть документы?
– Нет, я на общественных началах. Из сострадания и жалости решил взять опекунство над ребенком. Может быть, моя шутка неудачная, ну что ж... Виноват. С юмором у меня всегда были накладки. Сколько сейчас дают за глупые шутки?
– Так, – повторил Пафнутьев в полной растерянности. – Так... Как же нам с тобой быть-то?
– Я же говорю... Верните мне сироту, отпустите с ней на свободу. А водку, которую вручили возле универмага, можете оставить себе. Пейте на здоровье, – произнес Самохин с обидой.
– Ни фига себе! – воскликнул Пафнутьев в полной растерянности. – Да ты же разбил обе бутылки!
