Армадэль, или Проклятие имени - Уилки Коллинз
С этими словами новый обладатель восьми тысяч годового дохода бросился в контору старшего клерка и пригласил его поездить по морю, так ударив его по плечу, что это ясно услыхали его хозяева в смежной комнате. Нотариусы с вопросительным удивлением посмотрели на мистера Брока. Клиента, который мог сделаться английским помещиком и не торопился занять это положение при первой возможности, им не случалось еще встречать.
– Он, должно быть, был очень странно воспитан, – сказали нотариусы ректору.
Пропустив в своих воспоминаниях еще месяц, Брок дошел до настоящего времени – до своей спальни в Кэстльтоуне, в которой он сидел и думал с волнением, которое упорно мешало ему заснуть. Это беспокойство было врагом, таким обычным теперь для душевного состояния ректора. Оно овладело им в Сомерсетшире шесть месяцев тому назад и теперь последовало за ним до острова Мэн в виде Озайяза Мидуинтера.
Перемена в будущих планах Аллана не произвела никакого изменения в его упорном пристрастии к изгнаннику в деревенской гостинице. В ходе своих совещаний с нотариусами он нашел время посетить Мидуинтера, и на обратном пути в Сомерсетшир с ними ехал друг Аллана по его личному приглашению. Волосы на обритой голове бывшего учителя опять отросли, одежда его обнаруживала появление денежных средств, но во всех других отношениях человек этот не изменился. Он встречал недоверие мистера Брока с прежней безропотной покорностью. Он сохранял тоже подозрительное молчание о его родных и его прежней жизни. Он говорил о доброте Аллана к нему с тем же самым необузданным пылом признательности и удивления.
– Я сделал все, что мог, сэр, – сказал он Броку, когда Аллан спал в вагоне. – Я скрывался от мистера Армадэля и даже не ответил на его последнее письмо ко мне. Более этого я сделать не могу. Я не прошу вас подумать о моих собственных чувствах к единственному человеческому существу, никогда не подозревавшему меня и никогда не обращавшемуся дурно со мной. Я могу сопротивляться моим собственным чувствам, но не могу сопротивляться этому молодому джентльмену. Никто на свете не может сравниться с ним. Если мы опять будем принуждены расстаться, это будет уже его дело, а не мое. Хозяин свистнул собаку, – сказал этот странный человек с минутной вспышкой скрытой страсти, и в его диких карих глазах выступили слезы гнева, – и жестоко, сэр, осуждать собаку, когда она является на этот свист.
Опять человеколюбие мистера Брока пересилило его осторожность. Он решил – надо ждать и посмотреть, что выйдет из этих отношений.
Дни проходили, яхта была оснащена, состоялась поездка на уэльский берег, и таинственный Мидуинтер остался все тем же Мидуинтером. Поездка на маленькой яхте не представляла большой привлекательности для человека в летах, но мистер Брок отправился все-таки на яхте, только бы не отпустить Аллана одного с его новым другом.
Не заставит ли во время их поездки тесная беседа трех человек разговориться Мидуинтера о его собственных делах? Нет. Он охотно говорил о других предметах, особенно если Аллан начинал о них разговор, но у него не вырвалось ни одного слова о себе самом. Мистер Брок пробовал задавать ему вопросы о его недавнем наследстве и получил в ответ то же, что слышал когда-то в сомерсетширской гостинице. Мидуинтер называл странной случайностью то обстоятельство, что положение мистера Армадэля и его неожиданно изменилось к лучшему в одно и то же время, но тут сходство и кончалось. Ему досталось небольшое состояние, хотя это достаточно для его потребностей. Наследство не примирило его с родными, потому что деньги были даны ему не из доброты, а по праву. Что же касается до обстоятельства, которое привело его к общениям с друзьями, то о нем не стоило упоминать, потому что временное возобновление отношений не дало положительных результатов. Из этого ничего не вышло, кроме денег, а с деньгами появилось беспокойство, которое волновало его иногда, когда он просыпался рано утром.
При этих последних словах он вдруг замолчал, как будто раз в жизни его осторожность изменила ему. Брок воспользовался этим случаем и прямо спросил, какого свойства это беспокойство могло быть. Не относилось ли оно к деньгам? Нет, оно относилось к письму, которое ждало его много лет. Получил он это письмо? Нет еще. Оно было поручено одному из партнеров фирмы, управлявшему делами по его наследству. Этот партнер находился в отсутствии, и письмо, запертое между его собственными бумагами, нельзя было достать до его возвращения. Его ждали в последних числах, и, если бы Мидуинтер знал наверное, куда привезет его яхта к концу этого месяца, он написал бы, чтобы ему туда переслано было письмо. Не имел ли он каких-нибудь семейных причин для беспокойства? Никаких, сколько ему было известно. Ему любопытно было видеть, что ждало его столько лет, и более ничего. Так он отвечал на вопросы ректора, повернув свое смуглое лицо к низкому борту яхты и держа в своих гибких смуглых руках удочку.
При попутном ветре и благоприятной погоде маленькая яхта делала чудеса в своем пробном рейсе. Прежде чем прошло время, назначенное для рейса, яхта дошла уже до Голигэда, и Аллан, жаждая приключений в еще не известных ему областях, смело объявил, что путешествие продолжится до острова Мэн. Удостоверившись от людей, опытных в этом деле, что погода обещает благоприятное плавание и что в случае какой-нибудь непредвиденной необходимости для возвращения до железной дороги легко доехать на пароходе из Дугласа до Ливерпуля, мистер Брок согласился на предложение своего воспитанника. В тот же час написал он к нотариусам Аллана и в свой пасторат, чтобы все письма присылались в Дуглас, на острове Мэн. В почтовой конторе он встретил Мидуинтера, который только что опустил письмо в ящик. Вспомнив, что он сказал на яхте, Брок заключил, что они оба приняли ту же предосторожность, и распорядился, чтобы его корреспонденция присылалась туда же.
В этот же вечер они отправились на остров Мэн. Несколько часов все шло хорошо, но с заходом солнца появились признаки наступающей перемены. С темнотой ветер стал свежеть, и вопрос о том, крепкое ли морское судно построил Аллан со
