Картина Черного человека - Наталья Николаевна Александрова
Ну и что я хочу здесь найти?
Когда я прошла уже половину улицы, мне показалось, что одна вывеска подмигнула мне.
Я остановилась, оглянулась.
Над небольшой витриной книжного магазина висела неоновая вывеска с названием «Голос». Светящиеся буквы действительно то гасли, то вспыхивали, словно подмигивали прохожим.
Вот погасли все буквы, кроме третьей и четвертой — Л и О…
Теперь наоборот — эти две буквы погасли, а остальные вспыхнули — Г, О и С…
Снова буквы мигнули в том же порядке, и на этот раз я успела их прочитать.
ЛО… ГОС.
То самое слово, которое было зашифровано в композиции Каракозова.
Стремянная. Логос.
Может быть, это и есть то место, которое я искала?
Я открыла дверь. Звякнул дверной колокольчик, и продавец, худосочный парень с забранными в хвост волосами, поднял голову, оторвавшись от толстой книги.
Увидев меня, он тут же утратил ко мне интерес — видимо, понял, что я не принадлежу к покупателям этого магазина.
Действительно, литература здесь продавалась специфическая — ни детективов, ни дамских романов, ни фэнтези, сплошные книги по философии и лингвистике. На обложках то и дело мелькали слова «Поэтика», «Семиотика», «Метатекст».
Имена авторов тоже были незнакомые — Ролан Барт, Мишель Фуко, Юлия Кристева, Роман Якобсон…
И вдруг на обложке одной книги я увидела целый список авторов, чьи фамилии мне только что попадались: Светлицкий, Ревякин, Терентьев, Епифанов…
Ну да, здесь были все имена из композиции с часами! И Набутов, и Арбузов, и Ярцева… Память на имена и фамилии у меня очень хорошая.
Это не могло быть случайным совпадением.
Правда, название книги было какое-то унылое и ничего мне не говорило: «Сборник статей третьей конференции по семиотике и реконструкции текста».
Я взяла книгу с полки и подошла к продавцу.
Он взглянул на книгу, потом перевел взгляд на меня.
В его взгляде читалось удивление: видимо, он никак не ждал, что я выберу такую книгу.
Еще раз взглянув на обложку, он проговорил:
— На эту книгу у нас акция. Если вы скажете кодовое слово, я сделаю вам большую скидку, и кроме того, вы получите экземпляр книги с автографами всех авторов.
Мне не нужны были автографы этих авторов, и скидку я не так уж хотела, но черт дернул меня за язык, и я выпалила первое, что пришло в голову:
— Логос.
— Верно, — продавец по-прежнему выглядел удивленным.
Он отложил свою книгу, поднялся со стула и проговорил:
— Пойдемте!
— Куда? — удивилась я.
— В подсобку, за тем самым экземпляром.
Я была заинтригована.
В конце концов, я искала это место и нашла его. Надо же дойти до конца! Парень этот вроде бы безобидный, но, если что — с ним-то я справлюсь.
И я пошла за продавцом в дверь с надписью «Только для персонала».
За этой дверью был темный коридор, который заканчивался еще одной дверью. Продавец открыл эту дверь и проговорил внутрь:
— Мэтр, эта девушка пришла.
Из кабинета донесся низкий голос:
— Она назвала пароль?
— Да, мэтр. Логос.
— Пусть она войдет!
Продавец отступил в сторону и сказал мне:
— Проходите! Мэтр ждет вас!
При этом в его голосе прозвучало непонятное мне ревнивое уважение.
Я удивилась, но ничего не сказала и вошла.
И оказалась в кабинете, заставленном темными шкафами с многочисленными книгами — старинными, в потертых кожаных переплетах, и современными, в ярких глянцевых обложках. Книги были на разных языках, определить которые я не могла.
Кроме книг в кабинете помещался большой письменный стол, заваленный опять-таки книгами и рукописями. За этим столом сидел человек с большой головой неправильной формы, с растрепанными, торчащими в разные стороны седоватыми волосами.
Едва я вошла в кабинет, этот человек вскочил из-за стола, причем он оказался очень мал ростом, едва ли не лилипут.
Он подскочил ко мне, оказавшись едва мне по плечо, порывисто схватил меня за руки и воскликнул:
— Я был уверен, что вы придете! Я ждал вас! Почему-то я был уверен, что вы придете именно сегодня! Сегодня такой особенный день… Да, я ждал вас сегодня!
— Меня? — переспросила я удивленно. — Вы меня, наверное, с кем-то перепутали.
— Перепутал? — Мэтр отстранился, еще раз внимательно осмотрел меня, затем метнулся к окну, отдернул плотную зеленую штору.
В окно заглянул дневной свет, впрочем, в кабинете стало ненамного светлее: на улице была обычная питерская погода, то есть тот короткий промежуток времени, когда один дождь только что закончился, а другой вот-вот начнется.
Тем не менее мэтр осмотрел меня еще раз при этом неярком свете и снова удовлетворенно кивнул:
— Да, именно так я вас себе и представлял. Нет, конечно, я вас ни с кем не перепутал. Я вижу на вашем лице следы перенесенных невзгод, которые углубляют стремление к истине…
— Но все же объясните, почему вы меня ждали… я ничего не понимаю…
— Это странно. Как раз вы должны все понять. Ведь вы пришли, значит, вы прочли послание, которое я зашифровал в своей композиции «Время перемен».
— Ах, вот вы о чем!
— А о чем же еще? Для начала вы обратили внимание на ключевые фразы этой композиции, значит, они вам внутренне близки. Значит, вы тоже считаете, что та реальность, которую мы видим, — это совсем не то, чем она является на самом деле. И вы согласны с тем, что, прежде чем что-то найти, нужно понять, что именно ты ищешь. И вы поняли, что ищете, нашли в моем послании ключевое слово «ЛОГОС» и сумели определить, где нужно искать. Значит, у вас пытливый ум, вы настоящий исследователь, именно тот ученик, который мне нужен…
Я хотела возразить ему, хотела объяснить, что пришла только из-за странной картины, но мэтр не давал мне вставить ни слова.
Он уселся на край своего стола, болтая ногами, как ребенок, и продолжил хорошо поставленным голосом:
— Вы, конечно, знаете труды основателей так называемой «французской теории», философов и лингвистов — Мишеля Фуко, Жиля Делеза, Ролана Барта, Жана Бодрийяра, Жака Деррида…
Я, честно говоря, никогда не слышала этих имен. Разве что видела их на обложках книг в этом самом магазине. И я хотела сказать об этом мэтру, но он не дал мне такой возможности. Он продолжал:
— Собственно, у истоков этой теории стоял наш с вами соотечественник, выдающийся лингвист и филолог Роман Якобсон, упомянутый еще Владимиром Маяковским в одном из своих знаменитых стихотворений.
Он набрал побольше воздуха, из чего я сделала вывод, что сейчас он разразится целой лекцией. И вот что делать?