Картина Черного человека - Наталья Николаевна Александрова
Вид у него был совершенно замотанный, глаза красные, как у кролика, да еще и мешки под глазами висят.
Так что я согласилась без дальнейших пререканий. В результате едва успела привезти венки, да еще и машину не хотели на территорию кладбища пропускать, пришлось Сан Ванычу звонить.
— Ну, тебя только за смертью посылать! — привычно набросился на меня он.
— Слушайте, куда вы все торопитесь? — не выдержала я. — Уж казалось бы, последняя инстанция, конечная остановка, дальше поезд не идет, туда все успеют!
— Не умничай! — пропыхтел он на бегу. — Всякое мероприятие должно пройти на уровне!
Тут мы наконец добежали. Батюшка уже трудился вовсю, и, на мой взгляд, Сан Ваныч тут был совершенно лишний. Но он влез вперед и все суетился возле гроба, пока его не оттеснили родственники.
Родственников оказалось неожиданно много, я едва разглядела среди них Татьяну Павловну. Она тихо плакала, потом отошла в сторонку, пошатываясь. Никто, кроме меня, не заметил, какая она бледная, а я вспомнила, что у нее диабет, и поспешила к ней.
Оказалось, что вовремя, потому что она едва не упала на кучу палых листьев.
— Таблетки… — едва шевеля губами, прошелестела она.
Я нашла в ее сумочке таблетки, а вода у меня всегда при себе для Вики. Поддерживаемая моей твердой рукой, Татьяна Павловна вскоре порозовела.
— Туда не вернусь, — сказала она, — пускай уж без меня Аню закопают.
— Куда вас отвезти? — поняла я.
— Ой, спасибо вам, Аля! Мне бы домой… отлежусь, а потом на поминки поеду.
Мы дошли до машины, и Татьяна Павловна сказала:
— А знаете что? Лучше ехать в Анину квартиру, оттуда до кафе, где поминки, совсем близко, я пешком дойду.
— Как скажете…
Честно говоря, мне порядком надоело работать водителем, но зато потом у меня полдня будут свободны, пока все сотрудники на поминках будут. Меня там точно не хватятся.
— Пойдемте со мной! — сказала Татьяна Павловна, когда я припарковала машину возле нового, но вполне обычного девятиэтажного дома.
— Неудобно… еще родственники явятся, а тут посторонний человек в квартире…
— Не явятся, — отмахнулась она, — они с кладбища прямо на поминки поедут. Пойдемте, я вас кофе напою!
Пришлось согласиться.
Квартира у Анны Павловны была двухкомнатная, очень аккуратная и чистая. Ремонт хороший, мебель новая. Ничего особенного, но все очень функционально.
— Аня лет пять назад эту квартиру купила, когда с сыном расселилась, он вскоре женился. А теперь вот хочет сразу ее сдавать, а потом продаст, как только можно будет… — Татьяна Павловна провела меня в светлую чистенькую кухню, включила кофеварку, выставила на стол сухое печенье. Небось, еще Анна Павловна покупала.
Кофе, правда, был хороший, ничего не скажу.
— Я что еще сказать хотела… — нерешительно начала Татьяна Павловна, когда я прикидывала уже, как бы побыстрее отсюда слинять. — Понимаете, Игорь, племянник, сказал, чтобы я взяла на память об Ане все, что хочу. А что мне надо? У меня все необходимое есть, а больше-то зачем… Ну, кольцо взяла еще мамино, Аня его не носила, как память берегла. Потом альбом с фотографиями нашими детскими решила взять, он у Ани хранился. Нашла в кладовке — и там еще мамины какие-то тетрадки, рецепты всякие, записи про дни рождения и памятные даты… все обычное, но мамин почерк…
Я поерзала на стуле и осторожно скосила глаза на настенные часы.
— И вот когда я все это перебирала, то нашла конверт… — Татьяна Павловна встала и скрылась в кладовке, что находилась рядом с кухней, но тут же вернулась и положила на стол обычный конверт из плотной серой бумаги.
Конверт был старый, много лет пролежавший среди таких же старых бумаг, но видно было, что открывали его нечасто.
— Это письма Карины Фиолетовой, — сказала Татьяна Павловна и вытряхнула на стол несколько листков бумаги, заполненных неожиданно аккуратным мелким почерком.
— Как они попали сюда? — только и смогла спросить я.
— Я думаю, — она тяжело вздохнула, — понимаете… тогда, когда все это случилось, комнату ведь нам так и не оставили. Там только Аня с мамой прописаны были, сказали, что этого недостаточно… Приехали родственники Карины из Нальчика…
— Из Нальчика?
— Ну да, она сама из Нальчика была, так вот приезжал ее брат с женой… с мамой говорили они очень грубо, видно, кто-то в доме уже просветил их, что они как соседи недружно жили. Ну, какие-то вещи Карины они забрали, тогда ведь с этим еще трудно было, остальное, что не нужно, выбросили. А конверт этот мама буквально из ведра помойного вытащила. Тут ведь в чем дело: она говорила, что у Карины любовник был, а его, кроме них с Аней, никто не видел. И следователь с ней строго разговаривал поначалу — мол, не вы ли все это нарочно устроили, а любовника и вовсе не было. Ну, потом дело закрыли, но мама все равно боялась, оттого и взяла эти письма, чтобы узнать, может, там имя его есть.
— Так зачем же он письма ей писал, если так шифровался?
— Да это не он… — Татьяна Павловна снова вздохнула. — Это она ему писала. Но не отправляла, оттого и конвертов нет. Про любовь свою ему писала, вот так…
И только было я хотела спросить, чего она от меня-то хочет, как она посмотрела на меня в упор.
— Я просто не знаю, что с ними делать, никак не могу выбросить, ведь Аня из-за этого умерла… так что, может быть, вы…
И совершенно неожиданно для себя я взяла этот конверт, а ей посоветовала забыть эту историю, что уж теперь делать, если сестра умерла…
На том мы и простились.
Машину я оставила у дома Вики, но его мама увидела меня в окно и крикнула, чтобы я зашла. Она хотела узнать, как все прошло. Я рассказала ей все, как есть, что не дождалась конца похорон, потому что отвезла сестру покойной домой, ей плохо стало. Она предлагала мне поесть, но я отказалась.
Из Викиной комнаты раздавался смех и музыка.
— Работают, значит, — усмехнулась я, — и как вам это все?
— Посмотрим, — улыбнулась она, закрывая за мной дверь.
Выйдя из их дома, я пошла пешком и через пять минут была в начале Стремянной улицы.
Стремянная идет от Владимирского проспекта до улицы Марата, и я пошла именно в этом направлении.
Нет ничего хуже и бессмысленнее поисков, когда ты не знаешь, что ищешь. Я шла по улице, оглядываясь по сторонам.
Тут
