Рок-н-рол под Кремлем 6.Шпионы и все остальные. - Корецкий Данил Аркадьевич
– А уступить нам сорок процентов «АСКО» он не собирается? В счет уплаты долга? – Трепетов улыбался. Это была шутка. Старая, судя по всему, шутка.
– Думаю, Трофимов предпочитает нагадить, а после – сдохнуть, – серьезно ответил Лев Николаевич.
– Ёшкин кот.
– Воздействие третьей степени? – поднял брови Лев Николаевич.
– Да, – согласился Трепетов. – И еще неделя сроку. Потом обваливаем акции. Потом… Как это у тебя называется?
– Потом слухи о плохом самочувствии Трофимова подтвердятся, – сказал Лев Николаевич.
– Вот именно.
– Так и помечу…
В отличие от своего знаменитого тезки-графа, наш Лев Николаевич никогда не увлекался идеями духоборства, всеобщей любви, непротивления злу насилием и так далее. Это можно утверждать наверняка. При всей своей таинственности Лев Николаевич в этой части совершенно прозрачен. Например, директору агентства недвижимости, своему товарищу по далеким школьным годам, он помогает иногда утрясать кое-какие дела, и это чистая правда. Однако делает это он отнюдь не бескорыстно. Твердые пятнадцать процентов от «конфликтной» суммы – таков его гонорар. Надо отдать должное, отрабатывает его Лев Николаевич по высшему разряду.
– Питер и Москва – норма, все закрыто… Назревает небольшая проблема в Полтаве, по Гольдбергу. Источники говорят, что в областную администрацию он не попадет. Там меняется начальство, наружу выползает не очень приятный кадр, представитель «Конгресса Украинских Националистов». Гольдберг вряд ли с ним договорится.
– Сколько? – спросил Трепетов.
– В этом году вы вложили в него шесть миллионов. И раньше по мелочи, от полутора до двух. Я могу уточнить.
– Гольдберг гол как сокол. Я с самого начала не рассчитывал на скорую отдачу. Подождем еще. Что там дальше?
– Из актуального больше ничего, – сказал Лев Николаевич и закрыл блокнот. – Нарисовалась возможность нового вложения. При определенных условиях довольно интересная.
Трепетов подождал.
– Ну? Так что там?
– Вчера разговаривал с одним босяком. Он некогда охранял секретные подземные коммуникации и ухитрился спереть где-то там десятикилограммовый слиток гохрановского золота. Утверждает, что есть хранилище, где таких слитков еще ровно девятсот девяносто пять штук. Готов доставить их наверх при условии финансовой и организационной поддержки.
– Очень интересно. Значит, босяк предлагает мне гохрановское золото… – Трепетов усмехнулся, взял из принтера свежую распечатку биржевых сводок. – Звучит как приглашение на поиски сокровищ!
– Примерно так, – согласился Лев Николаевич. – Но я навел кое-какие справки по этому босяку. Его фамилия Пыльченко, он и в самом деле служил в спецподразделении ФСБ «Тоннель», расформированном два года назад. Я видел слиток. Это в самом деле гохрановское золото. На нем редкое пробирное клеймо, которое использовалось до пятьдесят восьмого года.
– Редкое… Хм. Замечательно. И что с того? – проговорил Трепетов, подняв глаза от распечатки.
– Хранилище создавалось в сорок втором, во время наступления немцев на Москву. На слитках, находящихся там, должны быть соответствующие клейма. Такие, какими клеймили золото в СССР до и во время войны. Это логично.
– Подожди. Я что-то упустил. Какое еще хранилище? Ты говоришь так, будто все должны были о нем слышать. Или знать. Это как Шар Желаний у Стругацких, что ли?
– Стругацкие? – переспросил в свою очередь Лев Николаевич. Нахмурился. – Не знаю, я с ними не работал. А хранилище – это такая старая кагэбэшная легенда. Глубоко под землей, в каких-то завалах, где никто не может его найти… Может – правда, может – нет. Во всяком случае, босяк поет складно.
– Ясно.
Трепетов на какое-то время замолчал, уткнувшись в свои бумаги. Лев Николаевич смотрел в окно на яблоневый сад. На ближнем дереве с ветки на ветку деловито прыгала огромная сойка, поглядывая на него любопытным черным глазом. Но Лев Николаевич вряд ли ее вообще заметил. Как и сам яблоневый сад, возможно. Он не испытывал нежных чувств ни к птицам, ни к животным, ни тем более к людям.
Если бы у него была возможность самостоятельно провернуть это дело, он бы ни словом Трепетову не обмолвился. Ни граммом бы не поделился. Срубил бы свой куш, бросил Москву и поехал доживать век в тихий европейский городок. Но, в отличие от того босяка-«тоннельщика», Лев Николаевич хорошо понимал, что даже при самом удачном стечении обстоятельств перед ними рано или поздно встанет задача обратить золото в живые деньги. И здесь без Трепетова никак не обойтись… А транспортировка? Даже для того, чтобы перевезти десять тонн золота с одного места в другое в пределах Москвы (не поднять из каких-то там неведомых глубин, а только перевезти!), потребуется целая армия грузчиков, хорошо вооруженных охранников плюс взвод удобренных-унавоженных ментов, гайцов и мало ли кого еще… Здесь необходим административный ресурс. У Трепетова он есть. Значит, все верно.
– …Так сколько он просит, этот ваш босяк?
Трепетов оторвался от бумаг, взял со стола карандаш, что-то набросал на полях.
– Немного, – сказал Лев Николаевич. – Оборудование, снаряжение. Прикрытие. Может, еще что-то по мелочи. Обычный босяк, я же говорю. Ну, а в случае чего, конечно, мы с ним не знакомы, между нами никаких дел…
Трепетов усмехнулся.
– А ты серьезно запал, я смотрю.
– Десять тонн золота, Семен Романович. Половина наша. А может, и две половины, – добавил Лев Николаевич буднично. – Это золотой резерв Чехии или Колумбии.
– И ты думаешь, оно мне нужно? – Трепетов внимательно посмотрел на него. – Мне, «форбсу», миллиардеру, человеку, который, по слухам, мочится в золотой унитаз? И если слухи не соответствуют действительности, то только потому, что я считаю такие вещи моветоном!
Лев Николаевич пошевелился в кресле:
– Думаю, десять тонн золота не нужны только нищему, Семен Романович, – сказал он. – Потому что нищий не знает, что с ними делать. А вам они просто необходимы! Еще один остров прикупить или даже архипелаг… Поменять режим в Борсхане, где нашли уран, и разрабатывать его потихоньку… Организовать колонизацию Марса… Лишних денег не бывает. Я так думаю. – Он помолчал и добавил: – Даже если деньги вас не интересуют, вы всегда можете придумать что-то другое… Например, пробраться на политический Олимп… Или обрушить рынок и пустить по миру парочку своих конкурентов, которые имели глупость вложиться в золотые активы. У вас хорошая фантазия, Семен Романович.
Трепетов рассмеялся.
– Ты думаешь прямо как настоящий миллиардер, Лев Николаевич! Молодец!
Выгодное соглашение
В Жаворонки домчались с ветерком в настоящем «Майбахе». Сиденья с массажерами, кожа такой выделки, будто ее с молодых мулаток сняли. Ну, телики, музыка, это ясно. Места до х…ища. Можно разлечься, как дома на диване. Посередине штука такая торчит, что-то вроде пульта управления: кнопки, тумблеры разные. Можно массаж поясницы включить. Или спины. Ягодицы тоже массирует, кстати. Наверное, и эротический массаж какой-нибудь есть.
– А что это за фиговина? – спросил Зарембо, дергая за серебристо-стеклянный шарик на решетке обдува. – Рычаг катапультирования?
Водитель, не поворачивая головы, ответил:
– Это распрыскиватель духов.
Во, блин. А в подлокотнике выдвигается поднос, там два серебряных бокала с надписью «Maybach Zeppelin». Зарембо сострил:
– А это чтобы их потом выпить, да?
Водитель не понял:
– Кого выпить?
Вот тупой.
– Ну, духи, ясно!
Водитель вежливо улыбнулся.
– Нет, зачем? Там справа хороший бар.
Палец сосредоточенно молчал. Он нервничал. Да и Рембо нервничает, раз болтает всякую х-ню… Потому что неизвестно, как эта поездка обернется. Может, закопают в лесу или утопят в болоте…
Наконец, прибыли в Жаворонки. Естественно, ни Палец, ни Зарембо в таких домах сроду не бывали. Королевский дворец. Прислуга шныряет. Картины всюду… Во! Палец узнал одну: в школьном учебнике по русской литературе была точно такая же напечатана. Но засматриваться некогда. Они не на экскурсию, они на деловую встречу сюда приехали.
