Райдо Витич - Синдром синей бороды
— Не буду мешать. Вы пообщайтесь пока, я за машиной.
— Кто это, Маша? — услышал, и поспешил отойти подальше, но, увидев Лику, бредущую навстречу, притормозил:
— Здравствуй.
Та остановилась напротив, заглядывая ему в глаза, и кивнула:
— Здравствуйте Вадим.
И вроде сказать больше нечего, а вроде и не нужно. Глаза в глаза — и слов не надо. Так и молчали, минуту, другую. Первой отвела взгляд Лика, покосилась на Машу и уловила ревность в ее глазах. Рыжий парень в чем-то уверял ее, а она и не смотрела на него, косилась на Грекова, на домработницу.
— Вы вскружили голову девушке, — тихо заметила Лика. Вадим молчал. — Не жалко вам ее?
— Удивишься — нет, — разжал губы.
Она не удивилась, скорей огорчилась:
— Зачем вы так с ней?
— Влюблен.
— Не правда.
— Почему? Она красивая девушка, я еще не старый мужчина…
— Вы ее дядя.
— Любви родственные узы не помеха.
— Любви — да, но в вашем случае о ней и речи нет.
— Вот как? — заинтересовался Вадим. — Значит тебе не важно, что мы родственники, важно, что нет любви? И почему решила, что ее нет? Может наоборот, я влюблен, страстно, безумно.
— Вы себя обманываете или меня? Машу? Не надо Вадим, оставьте ее, она слишком чувствительна, слишком ранима…
— Как ее мама?
— Нет. Вероника Львовна очень сильный человек, способный на…
— Подлость.
Лика растерялась: Вадим прав — Грекова способна на низость, но кто может ее судить?
— Мы все не святые. Вероника Львовна не исключение, но она не подлая, а запутавшаяся. Маша же и вовсе, невинная девочка.
— Вы ангел-хранитель семьи Грековых? С какой радости?
— Долг любого человека помогать ближнему.
— Даже если он подлец?
— Даже сели он подлец. Вы же, не он.
Вадим невесело усмехнулся: святая наивность!
— Вы интересная девушка Лика… С удовольствием побеседую с вами, но позже, сейчас нам с Машей нужно ехать, — заметил, услышав стук каблучков за спиной.
— Привет, — сухо бросила Маша домработнице, даже не взглянув на нее, и подхватив Вадима под руку, лучезарно улыбнулась ему в лицо. — Поехали?
— Вероника Львовна, как вы относитесь к ухаживанию брата вашего мужа к вашей дочери? — спросила Лика, поборов смущение. Хозяйка оторвалась от составления очередного списка и удивленно выгнула бровь, одарив ее взглядом, точь в точь как у доктора, который не может поставить точный диагноз.
— Первое: с чего ты решила, что Вадим ухаживает за Машей? Второе: какое тебе до того дело?
— Мне кажется…
— Сто раз говорила тебе: оставь свое `кажется' при себе! Мне нет дела до тех фантазий, что бродят в твоей голове. Не забывай, пожалуйста, что ты домработница, а не член семьи.
Лика вздохнула, признавая правоту женщины. И хоть могла возразить на правах пусть не члена семьи, но добропорядочной христианки, не стала. Знала — бесполезно. Хозяйка лишь разозлится сильней, но все равно не послушает. Девушка прекрасно понимала, что она для Грековой — навязанная мужем прислуга, ненормальная, которую она терпит по доброте душевной и из уважения к Егору Аркадьевичу, не более. Но терпение Грековой не безгранично, как и влияние мужа. Возьмет да погонит надоедливую дурочку.
Устроиться же на другую работу Лике будет трудно, почти невозможно. Пыталась она уже, не раз. Месяц максимум и её просили оставить место в добровольно-принудительном порядке. А здесь она уже два года. Привыкла к Грековым и они к её приступам слезотечения. Вероника Львовна даже к знакомому психологу устроила, бесплатно. Вот и получается — хозяйка к девушке с добром, а она в благодарность молчи? Но как же молчать, если Вадим Маше угрожает? Окрутит девушку и главное не от любви, а от скуки или еще чего хуже. Есть в нем что-то настораживающее: лед на дне зрачков, дичинка во взгляде. Такой и сам не рад, что творит, а все равно — делает. Беда, одно слово. И Маше, и родителям, да и самому Вадиму потом худо будет. Не злой ведь он, не подлый, а скорей дурной от мути, что годами накопленная, в его душе лежит, Видать покрутила его жизнь, поломала.
`Господи, жалко-то его как! А Грековых?! И что мне-то делать? — сморщилась Лика, пытаясь удержать слезы.
— Ну, ну, перестань, — приказала Вероника Львовна увидев её мокрое лицо. Салфетку кинула. — Неврастеничка, право. Слова сказать нельзя тут же в слезы! Ты как жить-то собираешься, если по поводу и без повода в рев?
— Страшно мне за вас, — всхлипнула.
— И мне, — хмыкнула та, с презрением оглядев заплаканную физиономию домработницы. Хлопнула еще одну салфетку на стол, список пододвинула. — Бери, и приступай к работе.
`Вот и весь разговор', - вздохнула Лика: `Один выход остался — с гостем поговорить'.
Да беда в том, что рядом с Вадимом у неё одно желание возникает: прижаться к нему и забрать себе хоть частичку мучающей его боли, растопить лед печали, развести муть на сердце, отогреть теплом, и показать кусочек неба с пушистым облаком, сквозь которое пробивается лучик солнца. Смотри Вадим, смотри! Солнце!…
`Нелепая мысль, глупое желание, но на то мы и люди, чтоб мечтать и верить, что наши мечты когда-нибудь сбудутся'.
— Лика не нравится тебе, — скорей констатировал, чем спросил мужчина, садясь за руль. Маша села рядом, тщательно расправила полы пальто на коленях, поправила волосы, делая вид, что не слышала фразу Вадима. Вот только лицо у нее было слишком угрюмым, чтоб поверить в ее глухоту. Да и взгляд внимательно оглядывал дворовый пейзаж, знакомый до мелочей и ничуть не изменившийся за ночь.
`Любопытно', - прищурился Греков, выезжая через арку. И, пожалуй, промолчал бы, да мысли то и дело возвращались к странной девушке, что интересовала его больше, чем любой в семье брата. Блажь ли это, помутнение рассудка, или естественное желание любознательного человека разгадать загадку домработницы? Впрочем, какая загадка может быть у домработницы? Большеглазой простушки, наивной, как ребенок?
— Сколько ей лет?
Этот вопрос, как ни странно Маша расслышала:
— Двадцать три, кажется. Она что-то около двух лет или чуть больше старше меня, — ответила, пытаясь быть вежливой, но комментарий получился угрюмый. Девушка отвернулась, уставившись опять в окно.
`Не нравится ей тема разговора… А по возрасту выходит, что Лика родилась когда я был в армии. Нет, дочерью быть не может. Тетка бы обязательно оповестила, Егор бы не удержался. Да я бы и сам заметил, когда уже вернулся, что… А что, собственно? Что он пропадал с утра до вечера? И я знал где? Предполагал — с Верой, но факт ли? Да и не было мне тогда дела до него: Ирка с утра до вечера в голове была', - думал Вадим, мрачнея в попытке понять, что его больше мучает — тайна происхождения Лики или тот факт, что она может оказаться как дочерью, так и любовницей Егора?
— Давно она у вас работает?
— Два года, — нехотя ответила Маша через пару минут. В салоне опять повисла гнетущая тишина.
— Лика твой враг?
— Нет уже, — ответила тихо, скорей себе, чем мужчине и потому не заметила, что проговорилась.
— Как понять `уже'? Были трения, но вы пришли к консенсусу и теперь соблюдаете нейтралитет? А трения были на бытовой почве?
— Я сказала `уже'?.. Нет, оговорилась. У нас не было трений, и не враг она мне. Крези обыкновенная, было б с кем ругаться. Вообще-то я не думала, что мы будем обсуждать автобиографию нашей прислуги.
Вадим выгнул бровь, уловив презрительную интонацию очень похожую на проявление банальной ревности. `Прислуга' — резануло ухо, заставило, и удивиться и насторожиться. `Врет девочка, были у них ссоры и по всему видать — крупные', - решил Греков, но промолчал. Позже вернется к разговору. Спешить ему пока некуда.
— Хорошо, умеешь ты уговаривать — обсудим что-нибудь другое. Осень, например, — примирительно улыбнулся Вадим. И получил в ответ благодарный взгляд:
— Нет, ты не подумай плохого, просто Лика не тот человек о ком стоит говорить. Есть более примечательные личности.
— Кто, например?
— Ты, мама…
— Папа?
— Да, и папа, — вздохнув, отвернулась к окну. Вадим рассмеялся:
— У меня возникло чувство, что я разведчик. У тебя есть какая-то тайна, и я тебя пытаю с целью ее выведать.
И по взгляду девушки понял, что не далек от истины:
— Действительно есть какой-то неведомый мне секрет?
— Вадим, я не готова обсуждать эту тему, тем более, что секрет не только мой.
— Но и отца? У вас договоренность: ни слова врагу! — шутливо заметил мужчина. — Но я не враг, Маша, — и качнулся к ней. — Тем более своей очаровательной племяннице и брату. Однако и изображать агента 007 не буду, не мое амплуа… Как думаешь, выпишут тебя?
— Не знаю. Хотелось бы еще дома побыть, пока вы гостите.
— Ну, что ты выкаешь, Маша? Договорились же. И не огорчайся, мне пока нравиться гостить, так что уезжать в ближайшее время не собираюсь, еще повеселимся, устроим налет на магазины и рестораны. В кино сходим — сто лет не был в кинотеатрах. Немного изменим режим дня: буду забирать тебя после института и катать по Питеру. В казино хоть раз была?
