Павел Генералов - Юность олигархов
Толик об этом прекрасно знал: на прошлой неделе руководство «Трансюггаза» почти в полном составе погибло на альпийском горнолыжном курорте. Просто кабинка фуникулёра рухнула в пропасть. Об этом происшествии кричала всё больше западная пресса, усмотревшая в случившемся происки русской мафии. Отечественные же СМИ в основном придерживались версии о несчастном случае.
— Итак, — подытожил генерал, — готовь к вечеру личные дела кандидатов. Ведь, как говорит наш Монстр Иваныч, незаменимых у нас нет?
Толик сухо кивнул: предложения по «Трансюггазу» были им подготовлены ещё две недели назад.
***Милицейский «уазик» подкатил к самому входу в «Царь–шапку».
— Гляди, Сид! Твой закадычный друг опять пожаловал. Поди, по твою душу! — заржал Лёвка, углядев выкатывающего из машины Полторадядьку.
Тот, в сопровождении неизменного Савельева, и вправду поднимался по ступенькам. Из машины тем временем вылезла ещё пара милиционеров.
— Ого! Кажется у них сегодня операция «Антитеррор», — усмехнулся Гоша. Стражи порядка были все как на подбор в бронежилетах и с короткими автоматами наперевес. — Пойду встречу, — Гоша поднялся из кресла и вышел из кабинета в торговый зал. За ним потянулись и остальные: Лёвка, Нур, Катя и Нюша, приехавшая всего полчаса назад после успешной сдачи экзамена по конституции. Впрочем, заслуга её в том была минимальной — пожелтевшему от злобы Малькову ректор приказал обеспечить стопроцентную успеваемость по непрофильному предмету.
— Ага! Вся команда в сборе, — вместо приветствия с порога проговорил Полторадядько.
— Чем обязаны? — ответно не здороваясь, поинтересовался Гоша и чуть обернулся в сторону товарищей. Кажется, предстояло очередное развлечение.
— Оружие — на прилавок! — негромко, но, как ему казалось, очень убедительно приказал Полторадядько.
— Какое оружие, старший сержант?! Мы люди мирные, незлобивые, — пожал плечами Гоша. — Шапками торгуем.
— То самое! С каким ты вчера палатку чебуречную ограбил! Давай, быстро! — и Полторадядько недвусмысленно пошевелил стволом автомата.
— О господи! — застонал Гоша. — Чебуречные дауны, что ли настучали? Пусть с людьми сначала научатся обращаться.
— Давай–давай! Поторапливайся!
Гоша из–за спины достал пистолет и на ладони, стволом вперед протянул его Полторадядьке.
— На прилавок, стволом в сторону, щенок! — глаза Полторадядьки не обещали ничего хорошего. Похоже, шутки кончились.
Гоша положил пистолет на прилавок.
— Два шага назад! — Гоша сделал эти два шага. — Савельев, забери оружие! Разрешение есть?!
— Слушай, старший сержант! Какое ж это оружие! Он же газовый. Игрушка…
— Я спросил: разрешение есть?!
— Нет разрешения, — вздохнул Гоша. — Твоя взяла, Полторадядько.
— Так, Савельев, составляй протокол! — Полторадядько, похоже, уже не слушал Гошиных доводов. Ноздри его раздувались, а усы, казалось, сами собой шевелились. — С оружием! На представителей! Закона! При исполнении! — с почти нескрываемым восторгом скандировал Полторадядько.
— Да ты, что, служивый! Белены что ли объелся?! — встрял Лёвка. — Кто тебе оружием угрожал!
— Всем! Лицом к стене! Ноги на ширине плеч! Руки за спину! — орал Полторадядько. Так его, наверное, учили. На редких инструктажах. Дорвался, что называется.
Дорвался и зарвался. Стало не до шуток. Пришлось действовать по команде.
— А то пальнёт ещё сдуру, — тихо прокомментировал Гоша, первым поворачиваясь к стенке.
На его запястьях защелкнулись наручники. Савельев, посапывая, дописывал протокол.
— Так, вперед, в машину! — скомандовал Гоше Полторадядько, когда Савельев, наконец, довёл до ума свой миллицейско–протокольный опус. — Остальные свободны, — уже с порога и совершенно спокойным, даже каким–то безразлично–усталым голосом сообщил Полторадядько. — Пока! — и было неясно, то ли он так прощался, то ли угрожал.
***Из дверей отделения Гоша вышел первым. Он посмотрел на друзей и губы его растянулись в улыбке.
Время, проведённое в казённом доме, никак не отразилось на его внешности. Но и впустую не прошли для него эти несколько часов в затхлом «обезьяннике», где кроме него томился лишь нищий с Новодевичьего, пойманный на воровстве и перепродаже цветов с могил. Нищий спал, отстегнув жалобную деревянную ногу. Две другие ноги, натуральные, он поджал под себя, свернувшись калачиком на узкой деревянной скамье. Иногда он почему посмеивался во сне, будто его щекотали.
Гоша мерил шагами камеру — размышлять на ходу было привычней. Он только старался не слишком приближаться к трёхногому нищему, вокруг которого образовался прочный защитный барьер в виде непонятной смеси запахов.
К моменту освобождения план в общих чертах был готов. Не просто план — стратегия. Что ж, это стоило утерянной на миг свободы. Значит, врал Лёвка, утверждая, что креатив в неволе не размножается. Размножается, да ещё как.
Гоша поднял руку в приветствии, подражая советским вождям на трибуне мавзолея.
За Гошей, тяжело переступая, с клубом пара выкатился Толик.
— Ну, герой, идём, пока они не передумали, — как всегда неуклюже пошутил он. И сказал в открытое окно подъехавшей «девятке», то есть непосредственно Нуру:
— Ладно, с вас — кабак!
— А у нас как раз и столик заказан! — высунулся Лёвка.
Гоша не слушал их трёпа. Он продолжал думать.
— Да ребята, с вами не соскучишься. Поехали, — сказал Толик.
— Так, Лёвка, — уже усаживаясь на переднее сидение рядом с Нуром, распорядился Гоша, — завтра идёшь регистрировать новую газету. Называться будет «Добрые вести плюс».
— А почему плюс? — удивился Лёвка.
— Для солидности. Это будет рекламно–информационная газета. Про всё и для всех.
— Прогорим, Сид!
— Запомни, Лёвка, кто управляет информацией — тому и прикуп в масть. Верно, сестрёнка?
— Смотри, тебе, наверное, виднее. Ты же у нас крутой. С пистолетом наперевес, — хихикнул Лёвка.
— Ну что ты канючишь, Вау? Где твой драйв?! У тебя мечта какая–нибудь есть? Хочешь медиа–магнатом стать?
— Я хочу! — неожиданно откликнулась Нюша.
Нур удивлённо обернулся. Его глаза встретились с её упрямыми, ореховыми.
— Медиа–магнатом, — настаивала Нюша. Какие у Нура странные глаза, — подумала она. — Светлые–светлые, голубые, а ободок вокруг тёмный, серый. И почему я никогда этого не замечала?
— А я, — подхватила эстафету безумных желаний Катя, — хочу… Я скромная. Просто богатой и знаменитой.
— А ты, Нур?
— Парочка нефтяных скважин в личное пользование меня бы вполне устроила, — Нур ответил небрежно, не особо задумываясь: он всё никак не мог опомниться. Как же это он раньше не видел, какой красавицей стала Нюша? И когда это только произошло? Ужель та самая Нюша?
— А я, я… — от жадности Лёвкина глаза разгорелись как прожектора. — Хочу быть олигархом. И купить «Манчестер», — и он посмотрел на друзей взглядом победителя: ведь его желания были самыми крутыми. — Сид, а ты–то что хочешь?
— Просто выполнить все ваши желания, — тоном обыкновенного волшебника ответил Гоша.
Часть вторая
Генеральская ушанка
Глава первая. Из Кащенки — с любовью
3 сентября 1997 года,
день
Клим Ворошилов, главный редактор и хозяин «Московского вестника» был в ярости. Как посмел этот наглец делать ему подобные предложения? Да ещё в столь безапелляционном, развязном тоне! Кто вообще его пустил в редакцию?
Ворошилов хотел вызвать ответственного секретаря Звонарёву, чтобы спустить на неё собаку, и не одну, но вовремя спохватился. Он сам в целях экономии договорился с соседними учреждениями, что охранник внизу будет общий. Ну, а общий, значит, ничей. Но они же не какая–нибудь жёлтая газетёнка, чтобы ставить на входе ОМОН! Солидная газета, не продажная, как большинство нынешних однодневок.
«Московский вестник» и вправду не был продажной газетой. Правда, он был газетой, что называется, проданной. То есть у них был один, но очень солидный спонсор. Увесистый спонсор, металлический — корпорация «Росмет».
Звонарёву он всё–таки вызвал:
— Посмотрите, что за ерунда! — он кинул перед нею на стол вёрстку первой полосы. И вы хотите, что я это подписал в печать?
— А что такое, Клим Сергеевич? — Маша Звонарёва видела эту полосу раз уже в семидесятый и потому искренне не понимала возмущения шефа.
— Что? — взвился Ворошилов и затыкал пальцем в базовый снимок первой полосы.
На снимке демонстрировал голливудскую улыбку генеральный директор «Росмета». Это был анонс, сама статья о «герое нашего времени» Викторе Бокове шла на третьей полосе, за которую уже чуть раньше был раздраконен журналист Колобашкин, пользующийся звучным псевдонимом Коваль — Ковалевский.
