Анна Шахова - Ванильный запах смерти
– Приехали как отдыхающие? – удивилась Орлик.
– Ну да. Муж твой повел их показывать номера на третьем этаже. Вон, слышишь, кричит Иде, чтобы убралась наверху.
Дарья озадаченно посмотрела на Люшу. Выглядела она плохо: бескровное осунувшееся лицо с черными полукружьями под глазами, волосы небрежно стянуты резинкой в хвост, губы в сухих корках.
– Ты вообще сегодня ела? – спросила у нее Люша.
– Не могу и думать о еде. Ох, что же это я?! – Даша схватила сыщицу за руку. – Сейчас же бегу к Феликсу, прошу накрыть на террасе. И ты, и Лика голодные.
– Если честно, я бы поела, – кивнула Люша. – И заставила бы поесть тебя. Так нельзя, Даша. Нервное истощение делу не поможет, уверена.
– Юля, а у тебя уже есть какие-то наблюдения, выводы?
– У меня есть одно соображение. И им я поделилась со следователем, даже вручила ему некую улику. Но вот с подозреваемым – швах. – Люша развела руками.
Дарья вздохнула и отправилась давать распоряжения насчет обеда.
Когда Юлия устроилась на террасе с графином мятного лимонада, из дома вышла Травина. У нее было красное отекшее лицо. Похоже, бедная женщина проплакала не один час.
– О, Лика! Идите, попейте со мной этого изумительного настоя. Самохин так здорово смешивает травы, что ему пора открыть собственное производство прохладительных напитков.
Обычно доброжелательная, воспитательница никак не отреагировала на ободряющее приглашение и молча уселась напротив Люши, понурив голову.
– Не переживайте вы так! – Шатова вложила в голос всё возможное сочувствие. – Лева просто перенервничал. Вот отлежится, придет в себя и завтра же явится как ни в чем не бывало.
– Он выключил телефон, – глухим голосом сказала Травина, не поднимая головы.
– Ну и что? Ему нездоровится. Пусть побудет в одиночестве.
– С ним что-то случилось. А я не знаю, где его дом.
– Ну, это можно выяснить у Василия. Только надо ли?
– Нет! Не надо! – вдруг гневно сверкнула глазами на Люшу Травина. – Совсем я достоинство потеряла. Доверилась едва знакомому мужчине.
Помолчав, Лика сказала с выстраданной решимостью:
– Мне необходимо уехать, забыть это все, как кошмарный сон.
И тут Люша, привстав, приблизила через стол свое лицо к Ликиному, заговорила тихо-тихо:
– Вам не кажется, что Гулькин что-то скрывает? Все-таки он здесь чувствует себя как полновластный хозяин и может видеть и понимать больше всех нас.
Лика затрясла головой:
– Я и сама не знаю что думать. Так все странно. И приступ этот, и невроз. Знаете, Юля, а ведь меня чем-то опоили вечером, я уверена.
У Люши загорелись глаза, и она в один миг перебежала на сторону Лики и присела на соседний стул.
– Помните, я жаловалась на головную боль?
Сыщица кивнула.
– Ну так вот, я почти сразу пошла в номер, прилегла, а проснулась от стука в дверь Говоруна около восьми утра. Представляете, я так и проспала всю ночь, как подстреленная: поверх одеяла, только скинув босоножки, не раздеваясь. Со мной такого не бывало никогда.
– Значит, снотворное, – задумчиво проговорила Люша.
– Но когда мне его могли всунуть? Только за ужином. Что-то подлили или подсыпали. А вы как спали?
– Очень тревожно, как, впрочем, и всегда.
– И Дарья на бессонницу жаловалась, и Адель Вениаминовна казалась вполне бодрой.
– Да, мы с ней просидели до полуночи в холле, она по-стариковски клевала носом, но не выглядела сонной.
– Вот! – стукнула ладонью по столу Лика. – Только мне досталось зелье, и проще всего… – Она вдруг осеклась, и губы ее задрожали.
– И проще всего подлить или подсыпать его мог Лева, ухаживающий за вами за столом? – прошептала, расширив глаза, Шатова.
Лика закрылась руками и стала вздрагивать.
– Нет-нет! Прекратите себя мучить. – Люша взяла воспитательницу за плечи. – Во-первых, все это может быть совсем не так, как вы представляете, а во-вторых, ни с кем не откровенничайте и старайтесь отвлечься. Ну, насколько это возможно. И следователю все о ваших подозрениях относительно снотворного расскажите обязательно.
Люша сняла руку с плеча Травиной и улыбнулась Иде, которая принесла на подносе приборы и льняные салфетки.
– Ваши с дядей труды не пропали даром, Идочка! Видели новых постояльцев?
– Ага… Принесло же, – ворчливо сказала горничная и начала расставлять посуду.
За поздним обедом, плавно перетекшим в пятичасовой чай, Люша зорко следила за сотрапезниками, не забывая отдавать должное тающим во рту отбивным и овощному рагу. Гвоздем программы на ближайшую неделю, похоже, становилась нежданная Нина. Смачно жуя и глотая, она умудрялась одновременно вываливать на присутствующих массу ненужных подробностей своих путешествий. Переводя с одного на другого требовательный, немигающий взгляд, тетка понуждала оппонента реагировать на ее эмоциональные реплики. Это несказанно утомляло всех, включая непрошибаемую Иду.
– А я ей сказала, как есть, как надо: муж – продукция скоропортящаяся, – и Нина, сглотнув, с открытым ртом захохотала. В ответ лишь одна сыщица вымучила что-то похожее на улыбку, потому в нее и вцепилась взглядом ораторша: – Так она все равно за ним бегала и отслеживала, как он и с кем. Позорище! Однажды нашла его болтающим, ну, неважно с кем, у бассейна. И давай орать и слезы лить. Ну как есть истеричка. Я ей так и сказала, а она мне, представляете, говорит: в бассейне утоплю его и сама утоплюсь. Как есть! Ну, доведен народ вообще до предела уже. Озлобленность какая-то просто в воздухе висит, как есть ощущается. Правда же?
Вместо ответа Василий обратился к Самохину:
– Десерт, наверное, не затевали?
– Обижаете, – развел руками Феликс Николаевич. – Без особых изысков, но шарлотку уж я сотворил.
– А вы с корицей ее? Я вот один раз корицы не рассчитала, так теперь эта горечь меня преследует, как на шарлотку посмотрю, просто брррр, – вклинилась Нина.
Разглядывая вполне симпатичную, но отталкивающе настырную женщину, Люша с грустью думала: «Какой тяжелый, обреченный на одиночество тип людей представляет эта неуёмная тетка. Она самовыражается за счет близких, одобрение которых ей не так уж и важно. Главное – удовлетворить страсть словоблудия, заявить о себе. Такие за все хватаются, многое умеют и знают, но во всем скользят по поверхности, не вникая, бросая начатое на полпути, загораясь то одним, то другим. Сегодня это йога, завтра – кружок доморощенных супрематистов, послезавтра вообще какая-нибудь уринотерапия. Самый катастрофичный вариант – религиозность в духе сектантства. Впрочем, атеистки этого разряда не менее чудовищны. Да, определенно Нина вылеплена из одного теста с нашей дачной Ленкой – коннозаводчицей, у которой на полочке соседствуют иконки, жук-скарабей и свиток с индуистской многорукой богиней. При этом Ленка не оставляет порывов защитить «кандидатскую» по политологии (вот же науку выкопали!) и освоить в совершенстве японский язык. Ни того, ни другого, конечно же, не случится. Так и пребудет с ней этот интеллектуальный и духовный хаос, стирающий границы добра и зла, представление о которых у таких людей флюгерообразно, под стать настроению, то вправо, то влево. Мерило всему – она сама и ее желания. Потому мужья и дети спасаются бегством. А «нины-лены» обличают их и высмеивают перед каждым встречным-поперечным».
– Дай соль мне, пожалуйста, – попыталась переключить внимание подруги на себя Жози, полное имя которой оказалось Жозефина. Жозефина Семеновна Непопова! О как! А Нина звалась всего лишь Ниной Ивановной Столбовой. Василий уже окрестил про себя парочку Стопоповыми.
– С солью вообще изумительная история приключилась. Помнишь, Жозь? – передавая подруге солонку, принялась за старое Нина. – Значит, начну с того, что мой муж всегда ел всё подряд, как баклан. Вот потому теперь и лежит с раком прямой кишки, с разрезанным пахом в институте Герцена, что, слава Богу, касается его второй жены, а не меня.
– Нина! – умоляюще крикнула зарумянившаяся Жози.
– А здесь что – брезгливые имеются? – захохотала Нина, ударяя себя по коленке.
– Представьте себе! – громко и отчетливо произнесла Лика и дипломатично перевела разговор: – Лучше расскажите, кто вы по профессии, чем занимаетесь. Судя по всему, это связано с многочисленными поездками?
– Сейчас-то я в свободном полете. А до этого – да, жизнь меня потаскала. Геологоразведка, как есть! Вам это что-нибудь говорит?
– Чрезвычайно интересно, – с тоской произнесла Даша.
– Интересно, это когда ты в нефтяном концерне сто пятьдесят кусков получаешь, а когда в НИИ на пятнадцать тысяч корячишься? Да, Жозь?! – Гомерический хохот потряс Столбову.
Люша переглянулась с Дарьей, предчувствуя, что все, сидящие за столом, решительно откажутся от десерта и чая и вырвутся наконец из-за стола на свободу.
В этот момент в ворота отеля вошел представительный улыбчивый мужчина в добротном костюме, галстуке, который ничуть не создавал ему неудобств в жару, с ухоженной седой бородкой и тщательно уложенными волосами. В руках у него был портфель из крокодиловой кожи. «А портфельчик-то отменный», – прищурилась Люша, разглядывая квадратики, тянущиеся выпуклой, организованной грядой – от крупных к мелким, с края до края кожаного бока.
