Джеймс Олдридж - Джули отрешённый
– Демоны, демоны, демоны! – вопил он. – Демоны…
Я смотрел на Джули. Он не сводил глаз с лица Хоумза, и сперва мне показалось, он испуган, но потом я прочел в темных горящих глазах его не страх, а что-то совсем иное.
– Аллилуйя! – эхом отозвалась из кухни мисс Майл.
Хоумз поднял над головой руку с библией, высоченный, он едва не касался потолка.
– Я здесь! – воскликнул он. – Я с тобой. Я распят был со Христом.
– Со Христом… – подхватил Хеймейкер.
– И уже не я живу, но живет во мне Христос… – Хоумз яростно потряс книгой, потом небрежно произнес: – Послание к галатам, глава вторая, стих двадцатый.
– Аминь, – прошептала миссис Кристо.
– Пока хватит, – чуть даже шутливо сказал Хоумз. – Завтра мы нагоним страху на непослушных бесенят, которые еще прячутся в твоем несчастном страждущем теле. Но вот что я тебе скажу, брат. Вот что я тебе скажу… – Он протянул к Джули руку, я думал, он сейчас до него дотронется. Джули, видно, тоже так подумал – он весь сжался. – Ты должен сам выкорчевать свою болезнь, сын мой. Ты должен сам ее выкорчевать…
Теперь он обращался уже не к небесам и не в пространство, но прямо к Джули, а тот все глубже и глубже погружался в могилу из одеял.
– Искорени недуг свой, брат! – рокотал Хоумз. – Сумей устоять против накрашенных губ и нарумяненных щек. Держись подальше от шелестящих шелков, покачивающихся бедер, от грохочущего на окраинах сатанинского джаза. Они ужасны! Чудовищны! Отшвырни зло, как псов, что хватают тебя за ноги! – гремел он. – И когда захочешь помочь себе, когда понадоблюсь я тебе, скажи мне только: Христос жив, он здесь, он обитает в твоей плоти, брат. Только скажи так, Джули, и все мы придем к тебе, и ты в неделю поднимешься с одра болезни, и исцелишься, и на веки вечные избавишься от греха.
Миссис Кристо прислонилась к дверям, она еле держалась на ногах, будто каждым своим словом Хоумз толкал ее пасть на пол и корчиться беспомощно в восторженном исступлении.
Но Джули лежал молча, лицом к стене.
– Что ж, хорошо. Хорошо, – поспешно сказал Хоумз с противным смешком. – Выпьем еще чашку чаю, а потом как следует ополчимся на этого гордеца, который срывает покровы с любострастия и греха: «Где стены средь дворца»…
С минуту мы трое еще оставались прикованными к месту и душой и телом. Но по щекам Джули текли слезы – такие слезы проливает разбитая и осажденная армия, окруженная превосходящими силами противника, когда ей только и остается, что держаться, ждать, дышать… дотерпеть до горького конца.
– Если ты собираешься сесть, накинь на себя что-нибудь, – сказала Бетт, когда Хоумз вышел.
Я готов был обнять Бетт за то, что она подала сейчас Джули такой дельный совет.
– Мне надо встать, – сказал Джули.
– Зачем?
– Мне надо выйти.
Наверно, он хотел пойти в уборную, а она была во дворе, за поленницей. Бетт, видно, тоже это поняла, и когда он стал выпрастывать ноги из-под одеяла, я думал, она скромно отвернется. Но наша простодушная Бетт и вела себя простодушно, а когда Джули встал с постели, оказалось, он в ночной рубашке, которая доходила ему до середины икр.
– Вот надень-ка, – сказала Бетт и накинула ему на плечи скаутскую рубашку.
– На что она мне!
– А тапочки у тебя есть?
Джули покачал головой.
– Тогда башмаки надень, – сказала Бетт.
– Ждите меня здесь, – сказал Джули.
Выйти во двор можно было только через кухню, и Джули весь напрягся, стиснул зубы, ясно было: как ни слаб, пойдет сам.
– Сидите и ждите, – повторил он уже от двери, чтоб мы не смели пойти за ним. Когда он проходил через кухню, раздались встревоженные крики миссис Кристо и пансионеров и радостный, ободряющий крик Хоумза. Спора не было, хотя мы слышали – миссис Кристо просила Джули вернуться или позволить ей пойти с ним. Все-таки ему удалось выйти одному, но с веранды мы видели – пошел он не к уборной, а к поленнице и сел на колоду.
– Спятил, – сказал я.
– Они всегда так? – тихонько спросила Бетт. – Этот Хоумз, он всегда так проповедует?
– Наверно. Я раньше никогда при этом не был. Джули не хочет, чтоб кто-то видел, что здесь творится.
Бетт все смотрела на Джули, она и сама была в мучительном замешательстве.
– Мне очень жаль его маму, – сказала она. – Бедная женщина, похоже, она просто не знает, как с ним быть.
– Отчасти Джули сам виноват, – сказал я.
– Почему? Он плохо с ней обращается?
– Нет. Просто не хочет, чтобы кто-нибудь встревал между ним и матерью. Вот никто и не может им помочь.
Мы видели, как Джули, босой, ходит взад-вперед по щепкам – он восстанавливал свою броню. Наверно, ему было больно, но он все ходил и ходил. Потом медленно двинулся по немощеной дорожке к парадному ходу.
– Хорошо, хоть больше никто из наших городских не увидит его вот так, в ночной рубахе, – сказал я. – Даже Джули это бы не сошло с рук.
– По-моему, он об этом и не думает, – огорченно сказала Бетт, и мы стали ждать возвращения Джули.
Вернулся он не скоро, и когда наконец вошел через кухню, с ним была Норма Толмедж: ярко накрашенные губы, высокие каблуки, ни шляпки, ни чулок, облегающее шелковое платье, ввалившиеся щеки (зубов-то не хватает), яркие, коротко стриженные волосы повязаны красной лентой. Где-то на картинке она увидала такую вот девчонку, подделалась под нее и не прогадала.
– Джули не хотел меня впускать, – сказала нам Норма, – а я взяла да и пошла за ним.
– Здравствуй, Норма, – сказала Бетт. У Нормы вырвался вздох облегчения.
– Вот не думала встретить тебя здесь, Бетт, – сказала она. – Как тебя сюда занесло?
– Я пришла с Китом.
– Что ты придешь, я знала, – сказала мне Норма. – Билли мне говорил. Ну, я и решила сама посмотреть, что с ним такое. Я не знала, что он болел. Господи, вы только поглядите на него! Крепко, видно, тебя прихватило, – сказала она Джули.
Джули с трудом забрался в постель, ничьей помощи он принять не пожелал.
– Сперва я ждала за воротами, – Продолжала Норма. – Слышала, как тут поют и молятся, неохота было на все это напороться. Сидела на крыльце, думала – наберусь храбрости и постучу в дверь, а потом вижу, он идет, ну, настоящее привидение. – Она пальцем ткнула в сторону Джули.
Гостей стало трое, а стул один, и Норма уселась на кровать, закинула ногу на ногу, – они были совсем коричневые от загара.
– Господи, до чего ж я рада, что вы оба здесь! – сказала она. – Когда я шла через кухню, они там чуть не подохли от ужаса. Почему ж ты мне не сказал, что болен? – спросила она Джули. – Все думали, они просто тебя запугали. А я так и чувствовала – что-то неладно. Спрашиваю Дормена Уокера, куда ты подевался, а он говорит, наверно, уехал в Ной работать на разборке изюма. Но мне что-то не верилось. Я бы давным-давно пришла к тебе и все разузнала, – говорила она Джули, – да только выхожу раз из нашей калитки, а тут твоя мать, остановила меня и давай просить, чтоб я от тебя отстала. Пожалуйста, мол, оставьте его в покое. Прямо умоляла…
Джули слушал бесстрастно. Похоже, он вновь обрел мужество и опять стал самим собой.
– Она была со мной уж до того мила, – продолжала Норма. – Даже за руку меня взяла, очень все мило. – Норма подпрыгнула на кровати. – А все-таки по ее милости я почувствовала себя прямо какой-то Эстер Прин.
В ту пору я не знал, кто такая Эстер Прин: Готорна я еще тогда не читал. А Норма читала. Пристрастие к книгам, ко всяким книгам – дурным и хорошим – было еще одним грехом, который ей следовало искупить. Говорили, она весь день валяется, задрав ноги, читает романы и уплетает шоколад.
– Ты поосторожней, – спокойно сказал ей Джули; он опять лежал на спине, заложив руки за голову. – Он сейчас сюда заявится.
– Подумаешь, – отозвалась Норма.
– Может, лучше уйдешь? – предложил Джули.
– Вот еще, я ему не поддамся.
– Ты не понимаешь, – сказал Джули. – Тебе будет неприятно.
– Это ты не понимаешь, – возразила Норма. – Бетт, скажи ему, что он должен постоять за себя. Скажи ему ты, Бетт.
– Бетт тут ни при чем, – сказал Джули.
– Ну и пускай. Но уж я-то не собираюсь ему поддаваться.
Годами доктор Хоумз призывал адский огонь и проклятия на головы парней и девчонок, что собирались на танцульках. Однажды он обозвал их зловонными орхидеями на сатанинской навозной куче, и вдруг один из зловреднейших цветов очутился в его владениях.
– Если он придет сюда по мою душу, скажи ему, пускай не лезет не в свое дело, – сказала Норма.
– Это его дело, – возразил Джули. – Как раз этим он и занимается.
Я взглянул на Бетт. Она зорко к ним присматривалась и, хотя нашей прямодушной Бетт ревность была неведома, но она впервые видела, что Джули близок с кем-то еще. В сущности, у его постели собрались сейчас те трое, с кем только и связывали его хоть какие-то узы, кому он хоть отчасти доверял.
– Лучше вам всем уйти, – сказал он, и это прозвучало как предостережение.
– Нет, – сказала Норма. – Ты должен постоять за себя.
