Екатерина Островская - Охотник желает знать
– Пойду полежу, отдохну. Ты не против?
– Дело хорошее, – согласился Гречин.
– И почему он вдруг решил покончить с собой? – вздохнула Марина, уходя в спальню.
– Ему помогли, – крикнул ей вслед майор. – Похоже на то, что водитель свел с ним счеты.
А может, и не крикнул, просто сказал. Слышала его невеста или нет, Гречин не знал, но она ничего не ответила.
Через полчаса Алексей заглянул в спальню – Марина спала, свернувшись калачиком на покрывале. Подошел и укрыл ее своим банным халатом. Потом отправился в кабинет и стал размышлять.
Что делать, он не знал. Допросить Петрова и Юлию Дмитриевну под запись и под подпись не может. Коровин и вовсе пошлет подальше. Да еще надо быть осторожным и носить в кармане чужой незарегистрированный пистолет. Кстати, диски дома лучше не хранить: квартира хоть и под охраной, а в подъезде и снаружи видеокамеры, только для опытных людей это не препятствие. Нужно переправить их в более надежное место. Куда спрятать диски, Гречин не знал, но все же собрал их и уложил в полиэтиленовый пакет. Вынес его в прихожую, еще не зная, что будет делать с ними дальше.
Обувшись в кроссовки, майор вышел из квартиры и спустился во двор. Начинало темнеть. Вокруг было безлюдно. Гречин оглядел автомобили, которые стояли неподалеку от его «Камри». Вроде бы те же самые, что стоят на этих местах каждый вечер. Открыл багажник своей машины и засунул туда пакет с дисками. Потом прогулялся немного по двору и направился на аллейку. Здесь было намного темнее. Алексей достал мобильник и позвонил Наташе.
– Где вы сейчас?
– Только что вышла из метро, – ответила девушка, – бегу домой.
– А я по аллее иду вам навстречу. Так что не бойтесь ничего.
– А я и не боюсь.
Вскоре майор увидел Наташу, которая и в самом деле спешила, но, заметив его, немного сбавила темп. Алексей вдруг поймал себя на том, что сравнивает: Наташа немного ниже ростом и тоньше Марины. Его невеста выше и грациознее, все движения размеренны, она почти никогда не спешит, осторожно ставит ногу, и ее бедра при ходьбе плавно покачиваются. Прическа Марины – произведение искусства, а у Наташи просто волосы, едва достающие плеч. На лбу челка.
– Опять поздно возвращаетесь? – спросил Гречин после того, как поздоровался с девушкой. – За карьеру, вероятно, беспокоитесь?
– Просто некуда спешить – мама с сыном на даче. Что одной дома делать? А так хоть лишний час поработаю с документами.
– Неужели не хочется занять должность повыше? Стать директором, например?
– Нет, не хочется. Тогда совсем свободного времени не будет, а семья, согласитесь, главное в жизни.
– Замуж еще раз собираетесь?
– Сложный вопрос. Пока никого не встретила. Ведь теперь надо, чтобы мой избранник не только меня полюбил, но и моего сына.
– Если полюбит вас, то и сына вашего, и маму.
Наташа вздохнула.
– Конечно, а как же иначе. Один раз я по наивности вышла замуж. Молодой и симпатичный парень сделал предложение, и я обрадовалась, хотя чувствовала, что не люблю его. Нравилось, может быть, что он веселый, не жадный, комплименты говорит. Опять же проверенный, с подружкой моей встречался. – Наташа засмеялась. – Глупая была, второй курс, мне восемнадцать лет всего.
Они подошли к ее дому, постояли какое-то время, разговаривая, потом Гречин поспешил назад. Шел, вспоминал Наташу и думал: «Какая хорошая девушка! Скромная и открытая…»
Марина спала. Теперь уже под одеялом. На тумбочке рядом с кроватью стоял поднос, на нем пустая тарелка и стакан с недопитым апельсиновым соком – Марина, как видно, выходила на кухню. Может, она хотела поужинать с ним вместе, а его не было.
Алексей прикрыл дверь спальни и направился в кабинет. Сел за стол и увидел перед собой плоскую коробочку с DVD-диском, явно из домашнего видео Дарькина. Наверное, Алексей не заметил его, когда упаковывал в пакет остальные. Коробка, как и другие, была с бумажным вкладышем. На нем изображена блондинка и стояла надпись: «Девушка с жемчужной сережкой». Гречин вышел из-за стола, запер дверь, вставил диск в проигрыватель, сел к телевизору поближе, уменьшил звук.
Появилось изображение, и Алексей не поверил своим глазам. Он даже зачем-то взял в руки пустую коробочку, словно хотел ознакомиться со списком актеров. Взял – и превратился в соляной столб. Перед ним было лицо Марины, пытающейся продеть в мочку уха сережку с крупной жемчужиной. Тут камера отъехала, и Гречин увидел, что Марина совершенно голая. Это точно была она, а не просто похожая на нее девушка, ведь Алексей знал каждый сантиметр ее тела, помнил все ее движения. Вот Марина поднялась, отошла от зеркала, перед которым сидела: каждый ее жест был отточенно красивым. Подошла к кровати, на которой уже лежали Илона Крошина и двое мужчин – Дарькин и Виталий Степанович Колосков.
Гречин почувствовал, как кровь прилила к его лицу, как задрожали от напряжения руки. Ему захотелось закричать, разбить экран. Но то, что происходило на нем, уже случилось когда-то, и ничего изменить было нельзя. Он отбросил коробку в сторону, поднялся, вышел из кабинета, подошел к спальне, открыл дверь и посмотрел на свою спящую невесту. В ушах стоял гул, кроме которого не было никаких других звуков. Алексей не понимал, что с ним. Вообще не понимал, что произошло, что происходит и почему она спит так мирно и спокойно. Ему захотелось подойти, схватить Марину и трясти, трясти, трясти. Он стоял и боялся себя самого, того, что может сейчас сделать. Хотел взвыть или хотя бы ударить в стену, в дверь кулаком. Ударить так сильно, чтобы проснуться от боли. Но то, что происходило с ним, не было сном – опустился вечер, спальню окутывал полумрак, а за окном мерцал, переливаясь стронциевым светом, лимонный фонарь.
Гречин прошел на кухню, открыл холодильник и достал оставшуюся после ухода Бурцева начатую бутылку «Ржаной». Взял с полки восьмигранный стакан с тяжелым толстым донышком. Накануне они с Бурцевым пили из таких стаканов виски. Алексей смотрел на него и не мог вспомнить, что хотел только что сделать. Что-то очень важное, но ушедшее куда-то. Мысль крутилась где-то рядом, но он не мог ее поймать – ту мысль, которая объяснила бы все.
Майор снова посмотрел на стакан, который держал в руке, на бутылку, которую держал во второй, и попробовал налить водку в стакан на весу, как обычно пожилые люди накапывают лекарство в мензурку. Но руки тряслись, просто ходуном ходили. Тогда он поставил стакан на стол и наполнил его полностью. И сразу выпил в два глотка. Водка обожгла горло. Алексей поставил стакан на стол и, словно торопясь куда-то, допил остатки прямо из горлышка бутылки.
На душе было тошно, противно. Он открыл холодильник, достал из отделения для фруктов зеленое яблоко и откусил, но тут же отбросил его. Яблоко покатилось по столу, упало на пол, прокатилось по нему и ударилось в стену. Алексей смотрел на плод, пытаясь понять смысл всего – смысл движения катящегося яблока и смысл движения всей его, Гречина, жизни, которая катилась легко и просто, пока не ударилась о стену сегодняшнего вечера. О стену, за которой была пустота и тьма. На столе лежала скомканная пачка сигарет, оставленная Бурцевым. Алексей вытащил одну, нажал на кнопку включения огня на плите, вспыхнуло голубое пламя. Он наклонился и прикурил, опалив себе брови. Потом опустился за стол и сказал сам себе вслух:
– Да… вот такая, блин, фигня получается…
Гречин не знал, когда была сделана запись с Мариной. Вероятно, несколько лет назад. Прическа у «киношной» Марины была немного другая – волосы мелированные, светлые, которые шли ей. Такой он ее не видел никогда. И не думал, что увидит когда-нибудь. Не потому ли девушка так быстро поднялась по служебной лестнице, что согласилась на то, от чего многие, большинство вероятно, отказываются? Не потому ли занимается международными проектами «Весты», встречает в аэропорту инвесторов, потом отвозит их в отели и возвращается за полночь? Об этом не хотелось думать, но ничто иное не лезло в голову, потому что там уже не осталось места ни для чего другого.
Алексей вернулся в кабинет, бросил взгляд на экран и отвернулся. Протянул руку к пульту, собираясь выключить видео, но картинка вдруг сменилась, фильм воспроизводился дальше. Постель была пуста, а в самом углу кадра в креслах сидели голые Дарькин и Колосков.
– Что там с Шинкаревым? – спросил Колосков.
– Требует денег.
– А когда акции на тебя переписывал, он на что рассчитывал? Что ты будешь всю прибыль до копеечки ему отдавать? Сколько хочет-то?
– Сорок миллионов без малого, – ответил Дарькин. – Не рублей, разумеется.
– Я кредитов тебе больше не дам. Во-первых, сумма огромная, а во-вторых, ты мне и так немерено должен. Решай сам, что делать.
– Уже решил. Пошлю в Новгород водилу своего. Тот мастер по таким делам. Никто и не поймет, что это убийство.
– Только смотри, чтоб все чисто было. А то я могу своим ребятам поручить.
