Сол Стейн - Фокусник

— Дело еще не закончено. Урек чуть не задушил Джафета. От этого никуда не денешься.

— Мне, Всевышнему и тебе известно об этом, но мы не входим в состав жюри. А Томасси как раз и старается убедить их в обратном. Кстати, ты знаешь, чем он сейчас занимается? Он в камере Урека.

— И что из этого?

— Он пошел к Уреку сразу после совещания у Брамбейчера. Ты думаешь, он сидит там только для того, чтобы подбодрить парня?

— К чему ты клонишь?

Ферлингер разглядывал пальцы, будто раздумывая, не пора ли ему стричь ногти.

— Я полагаю, Томасси собирается выставить Урека в качестве свидетеля.

— Он не посмеет.

— Держу пари, они репетируют завтрашнее выступление.

— Он не решится на такое!

— Я скажу тебе, почему он это сделает. — Ферлингер встал. — Ты любишь рассуждать о решающем факторе. Так вот, в деле Урека решающим фактором является то, что Томасси умнее тебя.

Школьный сторож, волоча ноги, подошел к креслу и осторожно опустился в него.

— Пожалуйста, скажите, как вас зовут, — начал Кантор.

— Феликс Гомес.

Стенографистка попросила его произнести имя и фамилию по буквам. Сторож покачал головой. Он не мог этого сделать.

— Запишите имя по правилам грамматики, — сказал судья Брамбейчер. — Если понадобится, мы сверим вашу запись с его документами о приеме на работу.

— Вы сторож в школе Оссининга?

— Да.

— Давно вы работаете сторожем?

Старик пожал плечами.

— Пять лет, десять, что-то вроде этого.

Кантор взглянул на судью. Брамбейчер кивком показал, что прокурор может продолжать.

— Что произошло праздничным вечером после танцев?

— Утром пришлось убирать много мусора.

— Нет, что произошло вечером?

— Вы насчет того, о чем мы говорили в вашем кабинете?

Кантор покраснел.

— Да.

— Я услышал крики, взял фонарь, подошел к двери, шел сильный снег, увидел, что дерутся, вызвал полицию.

— Вы можете опознать людей, которых видели в тот вечер?

— На улице, перед школой?

— Да.

— Конечно. Я видел мистера Джафета, учителя, и его, — сторож указал на Урека. — Он это сделал.

— Что он сделал?

— Он чуть не задушил того парня. Иначе зачем полиция арестовала его, почему он здесь?

Томасси вскочил на ноги.

— Мистер Гомес, — судья наклонился вперед, — в тот вечер вы видели кого-нибудь, кроме мистера Джафета, около школы?

— Девушку.

— Вы могли бы опознать ее?

— Нет.

— Вы видели около школы подсудимого, Урека? — добавил Кантор.

— Он бьет окна.

— Где?

— В школе. Очень часто.

— Он разбил окно в тот вечер?

— Я думаю, нет.

— Вы видели Урека перед школой, когда вышли на улицу с фонарем?

— Шел снег, сильный снег.

— Вы видели Урека? — Кантор повысил голос.

Сторож ответил не сразу.

— Я думаю, — наконец сказал он.

— Вы думаете — что?

— Я думаю, что видел его, — сторож указал на Урека.

— Благодарю вас. — Кантор облегченно вздохнул.

Старик хотел встать, но прокурор остановил его.

— Ваш свидетель, — сказал он Томасси. Томасси встал и быстро подошел к свидетелю.

— Кто вы? — испуганно спросил Гомес.

В зале рассмеялись. Даже судья не удержался от улыбки.

— Я адвокат подсудимого, мистер Гомес. И хочу задать вам несколько вопросов.

— Я уже отвечал.

— То были другие вопросы.

— Хорошо. — Старику нравилось находиться в центре внимания.

— Вы пьете виски на работе?

— О чем вы говорите, я никогда не пью виски.

— Пожалуйста, отвечайте «да» или «нет».

— Я говорю правду.

— Так что вы пьете кроме воды?

Гомес слабо улыбнулся.

— Сандерберд.

Томасси вернулся к своему столику и достал из сумки бутылку с яркой этикеткой.

— Вы предпочитаете эту марку? — сказал он, поднося бутылку к лицу свидетеля.

Гомес инстинктивно потянулся к бутылке, но Томасси оказался проворнее и убрал ее под общий смех.

Брамбейчер постучал по столу, требуя тишины.

— В тот день вы пили вино?

— Кажется.

— Неужели вы не помните?

— Я говорю — кажется, потому что немного выпиваю каждый день… — Гомес осекся, поняв, что этого не следовало говорить.

— И каждый день вы выпиваете по галлону? — быстро спросил Томасси.

— Нет, никогда, — рассердился Гомес. — Только одну бутылку, максимум две.

— Только одну бутылку утром?

— Нет, половину.

— И?

— Ваша честь, пожалуйста, напомните адвокату, что «и» — это не вопрос, — вмешался Кантор.

— Благодарю вас, — Томасси картинно поклонился прокурору. — Мистер Гомес, вы выпиваете вторую половину бутылки за ленчем?

— Конечно.

— Мистер Гомес, а днем вы выпиваете еще бутылку, каждый день?

— Школьники не видят меня. Я пью в подвале. Один! Клянусь!

— За ужином вы выпиваете еще полбутылки?

Кантор не выдержал:

— Не хочет ли адвокат, чтобы я принес ему арифмометр?

— Прошу вас, не волнуйтесь, — ответил Томасси. — Ваша честь, я думаю, ни у кого не осталось сомнений, что свидетель страдает хроническим алкоголизмом и ко времени тех событий выпил чуть ли не галлон вина. Вряд ли он мог отдавать отчет в том, что происходило перед его глазами.

— Ложь! — вскричал Гомес, поднимаясь на ноги. — Вы пытаетесь лишить меня работы! Ложь!

Судья Брамбейчер разрешил свидетелю покинуть зал. Кантор подошел к судье.

— Ваша честь, я потрясен обращением мистера Томасси с последним свидетелем.

— Молодой человек, — ответил судья, — поживите с мое, увидите и не такое.

— Но, ваша честь, зачем…

— Томасси не сделал ничего предосудительного, — оборвал прокурора Брамбейчер. — Мы ждем вашего следующего свидетеля.

Кантор взглянул на стенографистку.

— Обвинение закончило представление доказательств, — сказал он, казалось обращаясь только к ней.

— Ваша честь, — воскликнул Томасси, — прошу прекратить дело на основании того, что обвинению не удалось…

Судья остановил его и попросил членов жюри выйти из зала суда.

— Мистер Томасси, — сказал он, когда за ними закрылась дверь, — я прекращаю дело по пункту обвинения, касающемуся нападения на Эдварда Джафета в «Фелпс Мемориал», так как… — Брамбейчер понизил голос, чтобы его могли слышать только Кантор и Томасси, — обвинению действительно не удалось доказать, что именно Урек перерезал трубку в больничной палате. Томасси, я знаю, что он там был, Урек знает, что был там, но присяжным об этом ничего не известно, так как Кантор не смог привести убедительных доказательств присутствия Урека в палате Джафета.

Когда присяжные вновь заняли свои места, судья обратился к Томасси:

— Давайте побыстрей покончим с этим делом. Прошу вас позвать первого свидетеля.

— Ваша честь, мой первый свидетель — подсудимый Стенли Урек.

— Ирен, я думаю о Нью-Мехико, — сказал судья Брамбейчер жене, когда обед подходил к концу.

— Что сегодня произошло?

— Я не понимаю, почему не могу подумать об отдыхе.

— И чем ты собираешься заниматься в Нью-Мехико?

— Не знаю. — Судья вздохнул. — В этом-то вся загвоздка.

Эд наконец дозвонился Лайле.

— Завтра Урек будет давать показания.

— Я слышала. Об этом говорит весь город.

— Ты поедешь?

— Я не могу пропустить занятия.

— Лайла.

— Да?

— Ты знаешь, я не стал давать показания.

— Я слышала. Ты молодец.

— Мой отец вчера был бесподобен.

— Я слышала.

— Надеюсь, мы скоро увидимся.

— Хорошо, что ты позвонил, Эд. Удачи тебе.

Положив трубку, Эд долго думал о том, что она хотела этим сказать.

На следующее утро Эд, его отец и мать вошли в зал суда и сели в последнем ряду. Родители Урека сидели чуть впереди, по другую сторону центрального прохода.

Эду казалось, что он в театре на интересном спектакле. Судья в черной мантии занял свое место. Тут же к нему подошли адвокат и прокурор. Появился Урек, в костюме и галстуке, с короткой стрижкой, сел в кресло для свидетелей, поднял правую руку, положил левую на Библию и дал клятву говорить правду, всю правду и ничего, кроме правды. Томасси сиял, как медный таз, и улыбался всем присутствующим, даже Кантору и Ферлингеру.

— Вы учитесь в школе Оссининга? — задал он первый вопрос.

— Да, сэр.

— Вы успеваете по всем предметам?

— Да, сэр.

— У вас есть мотоцикл?

— Нет, сэр.

— Вы умеете водить мотоцикл?

— Нет, сэр.

— Вы когда-нибудь курили марихуану?

— Мистер Томасси, — вмешался судья Брамбейчер, — если свидетель, дающий показания под присягой, скажет о совершенном им правонарушении, против него может быть возбуждено уголовное дело. Положительный ответ на заданный вами вопрос дискредитирует свидетеля. Он это понимает?